Адам Пшехшта - Губернатор [litres]

– Ты не мой начальник! Если бы Ставка хотела мне что-то передать, то я сейчас разговаривал бы непосредственно с ними.

Самарин посмотрел на него с отвращением, потом затушил окурок в пепельнице.

– У тебя нет никаких угрызений совести, да? Тебя не волнует, что наступление может провалиться? Главное, себе карман набить.

– Прошу прощения! Я…

– Молчать! – рявкнул Самарин. – Ты говоришь, что Ставка разговаривала бы с тобой? А вот и нет, уже никто не хочет с тобой разговаривать. Генерал Алексеев ознакомился со всеми рапортами, которые твои коллеги так услужливо заблокировали вместе с моими комментариями. И он принял решение. С одобрения Его Величества. Никто не станет на твою сторону. Ты остался один.

Лебединский сжал губы и потянулся за телефоном, соединился со штабом армии, назвал свою фамилию. Самарин не услышал ответ, но выражение лица генерала говорило само за себя.

– Никто не будет с тобой разговаривать, – повторил он. – Ты стал парией.

Лебединский дернул ворот, на стол посыпались пуговицы.

– Какие распоряжения? – спросил он хриплым шепотом.

– У тебя неделя, чтобы продвинуться в работе. Неделя, и ни дня больше! Плацдарм для атаки, пункты наблюдения, укрепленные железобетонными балками убежища. Это программа-минимум. Твой участок Брусилов посетит лично. И он примет окончательное решение насчет твоей дальнейшей участи. И нет! Не обольщайся. Это конец твоей карьеры. Возможно, они позволят тебе самому уйти в отставку. Если не приложишь всех стараний, офицерский трибунал осудит тебя за растрату и выгонит из армии.

По вискам Лебединского стекали крупные капли пота, офицер точно знал, что, если его выгонят из армии по решению военного суда, он окажется на задворках общества. Уже никто не подаст ему руки, не сыграет с ним в карты, не примет в клуб. Большинство офицеров в подобной ситуации находили спасение в стволе револьвера, считая это лучшим решением, чем жизнь в позоре.

– Я не знаю, хватит ли мне средств, – промямлил Лебединский. – Курс серебра…

– Молись, чтобы хватило, – сказал Самарин. – А теперь прощай. Мне пора.

Анна ждала его возле нанятого экипажа, Самарин не хотел использовать машину Лебединского. Девушка разговаривала с Матушкиным и с каким-то мужчиной в солдатской шинели.

– Может, представишь нас? – предложил он, целуя Островскую в щеку.

– Это Вячеслав Уминский. Помнишь? Я рассказывала тебе, как он помог мне избавиться от настойчивого ухажера.

Офицер кивнул, подал руку Уминскому, тот пожал ее после секундного колебания.

Широкое лицо с выразительными чертами могло принадлежать только крестьянину, но глаза, светящиеся умом, выдавали ошибку первого впечатления.

– Я ваш должник, – сказал Самарин, вручая Уминскому визитную карточку. – Сейчас я очень спешу, но позже у нас будет время поговорить. Прежде всего приглашаю вас на нашу свадьбу. Вместе с коллегами, – многозначительно добавил он. – Прошу только прислать мне фамилии, и я улажу все формальности.

– Если барышня Островская пожелает, – ответил Уминский.

– Конечно же да! Как я сама об этом не подумала!

После короткого прощания они сели в экипаж, и Самарин поторопил извозчика. Он не хотел оставаться в Молодечне ни одной лишней минуты.

– Хорошо, что ты его пригласил, – сказала Анна. – Но о каких коллегах ты говорил? Я не знаю близко больше никого из солдат. Даже того ребенка, что вытащила из-под бомб. Знаю только, что его имя Илья.

– Я подозреваю, что твой приятель не стягивал Афанасьева с коня в одиночку.

– Что?!

– Ты правда еще не поняла? Солдаты отделали его и пообещали добавить, если он не оставит тебя в покое. Знаешь, это фронт, и тут можно поймать случайную пулю. Кто бы потом разбирался… Отсюда и перемена в поведении майора, – пояснил Самарин.

Анна сняла шляпку и начала обмахивать покрасневшее от эмоций лицо.

– Ну я и идиотка, – пробормотала она. – Даже не поблагодарила их.

– У тебя будет такая возможность на свадьбе, – успокоил он.

– У вас есть при себе алкоголь? – внезапно спросила она.

– Вам плохо? – забеспокоился Матушкин.

– Что вы! Я только спросила.

– У нас купе первого класса, в баре должно что-то быть, – ответил генерал.

– А сигара или сигарета?

– А это тебе зачем?

– Никогда не курила табак, понимаешь, не было случая. Как и с алкоголем: пила только вино и шампанское, ну не считая того случая с ноябревкой. Сейчас я бы хотела попробовать крепкий напиток. Кажется, кто-то говорил про непристойные предложения.

– Я совсем не это имел в виду…

– Трусишка? – провоцировала девушка.

– Можете попробовать мои. – Матушкин подсунул Островской портсигар. – Это легкий турецкий табак, на первый раз подойдет.

– Спятил?!

– Не следует отказывать даме, – парировал полковник.

Самарин поднял глаза к небу, но на лице Матушкина была сама невинность.

Анна осторожно затянулась, закашлялась и попыталась снова.

– Я видела, как наш кучер из дыма формировал такие колечки, но у меня как-то не выходит, – сказала она.

– Я научу вас.

– Ни в коем случае! Если уж так надо, я сам этим займусь, – рявкнул Самарин. – Что на тебя нашло? Ты же учительница.

– Конечно. И все эти годы, наказывая девочек за подобное, думала, ничего ли я не теряю? Сейчас и хочу это проверить.

– Ну вы и озорница, – похвалил Матушкин.

Островская засияла, словно ей предложили царскую корону.

– Сигареты – это одно, но коньяк или водка для дамы? Ты уверена, что хочешь начать нашу семейную жизнь с тошноты и похмелья?

– Настоящие друзья познаются в беде, – беззаботно ответила девушка.

Самарин беспомощно застонал: похоже, что его друг и свежеиспеченная невеста нашли общий язык.

– Ну хорошо, – хмуро сказал он. – Если что, подержу тебе мисочку.

«Интересно, что она захочет, когда попробует алкоголь? Автомобильные гонки? Может, дуэль на рассвете? Что бы там ни говорили, но жизнь с Анной точно не будет скучной», – подумал он.

Самарин почти не ощутил, как остановился экипаж – карета, сделанная парижской фирмой Бигнер, была оснащена прекрасными амортизаторами, что скрадывали всякие неровности дороги. Кучер подбежал к дверям и привычным движением развернул ступени-гармошку.

– Я боюсь, – прошептала Анна.

– Ты прекрасно выглядишь, – заверил ее офицер, подавая руку.

– Если бы твоя тетя была распутным уланом, это имело бы значение. К сожалению, я боюсь, что внешний вид будет последним, на что она обратит внимание.

– Ты неплохо держишься, правда. Я видел, как дамы теряли сознание, когда им выпадала возможность предстать пред очами княгини.

– Это должно было меня успокоить? Большое тебе спасибо!

Слуга поприветствовал их поклоном и, забрав верхнюю одежду, пригласил в комнату. Самарин стиснул зубы и силой воли сдержал себя, чтобы не обогнать Анну, – в конце концов, салон княгини не являлся подозрительным логовом, где женщине грозила бы опасность. По крайней мере, физическая…