Кирилл Вер - Над вечным покоем

В итоге Юля вытянула Маркова к свету и не позволила незнакомцу умереть. Девушка не отходила от него ни на шаг, будто опасаясь, что потеряет Маркова, как отца. Она долго сидела с ним, изредка проваливалась в мучительную дрему и видела в болезненных снах ужасные вещи. Иногда ее подменял Митрич, которому надоедало дрыхнуть. Уход помогал, и вскоре Марков открыл глаза. Кровь Митрича сделала доброе дело, странник пошел на поправку. Раны затягивались, но мужчина был очень слаб, не мог говорить и ходить, а девушка не могла понять причин такого состояния незнакомца. Он будто не хотел жить, но юная врачевательница вопреки негласному протесту выхаживала неизвестного человека и немного помогала другим жителям Речного с болячками. Первые дни Марков лежал безмолвно, тупо глядя в отбеленный потолок. Юля заставляла больного есть, силой засовывая ложку ему рот, и пыталась разговорить. Потом Марков привык и даже стал просить еду сам. Смотря как мужчина крепнет, Юля начала верить в себя. Когда Марков назвал Юлю по имени, впервые за долгое время она улыбнулась. Вскоре врачевательница поняла, что дело ее жизни, как и говорил Прокопий, – помощь людям. Через пару месяцев Марков смог ходить, но ноги у него подкашивались, и тогда она просила Митрича научить Мишу передвигаться, хоть лесоруб по пьяни сам забывал, как ходить. Юлька общалась с Марковым, и он казался ей очень умным и интересным человеком, а тот говорил, что Юля – лучший лекарь на свете. Он делал ей комплименты, сухо и холодно, но они все равно грели девичью душу, будто варежки из кроличьей шкуры. По иронии судьбы первый больной стал для Юли первым и (пока) единственным мужем. Юле новая жизнь казалась сказкой, ведь она обрела долгожданный покой. Она тосковала по отцу, поэтому страх остаться одной поселился в девичьей голове навсегда. Она взяла с мужа обещание, что тот никогда не покинет свет и вернется назад, что бы то ни было.

Только вот жизнь распорядилась иначе. Марков гнил в душе, жена впитывала его тоску и не могла исправить ситуацию. Все, что ей оставалось, – терпеливо ждать, пока не явится новое Потрясение. Юлька решила сегодня не готовить завтрак. Съев, что попалось под руку, она устремилась прочь от опостылевшего дома и унылого супруга, убившего в ней страсть к жизни. Юля с шумом открыла заваленную снегом входную дверь, впустив ночной холодный воздух, и Маркова обдало ледяной прохладой. И как только комната опустела, а напряженность, созданная женой, моментально исчезла, Марков мигом заснул тяжелым сном.

Через пару часов Марков проснулся и с голодным урчанием в животе уселся за обеденный стол. От вчерашнего ужина ничего не осталось, а жена утром ничего не успела приготовить, поэтому мужчина доедал резиновое беличье мясо приготовленное ночей семь назад. К моменту пробуждения на улице успело взойти солнце. Полуденное время Марков встретил с жуткой головной болью и неописуемой слабостью в мышцах. Он ел, опершись на спинку стула, и без интереса смотрел, как пыль кружится по Юлиному дому. Единственная жилая комната в избе служила и спальней и кухней. Небольшой бревенчатый дом совсем не походил на хоромы зажиточного дохтура, и супруги вдвоем едва умещались в четырех стенах. В правом углу стояла широкая печь, поднимающаяся до потолка. Здесь Юлька и Марков готовили. Возле печи расположились полочки, на которых ютились всевозможные горшочки, тарелочки и стаканчики. По левую руку стояла кровать, где было сложно уместиться двум взрослым людям. Марков же сидел за столом в центре. Несмотря на малый размер, дом все равно казался уютным благодаря стараниям Юли, часто наводившей порядок. Но сколько бы она ни старалась, после долгой приборки в комнате оставалось много пыли, которую будто надувало ветрами Потрясения.

Покончив с запоздавшей трапезой, Марков еле встал со стула. Он занялся утренним туалетом и лениво натянул на тело шерстяные штаны и растянутую телогрейку. Сегодня невыспавшемуся зверолову кровь из носу требовалось покончить с оленем. Вчера он просто-напросто сбросил тушу в холодный подвал, ибо свежевать и разделывать добычу не было никаких сил. Перед тем как лечь в кровать, Марков дал себе слово разобраться с дичью до заката, но время неумолимо бежало вперед, а охотник переоценил свои силы. После бессонной ночи копаться в ледяном погребе страсть как не хотелось, поэтому Марков махнул рукой на обещания. Как-нибудь завтра, когда выспится. Но когда со свежеванием туши будет покончено, окажется, что в Речном нечего делать. Маркову оставалось только бухать да идти охотиться в лес. Беготня на морозе вызывала отвращение, а пьяное беспамятство вовсе не прельщало. В отличие от Митрича, охотник как мог сдерживал порывы к пьянству и прикладывался к бутылке лишь в моменты необузданной тоски. Вместо разгулья он старался по мере сил помогать по дому – чинить что-то, готовить, подметать. Однако повседневные дела ради сотрясания закисших мозгов быстро надоедали, и Марков скрипя зубами вновь уходил за дичью. Раньше его подстрекала нужда перед ярмаркой, а теперь, после неудачи с оленем и пропажи торгашей, походы в лес стали казаться адской мукой. Последний забег по сугробам Хмурого вымотал его полностью. Маркову надоел мороз еще в лесу, а за дверью стоял невыносимый дубак – он понял это по живописным узорам на стекле, сквозь которые не видно даже улицы. В доме было зябко, и Марков затопил печь.

М-да. Больше делать и нечего.

Вдруг заскучавший Марков вспомнил, что вчера Юля просила заглянуть в лекарню.

Только не сейчас. Выходить не охота. Ночью, походу, опять бушевала вьюга, аж стены тряслись.

Марков немного побродил по комнате, полежал, потом встал и подошел к шкафу, где хранились вещи, принадлежавшие Юлиной родне. Он решил выбрать книгу на вечер. За десять зим проживания в доме жены Марков успел прочесть множество письменных произведений. Помимо книг, на пыльных полках расположилась всевозможная древняя утварь: посуда, игрушки, столовые приборы. Марков любил подолгу разглядывать содержимое шкафов, иногда залезал на чердак, где всяких мелочей хранилось еще больше. Прежним владельцем занятной коллекции, разумеется, был Иванн. Марков как-то спрашивал, гордится ли Юля прадедом, видя памятник в центре поселка. Она лишь пожимала плечами, говоря, что не ощущает никакой связи между поколениями, будто он и не предок ей вовсе. Марков не понимал ее отношения к прошлому – сам он хотел когда-то узнать побольше о своих предках, но уничтожение родного гнезда и смерть родителей поставили крест на его порывах желаниях. И хоть Юлька не чувствовала единения с Иванном, увековеченным во льду, какие-то личные воспоминания последующим поколениям он оставил. Прадед, разумеется, унес в могилу сказ о Потрясении, но все же передал детям и внукам много историй о том, как жилось людям до печальных событий. Юлька, вдохновившись рассказами прадеда, которые передавались от отца к сыну, старалась чаще вспоминать прошлое и делилась мыслями с мужем. Она считала, что чем больше людей думают о минувшем, тем скорее затянутся раны после Потрясения. Юлька страстно желала очутиться в тех временах, когда не было вечной зимы. Мечтала надеть легкое платье, а не толстую шубу, прогуляться по свежему воздуху, поднять взор на чистое ясное небо, что бороздили самолеты и дирижабли, пройтись по дорогам без снега, полюбоваться на переливающиеся в свете солнца высокие здания с тысячами окон, понаблюдать за полетом машин над землей, и удивленно посмотреть, как вместе с обычными гражданами по улицам разъезжают разумные механизмы. Марков слушал грезы Прокопьевны о днях минувших, а в голове гулял ветер. Он не разделял взглядов жены, и знал, что люди не изменятся, пыли в домах не станет меньше, а земля под ногами провалится под тяжестью снегов. Чертов мир не изменить – Марков давно поставил на нем крест, однако своего мнения по щекотливому вопросу не высказывал, чтобы не расстраивать жену.