Д.Дж. Штольц - Демонология Сангомара. Удав и гадюка

– Здравствуй, мой сердечный друг! – слащаво улыбнулся Нактидий гор’Наад, обнажив клыки. – Да благоволят тебе Праотцы!

– Приветствую, Нактидий!

– Проходи же в мою скромную обитель, будь любимым гостем, Вицеллий, старина, и расскажи, что привело тебя ко мне. – Хозяин пухлой дланью сделал радушный жест. – Проходите!

Юлиан вздрогнул и приготовился к худшему. От Нактидия прозвучал крайне странный вопрос, словно тот не знает ничего о своей собственной просьбе забрать старый вклад. Граф затравленно осмотрелся по сторонам. Золотой город прятался внутри кольца высоких стен, и бежать было некуда. Зловеще пустая и тихая улица кричала о том, что грядет беда.

Вампиры вошли внутрь имения, прошли укрытый тонкими коврами холл и приземлились на красные и истрепанные жизнью козетки.

– Я столько лет тебя не видел, Вицеллий. Даже и не ожидал встретить, – сказал Нактидий и расстелил свое пузо по мягкой обивке.

– Прошло полвека с тех пор, как я занял тебе триста сеттов. Помнишь?

– Как же мне забыть твою щедрость, друг? – улыбнулся Нактидий. При всем его напускном радушии выглядел помощник казначея неприятно – как обыкновенный алчный и наглый златожорец.

– Теперь я хочу забрать восемьсот сеттов.

– Да-да… – медленно изрек Нактидий. – Но ты для начала расскажи о себе, о сыне. Где ты был все тридцать лет?

Рядом с вазой, расписанной серой краской – дешевым заделом под серебро, – стояла деревянная лошадка-качалка. На низком столике у стены Юлиан заметил женский гребень. Однако никто, кроме банкира, не вышел приветствовать гостей: ни слуги, ни семья. Над домом нависла гнетущая тишина. Отчетливо были слышны как потирания толстым задом банкира об уже старую мебель, так и певчие, веселые трели в саду в задках дома.

– Я долгое время жил в Ноэле, воспитывал единственного сына.

– Он у тебя, дружище, как истинный северянин. Давненько я не видал таких черных волос и синих глаз, – Нактидий фальшиво улыбнулся. – Хороший мальчик вырос. Как прошло ваше путешествие? Не столкнулись со злющими гарпиями в Ор’Ташкайе? Говорят, они облюбовали Косой утес у порта. С неделю назад туда отправили отряд магов и веномансеров.

– Нет, мы проделали путь верхом, через Детхай и Дюльмелию.

– Славно, славно… – после задумчивого бормотания Нактидий осторожно прислушался, и, ничего не услышав, продолжил сыпать вопросами: – Тогда как прошло конное путешествие? Расскажи же мне все, мой любимый друг, мой верный товарищ. Я так давно тебя видел, что не терпится все узнать.

И вот Юлиан услышал далекий и многочисленный топот. На лице Вицеллия воцарилась умиротворенная улыбка, и он, расслабленный, закинув нога на ногу, пренебрег нарастающим гулом. Рукавом из самой дешевой парчи Нактидий обтер со лба пот и как-то облегченно выдохнул. В воздухе витали фальшь и напряжение. Одна Фийя, сидя на краю козетки, хлопала глазами да невинно улыбалась – она просто не понимала, о чем толкуют господа.

– Хорошо прошло. В Саддамете столкнулись с рабами, те перебили своих хозяев. Но ты, Нактидий, знаешь, что я не я, если не смогу выкрутиться.

– Да-да, это я знаю… Кстати, помнишь Иллу?

– Как же его забыть, моего лучшего друга.

– Он… оценил твой прощальный подарок, Вицеллий. – Нактидий поднялся с козетки, дрожащий, и медленно отошел в угол комнаты, якобы разглядывая нагих женщин на картинах. – Его чудом успели спасти, но Илла десять лет был прикован к постели. Он обрадуется встрече с тобой.

– Нактидий. Вы не отправляли письмо в Ноэль, да? – спросил Юлиан.

Нактидий уже стоял в проходе между холлом и гостиной, отступая ко входной двери.

– Какое письмо? – Нактидий едва не опрокинул высокую вазу, пятясь, но успел придержать. – Как я мог написать тому, кто пропал без вести, когда его искало все королевство, чтобы повесить за измену и попытку убийства?

Дверь в особняк с тихим скрипом отворилась. А уже спустя мгновение в гостиную ввалились около двадцати стражей, одетых в полный набор доспехов, от шлемов с выгравированными ветвями деревьев до латных сапог. Зло сверкнули алебарды. На гостей в угрозе нацелились стальные острия, холодно звякнул металл. Фийя вскрикнула. Юлиан сжал челюсти. Вицеллий улыбнулся. Гвардейцы расступились и пропустили высокого, по меркам южан, но на полголовы ниже Юлиана, рыцаря, от которого разило псиной, – оборотня. Тот жестко глянул сквозь прорези забрала на невозмутимого Вицеллия. Старик растянулся на козетке, отдыхая.

– Глазам своим не верю! – рыкнула стальная фигура. – Как у тебя наглости хватило вернуться, Алый Змей?

– Здравствуй, Гоголос. Это мой сын Юлиан, познакомься.

– Ты с ума сошел!? Еще и сына на виселицу притащил!

– Я не его сын! – произнес Юлиан, встав с козетки.

Тут же в грудь и спину графу уперлись остриями десяток копий, и тот застыл.

– Встали и пошли за мной! Все! Все вы, Гор’Ахаги, лжецы и ублюдки. По вам давно плачет висельное дерево.

Фийя, доселе сидевшая подобно запуганной мыши, тихо и беззвучно, уставилась на окруженного графа, чью васильковую рубаху пропитала кровь от уколов алебардами.

– Тео, тео, что это… – зашептала она, дрожа.

– Вставай! – крикнул Гоголос айорке.

Служанка вздрогнула от рыка, расплакалась, но так ничего и не поняла, ибо языка не знала.

– Фийя, – прохрипел Юлиан на северной речи. – Вставай. Пошли.

– Тео Юлиан не виноват! – вдруг закричала Фийя надрывно, глаза ее зажглись лихорадкой, грудь заходила ходуном. – Господин Вицеллий… Это все он!

– Помолчи! – прошипел Юлиан.

– Тео Юлиан, – айорка взмолилась, рыдая. – Скажите же им…

Вицеллий нахмурился, взгляд его, колючий и опасный, вцепился в Фийю, и та вдруг замолкла. Не успела айорка и слова сказать, как ее подкинуло с козетки. Озлобленная стража тут же направила на Фийю острия копий. В диком безумии служанка неестественно дернулась, извернулась, и тело ее швырнуло будто бы какой-то силой на графа.

– Фийя! – вскрикнул Юлиан.

Охнув, айорка уже ясным взглядом посмотрела на свою грудь. На платье расплылось кровавое пятно от упирающегося в него наконечника. Тот вошел на пол-ладони вглубь, к сердцу, а ошеломленный молодой стражник, словно очнувшись от забытья, испуганно выдернул алебарду.

Фийя качнулась. Юлиан попытался сделать к ней шаг, но ему не позволили. Ноги служанки подогнулись, она со стоном осела на колени. Тоненькой ручкой с колышущимся на запястье браслетиком, подаренным графом, она схватилась за платье, напитанное кровью.

– Дайте мне ей помочь! – взревел граф.

– Праотцы помогут, – был ответ Гоголоса.

Меж тем, Вицеллий встретился взглядом с графом. И весело рассмеялся. Это стало последней каплей.

Не раздумывая, Юлиан поднырнул вниз и в сторону веномансера. Нанес быстрый удар в зазор между доспехами ближайшего стражника, вставшего на пути. Тот покачнулся и завалился на козетку. Истрепанный диванчик опрокинулся, обнажив взору свернувшуюся в клубок Фийю. Айорка тихонечко, но так громко постанывала от боли, как щенок, и глядела на графа полными слез глазами. Юлиан умудрился свернуть шею еще одному, получил два болезненных укола в плечо, увернулся, снова поднырнул и хватил по затылку попавшегося под руку стражника локтем. С болезненным завыванием, захлебнувшись воздухом, стражник по инерции пробежал вперед, кувыркнулся и грохнулся на деревянную лошадку-качалку. Хрустнул позвоночный столб – игрушка оказалась крепкой, крепче здоровенного мужика. Фийя замерла, а ее молчаливый и словно укоряющий взгляд теперь следил за графом. Тот не знал, что делать. Впереди выросла сплошная металлическая стена; где-то за ней спрятался Вицеллий.