Владислава Николаева - Непростые смертные

Ивар не слышал, как перестали любезничать с князишкой Святогорич и Кирыч, как воля Стола сковала его не выдающийся ум, как Святогорич бросил ему на колени медный кругляш, выгребая за это амбары дочиста. Смерд не смеет называть рабом наследника бессмертной крови, даже если по сути прав…

По сути прав…

В продолжение пути Ибор дрожащим голосом нахваливал Ивара, что девки весь вечер с него одного глаз не сводили, а князёк обиделся, что такой блистательный жених ускользает из дома.

Чувствующий себя виноватым Хало ни словом не возражал и не останавливал поток похвал. Хало всегда был искренней и чистосердечнее Ибора.

Ивар не слушал, погружённый в свои мысли. Хайк слушал.

Светлому как раз пришло на ум: раньше его подавляло обращение тёмного семейства, но он доказал им своё мужество в бою и был ими принят. Есть, наверное, способ, чтобы…

Как жить с меткой раба? Что он может сделать, чтобы не быть рабом? Ты сам грань между правдой и ложью. Сбежать значит стать беглым рабом. Рабом.

Ибор дрожащим голосом перечислял имена предков, которые, по его мнению, должны были любоваться Иваром с небесных вершин. Ивару досаждала его жалкая попытка исправить то, во что он превратил его жизнь. Предки радуются, что он хороший раб? Ивар не находил сегодня утешения ни в чём. Хоть бы бессмертный Ивар никогда не узнал…

*

Охота. Войско достигло первозданного мирового леса. Лес был непередаваем, могуч. Стоящий перед ним человек потрясенно выдыхал в благоговении.

Кирыч бросил лошадь – явление не типичное – на поруки тёмных, углубляясь в лес, будто вернулся в лоно семьи и не мог более длить разлуку. Хало кивнул сыновьям заняться конём старшины. Люди в таких случаях поручают хлопоты рабам, но услужить старшине было честью, которой удостаивались не все. Хайк и Хизмут занялись конём вдвоём, Ивар без лишней гордости взялся рассёдлывать их выносливых гнедых.

Кирыч не возвращался. Святогорич не удивлялся этому, привычно занимаясь растопкой. Лагерем встали до сумерек. Лезть войском в бурелом не было смысла на ночь глядя. Тёмных потянуло на охоту.

Хизмут выжидающе обернулся.

– Там слишком темно для меня, – покачал головой Ивар.

Вечер светлых обещал быть размеренным и спокойным. Ивар перебрался к костру, ближе к Святогоричу и подальше от отца.

Сломленный Ибор, пусть вина лежала на его плечах заслуженно, переживал варку в раскалённых котлах собственного ада. Тёмные ушли, и он с надеждой подался к сыну, но Ивар не был ему рад. Отвернулся на Святогорича, ни на кого более не глядя, хотя старшина не говорил с ним. Оживившийся Ибор померк, в неприятии сына виня Хало с его сыновьями. Что они ему порассказывали? Чем пригрозили? Или чем подкупили? Ибор не верил, что тёмные не отыгрываются на его парне, потому что на их месте вёл бы себя так. Наследник всё глубже лез в бутылку…

Кирыч вернулся первым, с видом добытчика, очень довольного, притащив… чёрно блестящий валун.

Святогорич вместо насмешки одобрительно прицыкнул языком, будто в восхищении. Ивар заинтересовался ещё больше.

– Небесный металл, – разъяснил старший светлый. – Лучший материал для оружия.

Добыча других больше годилась в котёл, чем в горн. Ужин вышел славный. Тёмные ценят и умеют готовить дичь.

*

В противоположность княжьей дочке, дочь кузнеца Ивару приглянулась. Девушка ходила с непокрытой головой, толстая русая коса лежала через плечо, платье в пол было очень простым, с единственной нитью вышивки по кромке подола, но аккуратным. Ивар засмотрелся на неё, так что Кирычу пришлось окликнуть его дважды, чтобы дозваться в кузню.

Хизмут раздувал меха. Обычно это делали двое, но Хизмут мог сломать незаменимый кузнечный инструмент и в одиночку.

Ивар глянул за спину и вздрогнул:

– Не слышал тебя, – сказал он стоящему над самой душой Хайку.

Застывшее лицо тёмного сохранило каменную неподвижность, серые глаза с нераспознаваемым выражением смотрели сверху вниз – он был выше на голову.

Кирыч позвал снова, и молодые поспешно зашевелились. Тёмные считали, что воин сам должен уметь изготовить себе оружие, но Святогорич был в деле не меньший мастак. Тем ещё были хороши походы, что можно было воспользоваться редкой возможностью поучиться у лучших в своём деле.

Впрочем, Ивар сомневался, что наука Кирыча сгодится для его пользования – тёмный держал молот одной рукой, в замахе казалось, что он вот-вот вылетит от удара, сыпались искры, наследник орудовал играючи, почти не глядя, морщась на лязг, который сам же создавал. В Иваре не было этой силы, пусть род Кирыча был старее. Красная полоса металла складывалась, расплющивалась молотом, складывалась, раз за разом, счёт перевалил за двадцать.

Понадобилось два дня, чтобы превратить небесный валун в три полосы металла. Ивару больше нравилось смотреть на Кирыча в чаду против красного зева печи. Изделия отправились в бочку для закалки, и высокий силуэт оделся в поток дыма.

– На, – бросил Кирыч, подняв на тряпице меч.

Ивар округлил глаза в недоумении.

– Заточи и отполируй, – добавил тёмный.

Светлый затруднялся понять, что это значит. Пользуются им как рабом или просто как мальчишкой, или как младшему наследнику оказывают честь возможностью услужить или…

– Дарю, – усмехнулся Кирыч.

И вручил два меньших равноценных клинка Хайку и Хизмуту:

– Пользуйтесь с умом!

*

Не остановленный однажды, после боя Ибор взялся нахваливать Ивара. Молодому мужчине это досаждало, но деться в поле было некуда, только если ускакать на взмыленном, тяжело дышащем коне.

Когда Хайк привычным жестом позвал на тренировку, Ивар испытал облегчение. После боя прежде не приходило в голову махаться, но светлого не удивило, что у Хайка остались силы на баловство после дела. Хизмут пошёл с ними, как обычно. Скакать понарошку после настоящей схватки ему не хотелось, но братьев редко можно было увидеть порознь.

Мечи были наскоро обтёрты травой, не отчищены по уму. Бойцы встали друг против друга. Шаг навстречу давался без боевого напряжения. Ивар знал, что после ударов Хайка руки будут болеть сильнее, чем после действительного боя, но боль перестала досаждать, как раньше – уверенность, что руки становятся сильнее, снимала её.

Хайк ударил дважды, Ивар не смог вставить между ударами ни одного своего, меч и кинжал покатились по траве и затихли. Хайк, не дав опомниться, бросил свои клинки, чего не делал никогда, выхватил из крепления обоюдоострый остроконечный нож…

Ивар не понял, как оказался на земле, придавленный весом превосходящего мышцами и ростом Хайка, мускулистое предплечье передавливало горло, так что смотреть Ивар мог только сквозь слёзную пелену и дышал урывками. Хайк твёрдо занёс острие вертикально над его лицом. Безумие берсерка не успело отпустить его, он хотел сделать так, чтобы отныне девушка, посмотревшая на Ивара, замечала шрамы, затмевающие всё остальное. В неотпустившем безумии кровопролития Хайк не думал даже, что это больно – берсерк не знает боли.