Арсений Зензин - Саги зала щитов. Кюна волчица. Книга первая

Тоже будто свитое из жил чуть сгорбленное поджарое тело с впалым очерченным ребрами животом на мускулистых сложенных аки у собаки ногах. Мощные плечи с непомерно длинными когтистыми лапами взамест рук, да широкая шея, держащая жуткую помесь одновременно людских и волчьих черт, вытянутую клыкастую морду. Вот только шкура, покрывающая звериный облик кровавой кройщицы, не была привычной, ни серой, не темной. А невиданной до селе снежно белой, переливающей не хуже сугроба под светом ока богов. Льёт даже невольно взглотнул под взглядом не желтых, а небесно голубых буркал противницы, а следующий миг и его тело стало видоизменяться, покрываясь серо стальной шкурой, стирая последний шанс договориться с невиданным среди братства дивом, не иначе обласканным самой Асиньей.

Бурый был зол, а как же иначе, кто-то потревожил покой пещеры, служившей медведю берлогой уже не одну зиму к ряду. Его сон был коварно прерван за долга до ласковых объятьев весны. И оттого лесной хозяин не сосал лапу, предаваясь блаженной дреме, а истощавший брел вдоль подножья гор, увязая в глубоком снегу ища на ком бы выпустить злобу. И прочая мохнатая братия мудро убиралась с его дороги, едва завидев издали мощную фигуру, покрытую свалявшейся шерстью. Могуч и свиреп был бурый, но даже этот косматый великан, мигом развернувшись, припустил прочь подгоняемый не свойственным его роду ужасом. Едва над медвежьей головой раздался неистовый рык усиленный эхом предгорных ущелий. С кем с кем, а с этим врагом медведь встречаться уж не как не хотел.

Истошно взревев Сольвейг, едва не сбивая снежные лавины своим рыком, не медля, бросилась вперёд к ещё даже не успевшему принять облик ульфхендара Льёту. Высокий прыжок покрытого белым мехом тела застал его до сих пор не отошедшего от потрясения увиденным врасплох, как и удар обоих лап видоизмененных ног, пришедшийся в грудь с треском ребер вышвырнувший берсерка за край скального уступа.

Льет, обернулся уже в полёте, именно волчья ипостась уберегла его от верной смерти, тело человека не выдержало бы приземления растянувшегося в сотни ударов, о камни покуда сбивая скорость, ульфхендар кувыркался по горному склону.

Разъяренный болью десятков переломов дух зверя ревел, требуя кровавого возмездия, затмевая остатки разума Льёта, на силу поднявшегося на лапы и увидевшего мчащуюся белую бестию, сноровисто скачущую по валунам, торопясь закончить начатое. Две неузнаваемо искривлённых фигуры сцепились меж собой, бешено рыча, неистово орудуя когтями и клыками. Брызгала кровь клочками летели куски серо-стального и белого меха, у Льета было больше опыта, за своей спиной полуволк оставил по боле сотни таких битв, но он к своему изумлению принялся сдавать позиции, поддаваясь невиданной ярости полу-волчицы.

Сольвейг была везде, словно повсюду, куда ни падал взор полуволка видел он только мелькание когтей на вытянутых ладонях-лап, да голубые буркалы, полные лютой ненависти. Правая её пятерня рассекла ульфхендару плечо, а левая чуть не ослепила, благо пригнулся, выдрав за компанию с ухом добрую часть меха со лба, залив глаза кровавым потоком. Он попытался достать её бок, но вездесущая противница сильно согнувшись, сомкнула челюсти на предплечье, чуть не перекусив кинжалами клыков руку.

Льёт вответку, вгрызся в отрывшийся загривок, норовя закончить битву, в которой он явно проигрывал. Вкус крови соперницы взбудоражил дух волка, берсерк ощутил, как под давлением сжимающейся пасти стали трещать позвонки обернувшийся Сольвейг, даже едва не откусанная лапа ощутила свободу, а в следующий миг ульфхендар почувствовал, как его лапы отрываются от земли.

Загнанная своей неопытностью в угол, чувствуя, что её хребет вот-вот надломиться полу-волчица собрала в кулаки остатки своих всех каких были сил помноженных даром, и отпустив лапу соперника разжав челюсти, выпрямилась, отрывая того от земли. Кровавая кройщица набрав разбегом, скорость впечатала вцепившегося ровно клещ в её холку ульфхендара в ближайшую отвесную стену скалы, усладив обострённый слух жалобным визгом недруга разжавшего тиски своих челюстей.

Все поплыло пред взором Льёта, удар спиной о не ровный камень был страшен своей силой, но вдвойне ужасен тем что и без того поломанные ребра коваными гвоздями впились в легкие. Белёсым пятном казалась нависшая над ним Хортдоттир, вспышками боли отозвался град ударов, секущих звериными когтями его плоть, оставляя на шкуре глубокие кровящие раны. Берсерк попытался было подняться, прикрыв морду поднятыми руками, но не тут, то было. Видя как супротивник начел приходить в себя бело-шкурая избранница Скади ухватив того за плечи взвилась в прыжке назад увлекая за собой практически безвольное искривленное тело берсерка, со всех сил шмякнув видоизменённой головой о каменистый склон по приземлению.

Недолгий полёт вспышка, треск лобной кости и боль ушла, исчезла, растворилась прогнанная сладким для слуха пением. Будто откуда-то из далека, достигали разума Льёта ощущения как на него лежащего на животе булькающего кровавым кашлем кто-то взобрался и, вонзив когти под челюсти, с дикой силой начел оттягивать видоизмененную голову назад.

Как же ты прекрасна, думалось ульфхендару, чей дух покидал тело, распластанное на окровавленных камнях, спеша к внеземной красоты сине-кожей женщины с длинными до пят волосами цвета первой изморози и перекинутым через плечо луком. Призывно манящей рукой под тенью свода великого чертога Трюмхейма. Тело боле не было нужно вольному волчьему духу, спешащему на зов инистой великанше Асиньи Скади.

Ненавистная голова, наконец, оторвалась, обдав фонтаном крови белоснежный мех ульфхендарши Сольвейг. Поднеся полузвериный лик Льёта к своей пасти кровавая кройщица протяжно, словно издевательски рыкнула в потухшие буркалы противника, а затем, задрав пасть к безоблачному небосводу озарила окрестности громким воем, коему ответили десятки волчьих стай со всех концов Фьёрдфьёльских лесов.

Сгинет богатство, умрут твои родичи.

Сам ты умрёшь в свой черёд.

Только одно будет жить бесконечно.

Память о славных делах.

– Я те ща броду выдеру, легче чтоб трольи стыды нюхать было, не щекотать чтоб. – рвала горло Сольвейг, пытаясь догнать гнома Фиральдера, знай себе улепетывающего, от рыжеволосой воительницы огибая большой прямоугольный стол в одной из дальних клетей ярлова дома. – Стой, говорю мелкий долгобород, хуже будет.

Маленькие, но крепкие ножки цверга двигались на зависть любому зайцу ещё бы, бороду, то свою он дюже любил вот и, пыхтя под весом тяжелой двойного плетения кольчуги давил, на пятки выжидая, когда схлынет пламенеющий гнев кюны.