Алла Гореликова - Меч войны, или Осужденные

– Я не затем тебя звал, чтобы обсуждать свою поездку. Я обещал отпустить тебя. – Ишь, как вперед подалась! Ждет свободы… А ты бы хотел, чтоб не ждала, верно? – Я не могу объявить наш развод сейчас, потому что это оставит тебя беззащитной. Но если я погибну… как моя вдова, ты можешь остаться здесь, а можешь вернуться к отцу – у нас так принято. И еще ты имеешь право на вдовью часть от имущества. Я скажу Гиле, она поможет тебе сделать все правильно.

– Зачем ты все это говоришь? – тихо спросила Мариана. – Я не желаю тебе смерти.

– Просто я хочу, чтобы ты не боялась за свою судьбу.

Мариана покачала головой.

– Спасибо, но лучше уж развод. И… ты правда собрался сказать Гиле, что едешь на смерть? Ты понимаешь, что ей сейчас нельзя пугаться?

– Ей я скажу, что владыка послал меня в Габар – проследить, чтобы самая хлебная провинция не переметнулась к мятежникам. В таком задании нет ничего опасного. И ты смотри не проговорись. Иди, Мариана, я хочу подумать.

Девушка поднялась, заправила за ухо выбившуюся прядь. Такой я ее и запомню, кольнула трусливая мысль.

– Ферхади…

– Что?

– Удачи тебе.

Северянка вышла, и почти тут же в беседку просочился привратников мальчишка:

– Господин, письмо.

Ферхади разодрал плотный пакет, развернул лист дорогой бумаги.

«Зайди перед отъездом».

Небрежный росчерк подписи, известная всей империи печать. Благородный Гирандж иль-Маруни никогда не унижался до по-настоящему тайных свиданий. Что же еще хочет тесть ему сказать? Новые вести?… Было б что серьезное, пригласил бы не перед отъездом, а немедля… или нет? Ладно, потерпим до вечера…

Остаток дня прошел в суете. Проверить оружие, написать несколько писем, решить, какого коня брать заводным, достать из тайника гномье зерно… и лишь одно окошко покоя: Гила. Он смотрел, как любимая жена кормит малышку, и думал не о том, что будет с ними, если он ошибется – а о том, как они прекрасны. Гила, звездочка – и кроха Наддиль, мышонок.

Уходя, сказал:

– Ты совсем меня с ума свела: я еще не уехал, а уже мечтаю вернуться.

– Ну так возвращайся скорей, – рассмеялась Гила.

У него нашлись силы улыбнуться, как ни в чем не бывало, и поцеловать жену так, как всегда целовал перед не слишком опасными отлучками.

– Вернусь, моя звездочка. Обязательно вернусь!

Подумал, выезжая за ворота: три года назад, когда усмиряли тот, первый мятеж, тоже ведь мог не вернуться. Так почему тогда не было этого щемяще-горького чувства утраты? Уезжал с улыбкой – и вернулся всего лишь раненый, зато обласканный спасенным владыкой. Что же предстоит в этот раз?

Подлость, прозвучал в голове звенящий голос Марианы.

Возразить ему Лев Ич-Тойвина не смог.

– Мой дорогой Ферхади, – господин иль-Маруни был одет для верховой прогулки, – я провожу тебя до ворот.

Ферхади рассмеялся:

– Как я мог забыть!

– О чем, дорогой мой?

– Ну как же! Благородный Гирандж иль-Маруни имеет привычку провожать все мало-мальски серьезные посольства – еще с тех времен, как он был министром внешних отношений.

Губы первого министра тронула легкая улыбка.

– Глупо было бы оставлять такую полезную привычку, мой дорогой Ферхади. Постой… – Тесть и зять вышли во двор, и взгляд министра остановился на Соль-Гайфэ и навьюченном переметными мешками гнедом Диркенэ. – Ты что, один едешь?!

– А вы ждали иного?

– Владыка велел два десятка взять, вот и взял бы. Да и что ты за посол – без свиты, без охраны!

– Каково посольство, таков и посол, – отрезал Ферхади. – Не хочу своих парней за собой на дурацкую смерть тащить. Альнар получше меня соображает, уж кто-кто, а он цену нашим обещаниям поймет. Я там в заложниках окажусь.

Взлетел в седло, подобрал поводья. Соль-Гайфэ нетерпеливо загарцевал.

– Вот оно что, – протянул министр. – Что ж, может, ты и прав…

Два всадника выехали за ворота особняка иль-Маруни. Зеленое южное предместье, обиталище придворных вельмож, тонуло в тишине. Никаких случайных ушей.

– Да, пожалуй, прав, – повторил министр. – А лучше бы и сам ты не ехал.

– Как я могу?…

– Мир велик, и храбрецы нужны везде.

– Нет уж, – Лев Ич-Тойвина передернулся. – Это моя страна! Здесь я родился, здесь и умирать стану.

– Мой дорогой Ферхади, – вздохнул господин иль-Маруни, – прости старика. Я поддался недостойному страху, и извиняет меня лишь то, что страх этот не за себя. Но я говорю с тобой не ради пустых сетований. Сегодня пришли вести из Венталы, и вести эти таковы, что я рискнул доложить о них владыке, лишь заручившись поддержкой Главы Капитула. Сам знаешь, когда до виновных не дотянуться, летят, бывает, и невинные головы…

– Дайте угадаю, – хмыкнул Щит императора. – Наместник Венталы устал выслушивать жалобы, на которые не в его власти ответить, и примкнул к мятежу?

– Ну что ты, не такой он человек. – Благородный Гирандж иль-Маруни презрительно поморщился. – Его просто и незатейливо повесили, прямо перед собственным дворцом, и, строго между нами, туда ему и дорога. Теперь там заправляет делами совет негоциантов. Требуют снизить налоги и отозвать императорских таможенников. Те, кстати, по большей части сбежали сами.

– Меру знать надо, – презрительно бросил Ферхад иль-Джамидер. – Провинция богатая, да, но это ж не повод драть там по три шкуры.

Первый министр не сдержал вздоха.

– Ты это понимаешь, я это понимаю. Почему этого не понимает владыка? Я ведь ему говорил… А самое любопытное знаешь что? Если на них двинут войска, они обещают этим войскам горячую встречу. Столь же горячую, как в Верле.

Лев Ич-Тойвина присвистнул.

– Вот именно, – кивнул министр. – Сколько я помню, молодой иль-Виранди по складу своему не воин.

– Это ничего не значит, раз есть те, кто воюет за него.

– Это значит многое и многое, мой дорогой Ферхади! Он политик и действует как политик. Он вступает в союзы, набирает силу, но он не станет воевать, если можно добиться своего без войны. И поверь старику, он добьется! Вентала уже за него, теперь на очереди Марудж и Габар, а там дойдет и по приморья. Это, мой дорогой, настоящая осада… осада без войск и штурмов, но оттого еще более опасная. Скоро мы останемся без денег, без хлеба, без оружия, без морских портов – и не забудь, что при всем при этом мы еще и воюем! Причем не только в Таргале, но и на островах! Император не послушал твоего совета – а ведь это был единственный способ остановить мятеж! Быстро и бескровно, да еще и получить толкового наместника для провинции, дела в которой вот уж пять лет хуже некуда! А теперь…

Министр осекся, безнадежно махнул рукой. А ведь он и впрямь стар, подумал вдруг Ферхади, как же я раньше-то не замечал? Или дурные вести так его подкосили?