Андрей Грамин - Игры с Вечностью

Виттор знал, что в Триану его никто не пустит, стража либо опять прогонит, либо притворится глухонемой. Поэтому оставалась таверна недалеко от крепости, куда часто приходили тюремщики, чтобы промочить горло добрым хересом или пулькой. Таверна представляла собой двухэтажное здание из серого дикого камня, приземистая и широкая, она строилась на века. Ей и в самом деле было не меньше лет, чем самой крепости. Когда Виттор зашел внутрь, в нос сразу же ударило смешение запахов из винных дешевых паров, вареной рыбы, лука и специй. Гул голосов оживленной речи прерывался звуками то тут, то там вспыхивающих ссор и драк, которые тут же перемещались на улицу, потому как такое правило выставил посетителям хромой хозяин трактира по кличке Кабальо, что означало конь. Сильный, мощный, высокий, с огромными ручищами он скорее напоминал медведя, но кличку ему дали за массивную нижнюю челюсть и большие длинные зубы, из-за которых он не мог нормально закрывать рот. Звали его Хуан, как и добрую половину незнатного мужского населения Испании. Обстановка трактира была спартанской, безо всяких излишеств. Только столы и огромные лавки, да еще что-то вроде барной стойки, отделяющей проход на кухню. Вся мебель массивная, неподъемная, выполненная из дуба; она не имела износа, что и было определяющим при ее изготовлении. Виттор сел за одинокий столик в углу, и тут же к нему подскочил мальчишка-разносчик.

− Доброй ночи 1 1 В Испании нет обращения: «Добрый вечер». После обеда говорят: «Доброй ночи». До обеда – «Доброго дня». , кабальеро. Что вы желаете?

− Мучачо, мне кувшин хереса, стакан, и головку козьего сыра на вкус хозяина, – Виттор кинул на стол серебряный реал. – Сдачи не надо.

− Одну минуту, сеньор, – мальчишка проворно кинулся исполнять приказание. Через пол минуты все заказанное стояло перед Виттором.

Было около одиннадцати часов вечера, и таверна постепенно меняла завсегдатаев. Домой убирались уже пьяные, освобождая места еще трезвым. Де Ихо пил херес и прислушивался к гулу голосов, разбирая отдельные слова и фразы. В таверне он провел уже час. Неожиданно дверь открылась, и вошли трое. Тут же с соседнего от Виттора столика послышался приветственный возглас:

− Педро, Педро! Иди к нам, выпей.

Тот, кого назвали Педро, кивнул и отделился от двух своих спутников, что-то сказав им, по-видимому, обещав отсутствовать недолго. Педро подошел и сел к столу справа от Виттора.

− Педро, за тебя! Я тебя люблю, ты же знаешь! – это говорил подвыпивший здоровый мужик, одетый как лесоруб. Он обернулся к Виттору. – Кабальеро, готов поспорить, вы не знаете Педро, а он спас меня год назад от…

− Молчи, пьянь, – это сказал Педро, с силой удержав пытающегося встать мужика на месте. – Сеньор, не обращайте на него внимания, он пьян. Простите его, если он груб, – добавил он Виттору.

− Все в порядке. На то он и дровосек, – Виттор потерял, было, интерес к этому столику, но вновь обрел его после слов третьего сидящего за столом, мужика преклонных лет.

− Педро, а вправду ты сторожишь самую красивую девушку Испании, Анну Доминго?

− Правда, Фелипе, правда, – Педро горько вздохнул.

− Где этот трактирщик! – страшным голосом заревел дровосек. – Где вино? Каналья, сюда мне его.

На горе дровосека, трактирщик услышал это, и двинулся к столу. Он схватил мужика за шею одной рукой, и волоком потащил по полу на улицу. Фелипе кинулся следом, видимо, чтобы помочь своему другу в случае чего доползти до дома. Виттор обернулся к соседнему столу, и удержал поднимающегося Педро, который, видимо, хотел идти к своим друзьям.

− Сеньор, вас Педро зовут?

− Да, сеньор. Меня, – тюремщик посмотрел на Виттора. Педро выглядел уставшим от этой жизни, худым невысоким мужчиной за пятьдесят. Седой, с остатками пятен черных волос, длинными усами и грустью, как в голосе, так и в глазах, он внушил Виттору доверие. То, что Педро был умен, де Ихо понял с первого взгляда.

− Присядьте за мой стол. Будете херес? Вы голодны?

− Спасибо, сеньор, но меня ждут за тем столом… – он хотел показать в сторону товарищей, но не успел. Виттор перебил его.

− Вы хотите заработать восемь тысяч дублонов?

Педро застыл как вкопанный, раскрыв рот. Он зарабатывал, будучи тюремщиком, в год только сто серебряных песо. Золотые дублоны Педро в своих руках держал очень редко, а такую сумму и представить даже не мог.

− Это целое состояние, сеньор. Просто так они не даются, – тюремщик подсел к Виттору. – Это цена чьей-то жизни?

− Да, но я хочу, чтобы вы не убивали кого-то, а наоборот, спасли. Вы меня не знаете, Педро?

− Вы мне знакомы… а, я помню. Вы были женихом этой несчастной, Анны. О вашей свадьбе говорила вся Севилья. Какое горе, сеньор.

− Горе. Но вы ее страж, и вы можете помочь мне спасти ее…

− Увы, не могу, сеньор. Поверьте, за восемь тысяч, я бы собственноручно убил Великого Инквизитора, если бы это понадобилось, чтобы спасти вашу невесту, но я уже бессилен что-то сделать, – Педро с жалостью посмотрел на молодого мужчину.

− Почему? – горестно воскликнул Виттор. И добавил, понизив голос. – Расскажите мне все, сеньор. Умоляю вас. Ее жизнь – это моя жизнь, без нее мне не жить…

− Сеньор, Педро тоже любил, и он знает, что это такое. Поверьте, будь возможность, я бы помог. Но ее увезут из Трианы через три часа. Именно поэтому я здесь, начальник отпустил меня.

− Куда ее увезут?

− В Кампо де Таблада.

Виттор знал это место, как и любой севильянин. Поле Эшафота – так в переводе назывался пустынный луг за городом, где совершалось большинство казней. Ее везли на костер.

− Но есть еще три часа, – Виттор в отчаянии сложил руки в мольбе.

− Нет. Ничего не выйдет. Сейчас она кается в грехах в присутствии четырех инквизиторов. Возле дверей зала пыток десять солдат, и весь гарнизон снаружи.

− Неужели все это ради обычной горожанки?

− Нет, конечно. Просто начальник крепости, чтобы покрасоваться перед Торквемадой, поднял в ружье всех солдат и заставил выполнять марши и упражнения.

− Так и Торквемада там?

− Да. Он там. Поэтому то, что вы просите, невозможно. К ней не подойти, ее не вызволить. Поверьте Педро.

Виттор положил на стол руки, на них опустил голову, и так просидел минуту. Педро не говорил ни слова. Он ждал. Деньги для этого человека мало что значили, для него много значили чувства. Так получилось, что тридцать лет назад он любил молодую девушку, крестьянку из их деревни возле Кадиса. Ее убил во время охоты один молодой идальго, насмерть сшибив конем. В пылу погони за кабаном он и не заметил девушку, и того, что она умерла. Ему просто не было до этого дела. Педро долго ждал. Он ждал около года, прежде чем смог подобраться к этому сеньору, так же во время охоты, и пристрелить его из арбалета, в спину, как и подобает убивать подобных людей. Педро и сам умер, когда убил дворянина; до того он был жив только местью. Потом служба в армии, и вот, Педро – тюремщик. Он так никогда и не вернулся домой, в деревню возле Кадиса, где ни с кем не попрощался перед уходом. Теперь Педро существовал, вливая в себя перед сном пару стаканов пульки и вспоминая Хуаниту, свою любовь, которую даже тысячи дней не стерли из его памяти. Только любовь других значила для него хоть что-то.