Юлиана Алексеенко - 11 миллисекунд

– Я этого не говорила! Я только сказала, что лучше бы разобраться с твоей оранжевой кожей и волосами, вдруг это вредно.

– Это не вредно, но знаешь, как я устала от чужих взглядов? Все смотрят и смотрят. Еще эти точки появились. Ты мне поможешь?

Отбеливание, о котором говорила Акея, в Талиостии делали очень редко, и процедура это была вообще-то опасная. Потому что для нее использовали ядовитый цветок эпират, который обычно применяли в процессе кристаллизации, когда кристаллам нужен был матовый отлив. Нескольких капель сока этого цветка хватало для того, чтобы приготовить сразу несколько чанов с эликсиром. И очень редко его использовали для отбеливания кожи – некоторые очень смуглые от природы талиостийцы даже к 20 годам с трудом становились разноцветными, потому что темный оттенок их кожи поглощал все цвета и не давал возможности заиграть красками, как положено.

Процедура эта была болезненная – кожа около недели болела, а потом еще долго чесалась, пока заживала. Но эффективная, кожа становилась намного светлее. Только вот никто еще не пробовал убирать с помощью этого сока какие-то цвета, но Акея решила, что разница тут небольшая – или смуглый цвет убирать или рыжий.

– Это же так больно! – воскликнула Аксиола. – Ты уверена, что тебе это нужно? Говорят же, что все само пройдет.

– Ты не понимаешь, Аксиола! Пока это пройдет, на мне дырки от чужих взглядов появятся! А на лицо посмотри – что мне с этими пятнами делать? Ты когда-нибудь у кого-нибудь такие видела? Ни у кого из нашей семьи не было таких никогда.

– По правде говоря, хоть это и не совсем желательно – быть такой одноцветной, как ты, но что-то в тебе теперь есть необыкновенное, – сказала вдруг тетя и улыбнулась.

– Аксиола! – взмолилась Акея. – И ты туда же – меня успокаивать. Я не хочу, чтобы на меня все смотрели, я не хочу ждать еще несколько лет. И мне грустно, что я теперь любимый цветок взять в руки не могу. Ну, пожалуйста, давай не будем никому говорить и просто попробуем соком все это убрать.

– Акея! Я так не могу. Давай тогда скажем твоим родителям. Если они одобрят твою затею, тогда и попробуем.

– Мама говорит, что рыжей быть не страшно, что я для нее любая мила, так что не согласится она, скажет, это больно. А я боли не боюсь, я хочу быть как все, хочу мохнатку собирать.

– Так ты потом снова станешь такой, если будешь и дальше обниматься со своей мохнаткой, – засмеялась Аксиола, но видя страдание на лице девочки, тут же стерла улыбку с лица. – А знаешь, я придумала! Давай вот что – давай мы попробуем убрать этот цвет с пряди волос, а? И больно не будет, и увидим, что получится. А уж потом попробуем и со всех волос! А на коже, может и само сойдет, если копна твоя такой рыжей не будет, то, может, и не будешь ты так в глаза бросаться, правда же?

Акея расцвела – идея была очень хорошая. Волосы не болят, так что не страшно и попробовать. Они с Аксиолой договорились, что на следующий день пойдут к Малафету – эпират был редким цветком, и найти его можно было только у таких ученых, как дедушкин друг. А заодно можно будет расспросить его и про эпитупы с длинными стеблями.

Следующее утро выдалось очень холодным. Прохлада осени особенно сильно ощущалась, когда солнце еще не поднималось на небосклон. Акея плохо спала в ту ночь, и решила встать, хоть были еще предрассветные сумерки. Она выпила стакан сока и, надев теплое длинное платье, вышла в сад. Большинство цветов еще спали, их бутоны были плотно закрыты, и только мохнатка уже начала пробуждение. Ох, уж эта мохнатка! И почему Акея так любила ее с самого детства? В Талиостии росло столько роскошных цветов, самых необыкновенных форм и расцветок, а ее почему-то просто завораживал этот простой оранжевый.

Девушка не сдержалась, подошла к любимым цветам, села на корточки и стала наблюдать за тем, как они раскрываются. Теперь, когда она решила попробовать отбелиться соком эпирата, можно было позволить себе немножко нарушить правило последних дней и приблизиться к цветку. Она посидела немного, понаблюдала, полюбовалась тем, как светлеет небо и все вокруг, как медленно ослабевают туго закрученные катушки бутонов, увеличиваясь в размерах. В этой утренней тишине Акея слышала, как потрескивают бутоны истаары – самого крупного и величественного цветка их сада, который очень любит мама Зана. Истаара была роскошной, но и самой чувствительной в саду; ее скоро будут переносить в теплицу, потому что холод она не любит.

Девочка заметила, что клумбы с афетией – самым распространенным в Талиостии цветком, который был популярен и в изготовлении кристаллов, и в приготовлении пищи, очень заросли сорняком, и поднялась, чтобы прополоть их.

Но вдруг неподалеку она услышала шорох, не похожий на шорох от ветра. Словно кто-то прошмыгнул в кустах карликовых деревьев неподалеку и притих. Акея встала, посмотрела по сторонам, пошла ближе к месту, откуда доносился шум. В Талиостии, где все жили очень мирно и просто, где самым большим происшествием были потеря детской игрушки в каких-нибудь зарослях или мелкая ссора соседей, никто и ничего не боялся, ибо никаких угроз просто не существовало. Поэтому Акея смело пошла по саду, чтобы проверить, кто еще мог находиться там в этот ранний час.

Она поискала, но никого не увидела и снова пошла к цветам. Чуть позже, когда пропалывала афетию, Акея снова услышала шорох, и, повернувшись на звук, заметила, как чья-то бело-серая фигура – ей не хватило времени разглядеть детали, словно перелетела через дальнюю живую изгородь и скрылась за пределами сада.

Акея выбежала на улицу и понеслась быстрее туда, где только что видела тайного гостя. Она пробежала мимо нескольких домов, но нигде больше не заметила никого похожего. Девушка попыталась вспомнить, что она успела разглядеть, но в памяти была только необычно светлая голова и светлая одежда. Это было так странно, потому что талиостийцы были разноцветными, с темными волосами. Может, ей померещилось в сумерках? Что мог здесь делать кто-то из жителей, в столь ранний час? И так высоко прыгать через изгородь? А убегать зачем?

Акея решила, что это ранний подъем всему виной – наверное, ей что-то померещилось в тусклом свете прохладного утра. Она вернулась в свой сад, где еще немного пополола сорняк, а когда стало светлее, и пришло время всем встретиться за завтраком, пошла в дом.

Больше за день ничего необычного не случалось. К четырем часам дня Акея закончила свою работу на Белом Холме, и они с Аксиолой отправились к Малафету.

Мужчина немного покачал головой – мол, ах, ну надо же какая оранжевая! Но сегодня Акея была гораздо смелее, чем в прошлую встречу, и вместо молчания, сама начала рассказывать дедушкиному другу о том, что сказал Ацтарс, а потом и о своих планах.