Дмитрий Вернидуб - Невысоклики. Морская пена

За ним, призывно крича и маша руками, бросился Уткинс. Но птица, ярким пятном мелькнув в пасмурном небе, скрылась за верхушками сосен.

Можно догадаться, какое впечатление произвели на гномов последние слова попугая. Значит, алебардщик Нури тоже жив, и по какому-то непонятному стечению обстоятельств находится там же, где и остальные! Следовательно, у него должны быть веские причины, чтобы не вернуться к своим – так уж воспитаны гномы. К тому же не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто теперь стал главным врагом Гуго Грейзмогла.

С весной воды на затонувших равнинах меньше не стало. Дожди хоть и стали идти реже, но земля, напившаяся "под завязку", отказывалась впитывать влагу. Бесконечное болото жило в ожидании эры гадов и земноводных, коих такое беспросветное положение вещей весьма устраивало. Хотя и последней гадюке иногда хочется погреться на солнышке, ощущая брюхом тепло нагретых камней.

В Норном посёлке изредка пробивающимся сквозь тучи солнечным лучам радовались как праздничному фейерверку. Голопузые невысоклики дружно выбегали на улицу. Зачастую стоя по колено в грязи, они подставляли льющейся сверху благодати исхудавшие за зиму тела.

Гномы удивлённо таращились на эти выкрутасы, решительно не понимая, как может прийти в голову почтенным отцам семейств разгуливать голышом на глазах у всех, при этом оживлённо беседуя, например, о забое скота.

Папаша Уткинс целыми днями всех убеждал, что вот-вот, уже скоро, к нему приплывут его дочурки, и он сможет их обнять. Подавалось это так, как будто он получал от них письма чуть не каждый день.

Скорое возвращение двойняшек обрастало всё новыми подробностями. Так что соседи вскоре начали шептаться, мол, невиданная говорящая птица прилетает к Уткинсу по ночам. Но даже те, кто в это не верил, кивали, дескать, "конечно", "а как же", "иначе и быть не может", принося для говорящей птицы крошки и зёрнышки со своего стола. Благодарный отец принимал подношения, а затем ходил в ближайший сосняк кормить с руки лесных птиц, надеясь, что Брюгай вдруг появится с криком: "Авр-рал! Пакет Уткинсу!"

Вероятно, тайные посещения потому и зовутся тайными, что делаются ночью, скрытно и почти всегда неожиданно.

Необъяснимое началось с того, что над верхушками елей, на фоне сумрачного вечернего неба мелькнул странный силуэт. Птица, похожая на филина, стремительно опустилась из поднебесья, неся за хвостом нечто похожее на дымный шлейф. Вскоре образование отделилось и поплыло между деревьями тускло светящимся облачком. Это был загробный Брю. Призрак направился к Норному посёлку и почти незамеченным скользнул в одну из улочек. Почти, потому что Кривой Кид его видел.

Помощник Гуго Грейзмогла тоже крался в одиночку, заглядывая в редкие освещённые оконца. Шпионить за припозднившимися согражданами стало его любимым развлечением и работой одновременно. Согласитесь, большая редкость, когда и то и другое совпадает.

Кид был холост. Да и кому захочется жить с таким, в полном смысле этого слова, нелицеприятным субъектом. Свободного времени у него хватало – хоть отбавляй. У невысокликов ходила байка, будто бы бабка Кривого Кида согрешила с лешим, а сам внучёк может навести порчу на кур и поросят.

Соглядатай нервничал весь вечер. Наутро Грейзмогл потребовал от своих подручных представить отчёт за неделю, а провинившихся, как назло, никак не удавалось выявить. Переселенцы словно сговорились вести себя прилично и не нарушать устоев. А тут такая удача!

Пересилив страх, весь липкий от пота Кид двинулся за приведением, бормочущим себе под нос какие-то странные ругательства.

Загробный Брю на чём тот и этот свет стоит костерил бестолковых обитателей Норного посёлка, вешающих где попало, на чём попало и совсем не вешающих табличек с именами проживающих в домах-норах. Брюгай же, знавший где живёт Уткинс, выбился из сил и едва не падал с ёлки от усталости.

– Чтоб мне в кружке утонуть, подавись ей мурена! – громче обычного возмутился Брю, останавливаясь у очередной таблички.

На привязанной к палке старой разделочной доске было выжжено: "Пока живу здесь, но надеюсь, что перееду. А ещё я пою. Дальний Бибус".

– Я и Ближнего-то почти не знал, засоси его в ракушку! – негодовал призрак. – А его родственнички уже тут как тут – новыми хойбилонцами заделались. Надеюсь, Уткинс, протухни его селёдка, не подался в плясуны. Тьфу!

Брю забыв, что он нематериален, попытался сплюнуть, но тщетно. Только маленькое облачко, похожее на трубочное колечко, отскочило от головы и растворилось в воздухе.

"Чтоб меня! – зажмурил единственный глаз Кривой Кид, но поборов страх, на цыпочках, зашагал дальше. – Уткинс, значит… Так вот с кем водит знакомство любитель экзотических птиц!"

Проскользив улочку почти до конца, то и дело останавливаясь и чертыхаясь, покойный паромщик добрался до норы с кучей надписей прямо на двери. Среди прочих образцов хозяйской фантазии типа: "Все Дрыглы здесь" или "К глухому Тэду не стучать" значилось: "Уткинс. Прошу покорнейше. Третья направо с окном".

Отыскав указанное окошко, призрак просочился в форточку. К хождению сквозь стены Брю Квакл никак не мог привыкнуть.

Папаша Уткинс не спал. Проводив недавно гостя, одного из дальних родственников, он собирался "глотнуть чайку". Каждый раз перед сном пожилой невысоклик перечитывал заветное письмо от дочурок, пил чай, вздыхал и, надеясь на лучшее, засыпал. Только-только чайник стал издавать призывные звуки, как в нагретой комнате враз похолодало. Недоумённо пожав плечами, Уткинс хотел идти за дровами, но за спиной кто-то хрипло хихикнул.

– Что, старичина, приморозило? Иди-иди, подкинь дровишек-то, рак-отшельник.

На кровати сидел давний, ещё с детских лет, приятель – Брю Квакл.

Вот только вид у него был весьма необычный. Скорее вида никакого и не было, только одна светящаяся прозрачность, как будто Брю вылепили из лунного света.

– Куда же ты подевался? – воскликнул папаша Уткинс, прежде чем удивиться или испугаться.

– У-умер я-я! – загробным голосом торжественно взвыло привидение.

Уткинс, открыв рот, опасливо отступил в дальний угол.

Брю всё больше и больше нравилось пугать смертных, и с этим он ничего не мог поделать. "Издержки состояния, – как-то пояснил ему призрак человека, зарезавшего своего брата из-за наследства. – Это не лечится".

Насладившись впечатлением, паромщик успокоил старого друга:

– Да не дрейфь, салага! Убили меня в морской баталии, закопай её морж. Я теперь, понимаешь, дух, три венка мне на шею. Да, кстати, тебе привет от твоих девчонок.

Услышав эти слова, Уткинс в момент забыл, что говорит с привидением и попытался пуститься в пляс.