Дарья Чернышова - Близнецы. Часть вторая

«Я здесь, мои мальчики. Я к вам вернулся».

Госпожа Тильбе позвала с лестницы гвардейца Савуша и отправила с детьми к владыке. Потом закрыла дверь, подошла к Алешу и, спрятав руки под его курткой, крепко обняла.

– Я люблю тебя, – вполголоса сказала Арника. – И они тебя любят.

– Знаю, – ответил он и поцеловал ее в лоб. – До вечера?

Арника улыбнулась и кивнула.

– Сейчас тебе пора ехать, – напомнила она, и Алеш проснулся.

Брезжил рассвет, брюзжал военный лагерь, но Алеш, всех проигнорировав, опять закрыл глаза. Он вспоминал, как в тот вечер тайком пришел к Арнике в спальню и задвинул за собой засов. Этажом ниже располагалась каморка, где лежал парализованный наставник.

Они запирались в комнате, пока мастер Матей умирал. Они запирались в комнате, пока умирали их дети.

«Все могло быть иначе, если бы нам не приходилось прятаться».

– Алеш, – позвал Еник, – вставай.

Рядом кто-то шумно высморкался в траву. Алеш сел, хватанул зевком мешанину походных запахов, помял шею и принял из рук Фабека мех с водой. Еник постучал носком ботинка о колесо телеги, стряхивая налипшую грязь.

– Слушай, – обратился к нему Алеш, – я не разговариваю во сне?

Брат остался доволен чистотой левой подошвы и критически осмотрел правую.

– Нет, только храпишь.

Алеш уставился на два лежащих рядом мешка с вещами, пытаясь осознать, который из них его.

«Как это со мной случилось? Когда началось? Если давно, почему Арника ничего не сказала?»

Фабек сосредоточенно глядел в сторону и сумел бы удержаться от смеха, но совершил ошибку, сделав чересчур большой глоток воды. Еник заулыбался и ткнул мальчика кулаком в плечо за то, что тот выдал его с потрохами. Алеш вздохнул и взял мешок потяжелее.

«Я рад, что вы нашли общий язык».

Его брат и подмастерье редко пересекались за последние три года, но с лихвой восполнили все пробелы в прошедшие несколько недель. К чести Фабека стоило заметить, что восполнять пробелы в знаниях он рвался с еще большим энтузиазмом. Когда кобыла Алеша топтала копытами полезную траву, подмастерье должен был назвать растение по имени и вспомнить как можно больше его применений. За весь путь Фабек ошибся лишь однажды, спутав болиголов с дикой морковью.

«Я в твои годы был настолько резвый, что успел бы сорвать и кого-нибудь полечить».

Уцепившись за воспоминание, он рассказывал, как однажды в детстве заварил васильки и бегал по замку, разыскивая маму, которая до этого жаловалась, что устают глаза.

– Хорошо, что мастер вовремя меня отловил. Запомни, Фабек: беременным и кормящим – никаких васильков.

Подмастерье с улыбкой кивнул, но вдруг сощурился.

– Погодите, – задумчиво протянул он, – вы же что-то такое рассказывали про пару лет пораньше. – Мальчик оглянулся назад, туда, где размеренным шагом ехал понурый Еник. – Я думал…

– До брата у меня были две сестры. Обе рано умерли.

Фабек тоже сник и опустил глаза.

– Как у меня, – тихо сказал он, всхлипнув.

Или это был звук потревоженной влажной земли.

«Его сестер Матушка приютить не смогла».

Алеш произнес бы слова утешения, будь от слов теперь хоть какой-нибудь толк. Он думал, что однажды научит Фабека проигрывать, но жизнь, как всегда, его опередила.

– А это что за трава? – спросил Алеш, указав на расплющенный побег.

Подмастерье вскинул голову.

– Багун! Хорош для легких. Надо собирать аккуратно, чтобы не отравиться.

Алеш одобрительно кивнул, принялся выискивать взглядом другой объект для краткого учебного исследования и обнаружил, что за ними уже какое-то время внимательно наблюдает господин Мартин Венжега.

До старого хорунжего Алеш знавал только одного человека с таким количеством шрамов – лучшего друга гвардейца Савуша, пушкаря по имени Дако, которого после несчастного случая на стрельбище пришлось буквально сшивать по кускам. Далеко не все вышло гладко, однако парень выжил и даже смог со временем самостоятельно есть. Алеш тогда предпринял последнюю попытку вернуть Еника под крыло мастера Матея, оградив от опасных миазмов бронтского чудака, но нарвался на крайне решительное подростковое сопротивление.

«Надеюсь, хоть Фабек в итоге от меня не сбежит».

Впрочем, прямо сейчас он предпочел отослать подмастерья назад, к брату и телеге с лекарством. Мул Фабека покорно развернулся и покрутил хвостом.

– Толковый у тебя малец, – похвалил хорунжий, проводив его взглядом. – И дельное дело делаете. Я своих тоже, может, отдавал бы в лекари.

«Это была угроза?»

– У вас нет детей?

Господин Мартин пожал плечами.

– Если даже и есть, я о них не знаю.

– Какая насыщенная жизнь.

– А то, – довольно проворчал Венжега, почесав порезанный подбородок, и рассудительно продолжил: – Сплошной галоп и временами драки. Куда еще деваться младшим сыновьям?

«Наука? Торговля? Карьера управленца? Везде можно найти применение безудержной тяге к насилию».

– Старшим бывает не легче, – встрял Густав Кавенга, оказавшийся у Алеша с другого боку и блеснувший оттуда начищенной серьгой. – Знаете, как горько, когда тебя лишают законных прав и всякой надежды? Вот у Рябого в союзниках люди, которые так поступают со своими детьми.

«Что можно сказать о Фретках, если у них в союзниках ты?»

Бесприданник, конечно, намекал на отца, который в пику бывшей жене Альде – одной из первых берстонских аристократок, инициировавших собственный бракоразводный процесс – с соблюдением всех формальностей отказался от Густава, когда узнал, что тот тайком навещает мать. Это была очень громкая и гадкая история, от которой Венцель Лисенок был в абсолютном восторге – в детстве ему рассказывали ее вместо сказок.

«Представляешь, – как-то раз шумно восхищался он на праздничном пиру, – господин Яспер был еще подмастерьем, когда помогал Альде разводиться – она ведь его родная сестра, ты знал? А спустя много лет он же заверял бумаги, по которым все имущество Кавенги-старшего перейдет по наследству к детям от второго брака. Они с сестрой теперь в ужасной ссоре, но господин говорит, что оно того стоило. Обалдеть, да? Я бы так не смог».

Алеш тогда хмыкнул и покачал головой, сказав: «Поэтому ты мой друг, а не господин Яспер».

Лисенок фыркнул в ответ, хотя ему было приятно.

С точки зрения Алеша, во всей этой запутанной ситуации приятного было мало, и меньше всего симпатий вызывали ее основные участники. Густав Кавенга со временем нашел способ изрядно попортить кровь родне по отцовской линии, приняв деятельное участие в похищении ни в чем не повинной девушки, невесты его единокровного брата, который теперь имел право на большое наследство, отливал для Отто новые пушки и растил чужого ребенка. За ним также водилось, впрочем, щедро откупаться от семей забитых до смерти слуг.