Саманта Шеннон - Обитель Апельсинового Дерева

– Доктор Рооз, – окликнул один из них, – что случилось?

Никлайс захлебнулся воздухом.

– Кто это? – Его голос потерялся в раскате грома. – Муст, – глухо крикнул он, – Муст, помоги мне, лисоволосый дурень.

Ладонь зажала ему окровавленный рот. Теперь он услышал Сульярда, плачущего где-то в темноте.

– Никлайс!

Он поднял глаза, ожидая увидеть Муста, но в схватку бросилась Паная. Она растолкала часовых и встала над Никлайсом, подобно рыцарю Доблести.

– Если он арестован, – заговорила она, – где приказ от достойного правителя Хайсана?

Никлайс готов был расцеловать ее. Старший распорядитель стоял поодаль, наблюдая, как его часовые разносят дом.

– Вернись к себе, – не глядя, приказал он Панае.

– Ученый доктор Рооз заслуживает почтения. Если вы причините ему вред, великий князь Ментендона об этом узнает.

– У Рыжего князя здесь нет власти.

Паная расправила плечи. Никлайсу оставалось только благоговейно наблюдать, как женщина в ночных одеждах противостоит мужчине в доспехах.

– Ментцы, пока живут здесь, находятся под защитой вседостойного государя, – говорила она. – Что скажет он, услышав, что вы пролили кровь на Орисиме?

На это начальник шагнул к ней.

– Может быть, скажет, что я слишком милостив, – проговорил он глухим от презрения голосом, – потому что этот лжец укрывал в своем доме нарушителя границы.

Паная умолкла, и легко было заметить, как она потрясена.

– Паная, – шепнул ей Никлайс, когда начальник зашагал прочь, – я могу объяснить.

– Никлайс… – выдохнула она. – О Никлайс, ты нарушил Великий эдикт.

В лодыжке у него забилась боль.

– Куда они меня уведут?

Паная бросила опасливый взгляд в сторону оравшего на своих часовых начальника.

– К достойному правителю Хайсана. Они будут проверять тебя на красную болезнь, – зашептала она на ментском. И вдруг напряглась. – Ты к нему прикасался?

Никлайс отчаянно пытался вспомнить.

– Нет, – ответил он, – к обнаженной коже – нет.

– Обязательно скажи им об этом. Поклянись своим Святым, – сказала она. – Если тебя заподозрят в обмане, то всеми средствами постараются добиться истины.

– Пыткой? – На лице у него бусинами проступил пот. – Только не пытки! Ты ведь не о пытках говоришь?

– Довольно, – гаркнул распорядитель. – Уведите предателя!

И часовые потащили его, как тушу к колоде мясника.

– Мне нужен адвокат! – прокричал Никлайс. – Проклятье, должен же на этом забытом Святым острове найтись, чтоб его, адвокат! – Не добившись ответа, он отчаянно крикнул Панае: – Скажи Мусту, пусть починит мои приборы. Продолжайте работу!

Она только беспомощно глядела на него.

– И сохраните мои книги! Ради любви Святого, сбереги мои книги, Паная!

– Наверное, такие прогулки в Эрсире не в обычае? Мешает нестерпимая жара?

Они прогуливались по саду королевы. Раньше Эда в нем не бывала. Этот приятный уголок предназначался для Сабран, ее самых приближенных дам и Совета Добродетелей.

Дама Арбелла Гленн так и не встала с постели. Придворные шептались без умолку. Если она умрет, понадобится новая дама опочивальни. И другие высокородные камеристки заранее старались выказать перед Сабран свой ум и таланты.

Несомненно, потому-то Линора и рассердилась так, увидев, как Эда проявила свое искусство сказительницы. Боялась, что кто-то со стороны урежет ее шансы.

– Зимой – нет. А летом мы носим просторные шелковые одежды, которые защищают от зноя, – ответила Эда. – Я, когда жила в Румелабаре у его превосходительства, часто читала, сидя у пруда в его поместье. Дорожки там затенялись деревьями сладких лимонов, а воздух охлаждали фонтаны. Мирное было время.

По правде сказать, Эда всего раз побывала там. Детство она провела в обители.

– Понимаю. – Сабран держала в руках расписной веер. – А молилась ты Певцу Зари.

– Да, моя госпожа. В Доме Молчания.

Они прошли в уголок сада, где пышно цвели сливы. Двенадцать рыцарей-телохранителей следовали за ними в отдалении.

За последние несколько часов Эда увидела, что под наружным всезнанием королева Иниса скрывала весьма ограниченные представления о мире. Запертая в стенах своих дворцов, она познавала земли вне Иниса по деревянным глобусам, письмам послов и иноземных правителей. Сабран бегло говорила на ментском и хроти, и в истории стран Добродетели наставники ее просветили, но о прочем она знала не много. Эда чувствовала, какого труда стоило королеве удержаться от расспросов о Юге.

Эрсир не исповедовал Шести Добродетелей. Как и граничащие с ним земли Лазии, хоть эта страна и занимала важное место в легенде об основании Иниса.

Явившись к инисскому двору, Эда публично обратилась к Шести Добродетелям. Однажды весенним вечером она, стоя в королевском святилище, присягнула на верность дому Беретнет и получила шпоры и перевязь, причитавшиеся последователям Галиана. За это ей было обещано место в Халгалланте – небесном чертоге Святого. Она сказала святителю, что до прибытия в Инис держалась веры в Певца Зари, у которого в Эрсире было больше всего последователей. Никто в том не усомнился.

Эда никогда не веровала в Певца Зари. Эрсирка по крови, она родилась не в Эрсире и бывала в нем нечасто. Истинная ее вера была известна только в обители.

– Его превосходительство говорил мне, что твоя мать не из Эрсира, – припомнила Сабран.

– Нет. Она родилась в Лазии.

– Как ее звали?

– Зала.

– Я сочувствую твоей потере.

– Благодарю, моя госпожа, – отозвалась Эда. – Это было давно.

При всех различиях между ними обе знали, что значит потерять мать.

Когда часы на башне пробили одиннадцать, Сабран остановилась у своего птичника. Она открыла дверцу, и на запястье ей выпрыгнула крошечная зеленая птаха.

– Это птица из Лазии, – сказала Сабран. Солнце играло в изумрудах ее ожерелья. – Там родилась святая Дева, от которой идет мой род.

– Вы бывали в Лазии, королева? – спросила Эда.

– Нет. Я никогда не ступала ногой за пределы стран Добродетели.

Эда поймала себя на знакомой вспышке досады. Чистейшее лицемерие со стороны инисцев – вести свою главную легенду из Лазии и притом обзывать ее народ еретиками.

– Конечно, – сказала она вслух.

Сабран бросила на нее взгляд. Достала из мешочка на поясе и высыпала себе на ладонь несколько зернышек.

– В Инисе эту птичку называют любовником, – сказала она. Птаха у нее на запястье весело чирикала. – Они выбирают одного спутника на всю жизнь и узнают его песню даже много лет спустя. Вот почему птички любовники святы для рыцаря Верности. Они воплощают желанное для каждой души единение в супружестве.

– Я их хорошо знаю, – сказала Эда. Птичка клевала зерна. – На юге их называют персиколицыми пересмешниками.