Кирилл Вер - Над вечным покоем

– Что он пил? – проговорила жена серьезным голосом, пока искала на оголившейся сырой руке спавшиеся жилы.

– Не знаю. Когда я пришел, они уже были пьяные.

– Господи, он же не один там сидел! – Юлька хлопнула себя по лбу.

– Бобриха. Это она сделала, – подытожил Марков печальную истину.

Юлька отослала Маркова за сивухой. Зверолов сперва удивился просьбе жены, ибо время на исходе, но потом понял, к чему вела мудрая лекарша. Офицер не раз видел, как солдатня травилась бабкиными наливками и чем дохтура-полевики поили ослепших ребятушек. Хорошее бухло быстро убивает внутри отравленного перебраженные яды. Отдав жене пузырь, из которого недавно пил, Марков отошел в сторону, дабы не мешать. Юлька старалась откачать лесоруба, чья жизнь неминуемо выплескивалась наружу вместе с водянистой слюной и кровавой рвотой. Чертово пойло, что бездумно потребили митричи, неимоверной силой выбивало душу здоровяка из грудной клетки, оставляя после себя лишь смертельную пустоту между ребер. Марков беспомощно смотрел на мучительную агонию и не верил, что лесоруб перестает сопротивляться. Старик уходил в тяжелых муках – лицо кричало болью, в которой слились страдание и нечеловеческий ужас перед ликом смерти. А ведь Митрич всегда казался таким живым и крепким, несмотря на солидный возраст. Черт, но даже былинные богатыри не могут воспротивиться беспринципной судьбе, когда та повелит отправиться к праотцам. Мечты Митрича о лучшей жизни в Речном мигом обратились в прах, и впредь только блеклые воспоминания изредка будут нашептывать Маркову помянуть Митрича на Мертвый день. Марков сжал губы, ибо знал, что лесоруба уже не спасти. Равнодушие одолело Маркова, и лишь Юлька, отчаянно вливавшая соль, до последнего надеялась вернуть мужика к свету. Она будто не замечала предсмертных мук, что раздирали лицо лесоруба, не слышала хруста костей и запаха опорожнившегося кишечника. Юлия слепо качала грудную клетку вверх-вниз, надеясь завести угасающий ритм некогда могучего сердца.

Яд оказался сильней. Несмотря на вызванную пальцем рвоту, промывание желудка и вливание сивухи Митричу в рот, Юлька не смогла откачать лесоруба. Казалось, что прошло много времени, прежде чем жена Маркова признала поражение. Грудь мужчины перестала вздыматься. Вместе с дыханием упорхнула и жизнь, оставив Юлю и Маркова в компании с покойником.

Юля обмякла. Она посмотрела на Митрича опустошенным взглядом, полным слез и бессилия. Лекарша отпрянула от тела, свернулась калачиком прямо на рвоте и взвыла как ребенок, который только что осиротел.

– Я… Я не… – заливаясь слезами, хрипела жена. – Он умер, Миша… УМЕР!

Только не думай про отца, прошу тебя. Не думай про него!

— Ты сделала все, что могла, – Марков подошел к жене, стараясь не смотреть в запавшие глаза Митрича.

– ОН УМЕР! – закричала Юля, подняв голову.

Приступ помешательства явил себя быстро. Жена, громко ругая всех подряд, принялась молотить кулаками по телу Митрича, по кровати, по полу. Буйный взор метался от предмета к предмету, и Марков перестал шевелиться, чтобы не попасть под горячую руку. Она била с неимоверной силой, позабыв про боль. Следопыт никогда прежде не видел такой ярости у супруги, казавшейся кроткой с ним наедине, однако внезапная смерть пожилого мужчины будто выдавила наружу эмоции, которые спали в глубинах души долгими зимами. Марков выжидал, понадеявшись на скорую усталость Юли, но та и не думала успокаиваться. Свинец в голове после тяжелой ночи еще не успел рассосаться, поэтому крики отчаявшейся жены стали действовать на нервы. Ее вопли резали уши Маркова словно ржавая пила. Он не мог с собой справиться, и перед глазами стала наливаться серая пелена злости. Охотник хотел заткнуть уши и выйти прочь, но не мог оставить жену в одиночестве с покойником.

Закрой же рот, прошу.

— Сегодня… – Марков сжал губы и положил ладонь жене на плечо. – Сегодня очень тяжелый день. – Нам нужно найти тех, кто пил. Быть может, они еще живы…

Но Юлька быстро стряхнула с себя его руку, подскочила на ноги и больно ткнула Маркова пальцем в грудь.

– ЕГО СМЕРТЬ НА ТВОЕЙ СОВЕСТИ! – крикнула жена, продолжая дырявить межреберные мышцы.

Черт подери, там ведь пили все… Все, кроме меня!

— Успокойся, прошу, – Марков старался держать себя в руках, но каждый новый вопль будто бы окунал его в кипящий котел.

– Почему ты дал ему выпить? ПОЧЕМУ?! – Злоба Юли окончательно лишила девушку рассудка.

– Возьми себя в руки. Никто не виноват, кроме него самого. Он перешел дорогу Бобрихе, но нам надо спасти хоть кого-то. Там был Бронька…

– Ты же знал, как Бобриха к нему относится. Почему не отговорил? Почему сразу не пошли ко мне?!

– Я не мог знать, что пойло отравлено, – сухо проговорил Марков, в голове которого мысли испарялись под гнетом злобы.

– НЕ ДУМАЛ ОН! – Юлька раскричалась пуще прежнего. – ЭТО ТЫ ВИНОВАТ! ЭТО!…

Внезапно Маркову полегчало, но лишь на мгновение. Осознание глупого поступка не заставило себя долго ждать. Распиравшие эмоции, что вытесняли разум, взяли верх. Он не дал жене закончить фразу, ибо рука резко замахнулась и, словно тетива, со свистом унеслась по касательной в правую половину лица жены, искаженного невиданной обидой и злобой. Послышался громкий хлопок – ладонь приложилась прямо к скуле. Удар оказался несильным, однако хрупкая девушка от неожиданности беспомощно рухнула на пол, задев головой правое бедро покойника. Марков, перепугавшись не на шутку, бросился к побледневшей жене и быстро поднял ее на ноги.

– Ты не ушиблась? – спросил он, осмотрев затылок. – Черт, прости меня…

Это конец.

Она не сопротивлялась, стояла как вкопанная, будто не чувствуя жжения на коже и набитой шишки на голове. Глаза бедняжки застила пелена страха и непонимания. Собственная судьба была девушке неподвластна. Она вновь не смогла ничего решить самостоятельно. Удар по лицу, как в свое время смерть Прокопия, разорвал мир напополам. И в отношениях, тяжким бременем висевших на плечах Юлии, наступил долгожданный финал. Марков тоже понял, что наломал дров. Он обнял супругу, будто пытаясь сохранить толику тепла, что изредка чувствовалось в кругу семьи после изнуряющей охоты или трудного случая, чреватого отсечением ноги. Так они и простояли бы до рассвета, а мертвый лесоруб был бы тому свидетелем.

– Так странно, – сказал следопыт, чувствуя запах немытых волос чужой женщины. – Митрич подарил мне жизнь, а сам себе не сохранил.

– Почему ты остался со мной? Почему мучил все эти зимы? – Юля пропустила его очевидные намеки мимо ушей.

– Я не могу тебе сказать… Я не знаю. Я ждал чего-то. Не хотел мириться с собой, ― Марков не сопротивлялся обвинениям.