Мария Вилонова - Дети Нитей. Восток

Осмотрев все, что только мог, вокруг, я перевел взгляд за спину бабушки и удивленно приподнял бровь.

– Рэйв Равел? – Я бесконечно внимательно разглядывал гобелен Рэйва и подпись на аккуратной серебряной табличке внизу.

– Что тебя удивляет? – не отрываясь от работы, уточнила Аливи.

– Он, выходит, наш родственник? – С любопытством спросил я. – И Аликта тоже? Она же его племянница.

– Да, мы родня. Далекая. – Бабушка пожала плечами. – Мы – потомки Алво. Рэйв и Аликта – потомки Эльина.

– Кого? – уверен, я впервые в жизни слышал это имя.

Бабушка подняла на меня глаза и смерила очень недовольным взглядом:

– О ком из этих двух людей ты умудрился до сих пор не узнать, Дэйшу?

Об Алво я знал. Столько, сколько позволяло мне избегать ненужных нравоучений. Да, он основал наш Дом триста с лишним лет назад. Участвовал в войне и что-то там еще. Бабушка носила его имя. Без разницы. Меня интересовала ткань мироздания, легенды о богах и людях из глубокой старины, первых магах, но уж точно не все эти скучные лекции по истории Востока. Кому какое дело, что там творилось несчастных три сотни лет назад? О древних временах хоть занимательно было слушать, представлять иные нравы и совсем чужую культуру. Но три столетия? Что вообще могло так сильно тогда отличаться, чтобы уделять этому время? Тем более, я искренне считал, что легенды хороши лишь в качестве занимательных, местами поучительных историй, а главное то, что происходит теперь, правда ведь?

– Алво был первым мастером Райледа. – Нехотя отозвался я, когда взгляд бабушки стал совсем грозным. – О нем я знаю.

– Неужели? – мрачно улыбнулась Аливи. – Дэйшу, а кто тогда Ида?

– Та, которая сделала какое-то зелье? – неуверенно уточнил я. – Алхимик? Она его дочь.

– Какое-то зелье? – холодно переспросила бабушка. – Скажи, ты предпочитаешь спать на уроках или Марзок настолько паршиво учит?

– Он не рассказывал мне об истории Райледа, – резко возразил я, с трудом сдерживая раздражение от такой оценки своего орэ. – Марзок всегда говорил, что все, что касается нашего Дома, остается в твои руках, массэ. А в школе… мне что-то объясняли, пока я ходил на базовый курс. И потом, – я прищурился, – у нас не настолько долгая история и важно, чем Райлед является здесь и сейчас, как и рассказывал учитель на этом курсе, разве нет?

– И чем же он является? – Аливи, приподняв подбородок, очень внимательно меня рассматривала.

– Мы старшие на Востоке, – вот тут я уже был совершенно уверен в своих знаниях. – Самый молодой и самый влиятельный Дом. Главный в Совете.

– Почему, Дэйшу? Ты знаешь причины?

– Мы же маги пяти Нитей. – Я пожал плечами. – Мы самые могущественные из всех. Мы можем взаимодействовать сразу со всей тканью мироздания. Думаю, поэтому.

Аливи скрипнула зубами, резко поднялась и отошла к книжным полкам. Я старательно на нее не смотрел, знал, что она бесконечно зла отчего-то. Бабушка вернулась и сунула мне в руки потрепанную книгу:

– На, почитай о своем могуществе, – язвительно бросила она.

Так в мою жизнь пришел Алво Равел. Не скупой, плоский образ из исторических хроник. Не полные дурацкого восхищения воспоминания тех, кто где-то когда-то его мельком видел. Я читал тогда всю ночь, не отрываясь, его дневники. Его записи и эмоции от того, что творилось три с лишним сотни лет назад. Об алхимиках. О Райледе. О Равелах. О Бездне и войне с Нечто. Мысли и воспоминания офицера, боевого мага Разума, который стал, в итоге, Великим Мастером. Который жертвовал, раз за разом, всем самым дорогим, что у него было, ради своего народа. Я читал и невольно задавался вопросом: а смог бы я так же? Мы с ним потеряли семью, но меня увезли от тех, с кем нас и на Западе немногое связывало. Увезли в новый мир, полный обещания открытий и чудес, вей саат, к настоящей семье, к Дому, который стал для меня родным раньше, чем я вообще его впервые увидел. Он был вынужден оставить людей, которых любил бесконечно, ради призрачного шанса сделать судьбы тех, кого презирали и отказывались замечать маги, лучше, ради того, чтобы всю оставшуюся жизнь строить с трудом и старанием то место, в котором алхимики смогли бы быть не просто равными с остальными, – о старшинстве тогда и помыслить, уверен, никто бы не посмел, – смогли бы просто учиться, хотя бы грамоте, чтобы не потерять последние крохи своего искусства в изнуряющей борьбе за выживание. Я знал, что меня ждут, а те маги, которых я встречал в путешествии с Марзом, не давали и на мгновение усомниться в том, что я – один из них. Он – рисковал потерять всех, кто был ему нужен, кто был ему дорог, ради иллюзорного шанса сделать чью-то жизнь, чужую совершенно, пригодной для существования. Он даже, бездна меня забери, знать их не знал, когда принял решение променять собственную историю на историю алхимиков! Предложи мне кто-то забыть о Марзоке и Анха ради Райледа, что бы я решил? Или я уже сказал однажды, что не желаю выбирать и теперь не желал также? Как легко оказалось балансировать между тем, что любишь, в мирные, счастливые времена. Если бы на кону стояло благополучие моих будущих людей, моего Дома, если бы для этого пришлось проститься навсегда с Марзом или Анха, что бы я сделал? Поставил бы на кон жизни сотен тысяч ради двоих?

Я читал всю ночь. Я, казалось, высек в своем сознании мысль, что личные интересы не должны стоять выше интересов Дома. Образы людей, что века назад готовы были собственной кровью оплатить наше спокойствие, стали неотъемлемой частью меня самого. А история, та история, что казалась ненужной и скучной, та, что не имела значения перед тем, чем мы являемся здесь и сейчас, обрела почти сакральный смысл. Она была важна мне, она была тем, что не следовало забывать. Только вот в ней крылось много большее, чем напоминание о том, чего стоит наша мирная жизнь. И теперь, глядя на Восток, я уже не был в том восторге, в котором прибывал многие годы до этого. Уже просто не способен был смотреть на него прежним взглядом.

Июнь 1323 года нового времени

Следующее утро было у меня свободным. Некоторое время я лежал без движения, разглядывая высокий потолок комнаты, затем резко сел.

Здесь всегда было солнце – большие южные окна за неплотными занавесками, которые я терпеть не мог закрывать, заливали крошечное помещение светом круглый год. Тут нашлось место для кровати, письменного стола, кресла и узенького книжного шкафа в углу, у двери. Повсюду засушенные растения или травы – привычка собирать их сохранилась еще с общего школьного курса, оставшегося позади пару лет назад, и мне, вроде, уже не требовались ни ингредиенты, ни, тем более, тратить время на связывание аккуратных пучков или их развешивание по стенам, но я любил и само это занятие, и ни с чем несравнимый аромат нагретых на солнце лекарственный растений, смешанный с густым запахом хвои из вечно, даже в самую лютую стужу, приоткрытых окон. Я скользнул взглядом по подоконнику, на котором вот уже многие годы стояла небольшая, чуть крупнее ладони, фарфоровая фигурка Мейет, и вспомнил, невольно, как ее привез Марзок.