Юлиана Алексеенко - 11 миллисекунд

– Ты смелый ребенок! – воскликнул Малафет. – Сок эпирата причиняет боль, это как ожог. И ты готова пойти на это?

– Я потерплю, – ответила Акея.

– Хм, надо подумать, – сказал Малафет. – Хоть, конечно, вы правы, если сначала попробовать на волосах, то ничего.

– А может и не стоит вообще потом отбеливать кожу? – сказала Аксиола. Теперь она чувствовала тревогу и свою вину в том, что ее племянница хочет подвергнуть себя боли ради того, чтобы быть как все. – Может, отбелить волосы будет достаточно, а с кожей повременим, потом все равно природа возьмет свое?

– Я не хочу, чтобы на меня глазели, пока природа будет медлить, – возразила Акея.

– Сначала надо попробовать, а там видно будет, – решил за всех Малафет и повел гостей в свою маленькую кладовую.

У него была отличная просторная кладовая, на полках которой каких цветов только не было. Подобные сокровищницы были во многих домах талиостийцев, ведь цветами они наслаждались, их изучали, их дарили, им поклонялись, ими лечились, их употребляли в пищу и так далее, не говоря о том, что цветочный народ посвящал свою жизнь изготовлению из них кристаллов. Но не у всех были такие обширные коллекции, как у Малафета: здесь были образцы и редких цветов эскудармиса, и аппелеи, и варамфита, и опустотуса, и редкие жемчужные стебли эокса, которые в былые времена использовали в изготовлении мягких кристаллов. Прежние поколения талиостийцев считали эокс бесполезным, потому что мягкие кристаллы не умели использовать ни для чего, кроме детских игрушек. Для маленьких талиостийцев делали из них мячи и длинные мягкие палки для мальчишек. И только тридцать лет назад ученые обнаружили необыкновенные свойства эокса – кристаллы, выращенные из этого цветка целиком со стеблями, обладали необыкновенными свойствами: они были гибкими, пластичными, но необыкновенно прочными. Оказалось, что из таких кристаллов удобно делать не только предметы мебели и домашнего обихода, но и использовать тонкие прослойки из них для крепления кристаллов в мостах, придавая им формы, какие раньше были невозможными.

Да только вот цветок перестал расти в прежних количествах. Как бы ни старались цветоводы, он очень плохо приживался в низовьях, и в искусственных условиях молодые побеги эокса умирали еще до того, как начинали жемчужеветь, бутоны и вовсе не появлялись. Тех редких цветов, что теперь росли на вершинах гор, для кристаллов не хватало, а цветок было запрещено срывать без особого разрешения. Малафет был одним их тех энтузиастов, которые пытались найти возможность размножить эокс в низовьях.

Обладатель богатой кладовой залез на небольшую лесенку, порылся на полках и достал деревянный ящичек с засушенными цветками эпирата. Все трое присели на деревянную скамью, стоявшую тут же в кладовой, и открыли ящичек. Пахнуло резким запахом, похожим на смесь угля и уксуса.

– Эпират – очень сильное растение, – сказал Малафет. – Я насыплю вам одну щепотку, на ночь залейте ее бочонком воды, дайте настояться, по утрам выносите подышать на молодое солнце, а к полудню заносите опять в темное место до утра. Так три дня. А потом попробуйте прополоскать в этой воде прядь волос. Если все получится и прядь не отпадет, тогда и все волосы можно. А прежде обмажьте кожу головы опунтровым маслом, чтобы уберечь от ожога.

Он насыпал крошечную щепотку темных цветков в маленький мешочек из ткани, обернул тугим куском бумаги, прочно замотал сверток веревкой и вручил Акее.

– Спасибо вам, Малафет, – ответила девочка. – Сделаю все, как вы сказали. А еще мы хотели узнать про наши эпитупы, удалось вам понять что-то про них?

– Ах, а про это ты правильно вспомнила! – воскликнул Малафет. – Эпитупы ваши очень интересные! Идемте.

И он поднялся из-за стола, отправляясь в круглую комнату с чертежами, из нее в маленькую спаленку, а из нее по лестнице на чердак, где у него была небольшая мастерская под крышей. Акея и Аксиола поспешили за ним.

Длинные эпитупы словно пробудили в Малафете новую искру, новый интерес к науке, которая мало радовала его в последнее время. Он считал, что Акея нашла очень непростые цветы.

Малафет изучил их вдоль и поперек, он сравнил их с эпитупами, найденными в самых разных уголках Талиостии, и заметил, что они эпитупы лишь отчасти. Их длинный стебель и ярко-синяя окраска заставили его пристально взглянуть на цветок овиандр, который в низинах был редкостью и рос ближе к вершинам, а также изредка вдоль реки. Он тоже имел длинный стебель, а его цветки – очень длинные тонкие и ажурные лепестки ярко-синего цвета. В Талиостии росло немало ярко-синих цветов, и, может, Малафет и не обратил бы на это внимания, но одну важную деталь он подметил почти сразу – и у эпитупов, найденных Акеей, и у овиандра были одинаковые едва заметные игольчатые чешуйки у основания цветка.

– Ты понимаешь, к чему я клоню? – спрашивал Малафет у Акеи.

Акея кивнула, хоть и не была уверена, правильно ли понимает, но похоже, что Малафет счел, что ее эпитупы были как бы немножко овиандрами. Малафет тоже кивнул – как ученый ученому. Так бывает, когда коллеги обсуждают предмет своей работы и не тратят лишних слов на объяснения, потому что всем все и так понятно. Но Акее нужно было больше информации.

– Т.е. вы хотите сказать… – неуверенно начала она через некоторое время.

– Да, именно так, именно такова моя догадка! – ответил Малафет. – Конечно, это все звучит совсем фантастично, я и сам, признаюсь, не до конца понимаю, что к чему. Но очень много, очень-очень много странных совпадений. Внешнее сходство – это еще не все! Когда я оставил два цветка без воды, я заметил, что ведут они себя одинаково: оба быстро склоняют бутон, затем одновременно лепестки становятся мягкими и сжимаются, затем одновременно и одинаково склоняются все ниже и ниже, при этом стебель в нижней части до последнего остается крепким. Понимаешь?

– Т.е. вы хотите сказать, – снова произнесла Акея, чтобы все-таки убедиться в правильности своей догадки, – что эпитупы становятся… как бы… овиандрами?

– Да нет же! – воскликнул Малафет, но при этом выглядел совершенно счастливым, будто его ученица напротив дала очень точный ответ. – Как же они могут стать овиандрами, дитя?

– Да, но почему тогда? – Акея вся превратилась в два больших уха и два глаза, чтобы не упустить ни одного слова, которые ожидала услышать из уст собеседника.

Аксиола, которая все время только слушала и ничего не говорила, тоже напряглась в ожидании.

– Потому что это один и тот же цветок! – выдал Малафет, и Акея с Аксиолой переглянулись.

– Как же один? – спросила Акея. – Они же выглядят по-разному? Обычные эпитупы, которые на коротких стеблях, они же бледно-голубые и лепестки у них не ажурные, не длинные совсем.