Владислава Николаева - Непростые смертные

Светлый почувствовал его намерение. В его мыслях не было никаких девушек, его ожгло неоформленное видение о метке раба, и он с силой, которой у него не было, оцарапавшись, схватился за угрожающую руку, не давая поставить тонкий кончик лезвия на щеку.

– Хайк! – крикнул Хизмут.

Ивар не видел, что младший брат пытается снять с него старшего. Он почти ничего не видел, а потом инстинктивно закрыл глаза, потому что лезвие в твёрдой руке задёргалось. Хизмут был сильнее Ивара, и они пытались угомонить Хайка вдвоём, но того держала на месте навязчивая идея, а Хизмут не вполне понимал, что происходит. Его призывы к брату оставались не отвечены, зато привлекли внимание остальных.

Святогорич бросил растопку, Кирыч недочищенный меч, Хало непонимающе поднялся на ноги, но медлил вмешаться, зато Ибор ранено вскрикнул и схватил лук.

Кирыч выругался на ходу, вытянувшись кошачьим прыжком, сбивая стрелу, Святогорич прервал полёт другой, но перепуганный Ибор стрелял быстро.

Ивару стало ещё тяжелее, он охнул под весом.

– Хайк… – как-то непривычно позвал Хизмут, наконец рассеивая упёртое отупение брата.

Подоспели отвлечённые выстрелами старшины. Хайк беспрепятственно отдал нож, Ивар с трудом вдохнул, но поспешно отполз подальше, держась за грудь. Хайк тупо смотрел на Хизмута на руках Кирыча. Брат висел безвольно, из спины нелепо торчала пернатая спица.

*

Хало мог прибить Ибора, и его едва ли стали бы останавливать. Вместо этого тёмный сел у постели сына и промолчал несколько часов.

Хайк не был виноват. Ивар не был виноват. Ещё меньше вины было на провалившемся в беспамятство Хизмуте. Хало позволил Кирычу вычистить рану и зашить, пока старшина работал, не сводил с него глаз, хотя не подозревал всерьёз, что старший тёмный использует возможность, чтобы отправить Хизмута к праотцам.

Хизмут лежал на животе, непривычно беззащитный. Лицо с закрытыми глазами, повёрнутое в сторону Хало, заострилось. Хайк с опущенными плечами сидел в стороне, не поднимая лица от земли, точнее даже едва не вжимая его в собственную грудь. Ивар держался ещё дальше. Светлый так успел примириться в своих мыслях с братьями, что произошедшее до сих пор не отпускало его из нервного напряжения. Хайк с самого начала относился к нему снисходительней или просто не умел издеваться, что хоть так, хоть эдак не говорило против него, а Хизмут с момента расплаты выискивал способ побольнее уколоть Ивара, такого лощённого и избалованного, что скулы сводит… и вот, Хайк бросился на него с ножом, а Хизмут попытался выручить, пусть даже от родного брата…

Ивар пришёл к мысли, что знать другого человека невозможно. Ты сам грань между правдой и ложью. Если грань между правдой и ложью для тебя несущественна, ты утратишь и потеряешь между ними себя…

Хало смотрел на лицо сына. Не отвечая серым диковатым взглядом, оно выглядело более мирным и молодым.

Наследник почувствовал присутствие – Кирыч дал себя почуять. Он держал в руках изобретательно собранную из нескольких одеял и веток ширму, напоминающую три стороны палатки на одного, длинную стенку и две узкие. Старшина поставил её, закрывая Хизмута навесом.

– Дождь собирается, – сообщил он. – Если будет заливать, повесишь на верхнюю перекладину ещё одно одеяло.

Хало кивнул. Кирыч не торопился уходить. Позвал по имени.

– Отпусти мальчишку. Он тебе не должен. Сын за отца не отвечает, ты знаешь – это давлеет над твоей совестью, это влияет на твоих сыновей.

– Я взял долг по праву. Меня вынудили взять долг.

– Да, – кивнул Кирыч, демонстрируя толику утомления и показывая, что старше, чем кажется на вид. – Тот, кого ты хотел наказать, наказан. Он больше не будет прежним, он сломлен. Мальчишка правильный, он не пошёл в отца, из него выйдет толк. Отпусти его сейчас, и в его сердце не останется зла против тебя и твоих сыновей…

– Я уже не такой сопляк, чтобы поверить в здравомыслие Ибора! – запальчиво перебил Хало. – Он возьмётся за прежнее, стоит мне уступить!

Во взгляде Кирыча просквозило разочарование:

– Ты сопляк, если тебе до сих пор есть дело до слов и мыслей Ибора.

*

Бой. Бледный Хизмут сидит в седле, не может взять оружие из-за плотно обхватывающих торс бинтов. Сведённые руки могут только держать уздечку.

– Твоя очередь закрывать его от стрел, – распорядился Хало.

Ивар кивнул, сжав челюсти. Неудачное время для боя – сумерки сгущаются, крапает дождь, мелкий, холодный и навязчивый, как осенний. Тёмные не дают зажечь факелы. Они правы – пламя исказит то, что и так плохо видно. Хизмута нельзя оставить в повозке, одного. Верный конь несёт хозяина ровнее, чем мог бы возница.

Силы врага превосходят войско. Вышли навстречу, может, не к вечеру ожидали и под дождём махаться не собирались, но как вышло, так вышло.

Бездумно забили с той стороны лучники.

Кирыч откуда-то впереди посыпал врага бранью. Стрела – дура, меч – молодец. Дальнобойные стрелы, они почти копья. У Ивара не было щита, обычно скачка помогала уйти с прицела, но Хизмут не мог скакать, лёгкая рысь уже трясла его, делая серое лицо зеленоватым.

Полетели зажжённые стрелы, мелкие капли заставляли их шипеть, но не гаснуть. Не иначе маслом пропитаны… их ждали. Ночь расцветилась огнями, вспыхнуло во многих местах перепуганное ржание, занялись под копытами пропитанные маслом щепки, всё поле усыпали… коней понесло. Авангард не придал значения, его и так несло.

Ивар постоянно оглядывался на Хизмута, боясь, что он выпадет из седла, кони почти визжали. Светлый со страхом замечал, что Хизмут выглядит всё хуже, но не мог пожалеть, что его не оставили в повозке – те сейчас горели, занявшись во многих местах, было не остановиться и оглядываться было чревато упущенной стрелой.

Светлый потянулся рукой в сторону заваливающегося Хизмута, бездумно засипев и забулькав, не распознавая значения звука.

Бой вышел западающим в память. Горящее поле – нечто из приёмов, обычно прославляющих стратегов в летописях и увенчивающих лаврами победителя. Но против военной хитрости на сей раз были воины с бессмертной кровью в жилах. Святогорич с Кирычем распахали чужое войско, оторвались от своих так, что зрение потеряло в цене – руби, куда хочешь, бей, как придётся.

Вражеская стоянка не горела, скоро старшины смогли прийти в чувства и сумели продолжить бой с б о льшим умом. Против атаки выставили огромную борону из выструганных в иглы брёвен, расчёт был, что обезумевшая скотина сомнёт о них весь авангард, Святогорич сорвал голос, перекрикивая лязг, требуя идти за собой. Светлые глаза на грани отыскали слабое место, ценой коня, старшина пробил оборону, опрокинул кусок конструкции, открывая тесноватый, но всё расширяющийся ход.