Муслим Булат - Великий казахский роман

– Надо, чтобы книга раскрывала героизм строителей Алаш, их добродетели и ценности. Без прошлого нет будущего, – энергично излагал Ахмет.

– Давай ещё Абая приплетём. Кто обезглавил Кенесары, заразил Шокана и опечалил Асана Кайгы? 10 10 Исторические реалии про известных казахов: хан Кенесары был обезглавлен киргизами, Шокан Валиханов заболел туберкулёзом, от которого скоропостижно скончался, а Асан – казахский акын, прозвище которого – Кайгы («печальный»).

– Русские?

– Толпа! У толпы нет ума. «Сумей направить толпу на путь истинный,» – на лице Алихана заиграла довольная от своего остроумия улыбка.

Ахмет нахмурился.

– Опять ты про «моего предка», издеваешься, – проворчал он себе под нос, – а ведь я хочу, чтобы был смысл. Мораль. Назидание.

Бокеханов прыснул. «Абаизмы,» – подумал он, но видя серьезное расположение друга и зная его обидчивость, решил все-таки вернуться к более серьезному обсуждению темы. Он сказал:

– Предок твоего предка был бай – Турсун. Моего – хан Боке. Мораль у них была… М-м-м… – он замялся, – … феодальная? буржуазная? национал-либералистическая? И это ничего, мы пережили этот период, довольно сложный и спорный период нашей истории, начало, становление нашего государства. В Японии тоже был милитаризм – стали империей. Мы же стали Европой.

– К чему ты клонишь? – недоуменно спросил Ахмет, поправляя свои круглые очки, то и дело съезжавшие с его носа.

– Я к тому, что алашизм двадцатых, ревущий о-о-о… – ему так понравилась эта связка слов, что он на миг потерял мысль, – … о национальном государстве с «правыми» идеалами, и современное наше государство, интегрированное в общеевропейскую парадигму, – не совсем одно и то же. И извлекать из истории кости, – он взял в руки большой желтый плод сушеного абрикоса, разделил на две половинки и показал большую бурую косточку, – выдавая их за плоды, – неправильно. Это ясно и неоспоримо так же, как свет луны ночью и сияние солнца днем.

– Согласен, – отвечал Ахмет, – но мы с тобой слишком воспитанны, культурны, образованны, интеллигентны. Мы знаем и чувствуем всю нашу историю во всей её толще, довлеющей над нами. А народ, и молодые поколения особенно, я чувствую и вижу это здесь и там, народ живёт на энергии инерции достижений двадцатых-тридцатых-сороковых плюс питается ненавистью к оккупантам-русским и их возврату к «совку». А своего, чего-то нового наша идеология не порождает. Ты же тоже видишь это, Али!

– Ахметик, история – всего лишь история, и мы её пока ещё не пишем сами, а описываем, как что было с нашими достопочтенными дедами.

– Ты себе противоречишь, – поднялся с кресла Ахмет, – ты же сам призывал призвать… – он замялся, – …Каллиопу.

– Нет, я призывал Каллиопу на помощь творческому процессу, не более. Но если ты настаиваешь на том, чтобы «Перед рассветом» светила в будущее, нам надо опираться на более современные ценности.

– А они у нас есть. Рассвет еще впереди. А сейчас – самый тёмный час.

Хунгираты обладали обширными культурными связями, достаточно развитыми для довольно молодого государства с вполне определенной политической повесткой. Они контактировали с семиреченскими казахами, через таразитов – с киргизами, с жанаалашским государством, с туркменами – через свою кзылординскую ветвь, монголами (по зову исторической памяти), а также с русскими и узбеками. Культурная диффузия между хунгиратами и узбеками началась задолго до появления собственно хунгиратского государства и продолжалась на протяжении всей их истории. В Узбекистане проживало от 50 до 80 тысяч этнических хунгиратов (точные сведения по данному вопросу отсутствовали ввиду слабой осведомленности хунгиратов о своем общем числе, быстрым и неконтролируемым демографическим ростом начала века, отсутствием у узбеков шежире, в результате чего невозможно было определить, являются те или иные махалля в Ферганской долине узбекскими, хунгиратскими или какими-либо ещё – всех причисляли к титульной узбекской нации), в Хунгиратском каганате на момент его появления – по меньшей мере 340 тысяч узбеков, не считая трудовых мигрантов и «казахов», переписанных или переписавшихся в них в разное (докаганатское) время и по разным причинам. В дальнейшем данные глубокие взаимодействия между этносами только упрочились несмотря на то, что Узбекистан так и не открыл границ с Каганатом для свободной миграции между странами.

В смысле социального расслоения псевдокастовая иерархия, предложенная хунгиратами с титульным правом её возглавлять, узбекам, жившим в городах и сёлах хунгиратских земель, была весьма удобна. Будучи хорошо организованной, традиционной, патриархальной структурой, монолитности которой завидовали все казахи, обладая при этом чёткой системой ценностей (o’z uy = o’z mahalla = O’zbekiston), выдающимися организационными, хозяйственными способностями, ремесленно-строительными навыками, а также умением наживать и управлять капиталом, узбеки не стали кшатриями при хунгиратах-брахманах, но своеобразной этнической буржуазией ростовщически-олигархического толка, как примерно еврейская ростовщическая буржуазия во времена Второй Французской республики и Второй же империи. Узбеки при хунгиратах, как отмечает исследователь, были примерно тем же, что и хунгираты – в масштабах Казахстана, обширной, сплочённой группой, более динамичной, более адаптированной в розничной экономике, коммерции и собственному дело в противовес остальной, менее «шустрой» части народа [источник не указан].

В Узбекистане же хунгираты, напротив, пребывали в состоянии пролетариата, всё ещё эксплуатируемого, но уже достаточно зрелого для больших свершений и предпосылок для воссоединения с собственным этническим большинством через границу на севере. Увы, хотя формально и символически их репатриационным устремлениям оказывалась всяческая поддержка (каган лично бывал в Узбекистане, вёл переговоры с местными властями, посещал хунгиратские махалля, а также давал феерические концерты с аншлагами на главных аренах крупнейших узбекских городов, тем самым эффектно пополняя собственную казну), на деле с официальным Ташкентом существовал тайный акт о обоюдном сдерживании: казахские узбеки не покидают Каганат, а узбекские хунгираты остаются в своих территориальных анклавах.

Первый каган выступил также с рядом общественных инициатив, которые были наполнены стремлением к укреплению связей между двумя народами (год Узбекистана в Каганате, упоминавшиеся выше собственные турне по Узбекистану) и постоянно эксплуатировал тезис о едином центре цивилизации Средней Азии, где братские народы узбеков и хунгиратов объединены общей судьбой, общими ценностями и общим будущим. Тамерлана он считал/называл «великим общим предком», барласов – «протохунгиратами» (что, в сущности, не имело никакой исторической обоснованности), а Ташкент – колыбелью этой самой единой цивилизации. В числе его инициатив было создание совместного хунгиратско-узбекского производства доступного кино и ТВ, в котором, по его замыслу, должны были сочетаться хунгиратские капиталы, узбекистанская кинопрозводственная инфраструктура и общий, понятный обоим народам и таргетируемый на оба народа контент, который мог бы окупаться именно при объединении аудитории двух государств в единый рынок развлечений, как традиционно кинопрокатный и телевизионный, так и онлайновый.