Андрей Грамин - Игры с Вечностью

Виктор Ильин проснулся в три утра. Ему казалось, что он все еще захлебывается холодной мутной водой реки; его душат спазмы, и конвульсии сгибают ноги. Сев на кровати и включив свет, Виктор пришел в себя. Это был только сон, хотя таких снов Ильин еще никогда не видел. По телу прошел озноб. Виктор готов был поклясться, что все это происходило на самом деле, но то, что он жив, доказывало обратное. Еще ничего не понимая, мужчина прикурил сигарету. Ему требовалось во всем разобраться. Ему казалось, что сон длится сейчас, а там была его жизнь. Мысли сменяли одна другую, и в их лихорадочном беге он не мог уловить ту, самую нужную и трезвую. Была необходимость успокоиться. Виктор пил очень редко, только крепкий алкоголь, но не чаще раза в месяц или два, на свадьбу или на день рождения кого-то близкого. На этот раз Ильин изменил принципам и пошел на кухню, где трясущимися руками откупорил бутылку водки, стоящую в холодильнике с его дня рождения, и залпом выпил не меньше половины стакана. Стало лучше. Виктор закусил колбасой и повторил маневр. Бутылка заметно опустела, да и мысли в голове куда-то потерялись. Ильин опять закурил и сел на табурет. Нужно было выбираться из растерянности, вызванной сном. Необычайный всплеск адреналина еще не прошел, сердце стучало как барабан. Виктор вздохнул и начал докапываться до истины. «Итак, – думал он, – первое. Сон, это был сон, а не явь. Это точно и сомнению не подлежит…». Вторая мысль гласила, что все это не могло происходить с Виктором, так как он не жил в Испании в конце 1480-х годов. Третье: сновидение было навеяно его мыслями об Испании перед сном. Все остальное только чувства, вызванные сном. Четвертое: он так напуган и впечатлен только потому, что таких реалистичных снов у него никогда не было. Но ничего, все бывает впервые. Итог: успокоится и осознать, что это все сказка. И ложиться спать. Хотя, последнее спорно – завтра Виктор выходной.

Ильин успокоился, и тут пришла другая мысль. Да, сон навеян мыслями об Испании! А чем навеяна та прекрасная девушка? Виктору она незнакома, он ее точно нигде раньше не видел. Ее внешность даже никого не напоминает. Хотя, возможно, он видел ее где-то в толпе незадолго до того, она его впечатлила, и вот, приснилась наконец-таки. Все просто. А просто ли? При воспоминании об Анне кольнуло сердце, что-то ранее незнакомое вдруг поселилось там. Что это? Виктор, не задумываясь, назвал это нежностью, какой-то щемящей нежностью в сердце. Раньше все мысли и чувства у него шли через голову, а теперь вот впервые что-то в сердце. Отчего она его так взволновала? Если бы знать. Бред, все бред. Она же только приснилась, как можно влюбиться в сон? И на этой мысли Виктор прекратил внутренний монолог, удивленно заглядывая в самого себя. Неожиданно прозвучавшее слово «влюбиться» стало основоопределяющим. Чертовски правильное слово. Он действительно чувствовал что-то незнакомое до того, и если это была не влюбленность, то, что тогда? Даже не влюбленность. Всю боль того, приснившегося Виттора, всю его любовь Ильин прочувствовал сам, проснувшись. Чувства из сна как по мановению волшебной палочки перешли в реальную жизнь. От этого сжималось сердце, учащался пульс, и что-то похожее на комок находилось в горле. Этого не могло быть, но это было. Виктор опустил голову на руки. Час от часу не легче. Теперь он влюбился в несуществующую девушку из сна. И как это называть? Может, пока он выходной, стоит к психиатру сходить, пусть поможет уколами или гипнозом? От этой мысли стало веселее, он улыбнулся. И тут по коже прошел озноб, как от холода, и чей-то голос в голове сказал: Вот оно! Виктор даже обернулся, но, естественно никого за спиной не нашел. Нет сомнений, голос был его. Просто мысль прозвучала вслух, и поэтому показалось, что кто-то с ним говорит. А что оно? Оно, – то, чего он ждал всю сознательную жизнь, с каждым приходом желтеющей листвы. ОНО, что-то, слишком похожее на чудо, чтобы быть настоящим. И это нельзя было доказать, он это просто чувствовал.

Вот так в жизнь Виктора Ильина ворвалась любовь. Неожиданно и быстро, как арбалетный болт, пронзившая грудь. Виктор остановил течение мыслей, и проверил свои чувства. Самым большим желанием было увидеть ту девушку наяву. Он понимал, что это невозможно, но ничего с собой поделать не мог. Любыми средствами он хотел увидеть ее. Разум говорил одно, сердце абсолютно другое. В голове всплыли слова Жорж Санд: рассудок никогда не плачет – это не его дело, а сердце никогда не размышляет – оно не для этого нам дано. Виктор иронично улыбнулся этим словам. Пусть разум не вмешивается в сердечные дела. У него есть любовь, и есть надежда найти эту девушку. Остальное его не волнует. Пусть кто-то на эти мысли посоветует ему обратиться за помощью в лечебницу для душевнобольных, ему плевать. Он будет искать ради того, чтобы однажды увидеть ее улыбку и еще раз заглянуть в ее глаза. Остальное не имеет значения. Мысль права: вот оно, пришло. И будь что будет. Один умный человек говорил: «У меня есть мечта…», начиная свои выступления именно с этих слов. Виктор теперь знал, зачем он живет, у него тоже появилась мечта. И надежда. И любовь.

Аня Воскресная сидела в своей комнате и в крайней тоске листала модный журнал. Больше ей делать ничего не хотелось. Был день, двадцать девятое октября, пятница. Аню все достало, и серость жизни казалась невыносимой и нескончаемой. Обыденность душила как Отелло Дездемону, сильно и яростно, со всей ревностью к счастью, на которую только была способна. Нет, о такой жизни, какую вела Аня, любая девушка в современной России могла только мечтать. У нее было все, о чем она могла грезить или чего желать. То, сколько тратил на нее отец, наверное, было соразмерно с бюджетом футбольного клуба первого дивизиона Российской Федерации. Все капризы дочери Анатолий Воскресный исполнял без споров и возражений, но избалованной она не была, об этом тоже своевременно побеспокоился ее отец, хотя и отчасти. Детство без матери оставляет в душе ребенка не маленькие отметины, а человек, который терял, очень редко бывает капризен. Нет, трагической истории я рассказывать не собираюсь, ее мать была жива, и, быть может, даже здорова, но ни она свою дочь, ни дочь ее, уже не помнили.

Вышло так, что Анин отец, когда он только познакомился с ее матерью, был обычным строителем. Он работал каменщиком, исправно принося в семью деньги, хотя и не большие. Его будущая супруга, уроженка одной из близлежащих к городу станиц, позаботилась, чтобы дочь появилась немного незапланированно, зная, что возможный муж ни за что не откажется от ребенка, и этот финт даст ей долгожданный штамп в паспорте и жизнь в городе. Так и вышло. Они поженились, но она не рассчитала, что городская прописка еще не даёт ей возможности красиво, или хотя бы счастливо жить. Со временем началось то, что обычно начинается, когда женщина не уважает своего мужа, и наплевательски относится к ребенку: отлучки, пьянки и кабаки. Муж ее за руку не ловил, доверяя, и не проверяя слухи, а, быть может, прощая ее. Это знает один Бог. Так продолжалось около года, пока, наконец, в один из вечеров он не вернулся с работы и не заметил отсутствие жены. Это не было ново, но на этот раз вместе с женой исчезли и все ценные вещи. Как потом он узнал по своим каналам, жена познакомилась с приятным мужчиной и, влюбившись в него, сбежала из города в неизвестном направлении, оставив на мужа двухгодовалую Анну. Анатолий Борисович немного поубивался, может, полил слезы в подушку наедине с собой, а потом обозлился и начал грызть этот мир и судьбу. Как только он приступил к этому, мир поддался. Аню воспитывала бабушка с дедом, а отец весь ушел в работу. Он уволился с прежнего места службы и перешел в другую фирму на должность бригадира. Через время он стал прорабом, и так, постепенно, год от года, полз вверх по карьерной лестнице. Три года назад Воскресный стал соучредителем крупной строительной фирмы, куда его позвал товарищ. После трагической смерти этого человека Анатолий проснулся владельцем. Это случилось год назад, и он искренне переживал утрату. Бывшая жена так и не объявилась, но он еще лет двенадцать назад позаботился о ней, оформив за отдельную плату все документы о смерти, и выкупив даже место на кладбище, где теперь стоял памятник из серого гранита. Этот жест носил двоякий смысл: он облегчал себе душу, которая долго отходила от той, бешеной любви, и заодно предотвратил возможные поползновения на имущество и на права материнства. Анне до матери тоже дела не было, она и слышать о ней не хотела, особенно остро, как женщина, чувствуя предательство по отношению к себе.