Андpе Олдмен - Ум на три дня

Хабиш замахнулся на него чашей, но тут же уронил ее и сразу же задремал.

— Почтенные, почтенные, — примирительно пискнул Ши, — не будем ссорится! Ибо сказано в «Заветах»: "Люби ближнего своего, пока он тебя любит…" Если я не путаю. Ты, Басрам, и вы, Хамза и Хабиш, любите дуг друга, и да наполнятся сердца ваши миром и благолепием…

— Пусть наполнятся, — согласился Басрам, — а сначала пусть наполнятся наши кубки, у меня во рту словно Нергал нагадил.

— Не поминай этого имени, о чресла приватной сажи, — откликнулся Ловкач. — То есть, я хочу сказать… мнэ-э-э… честность привратной саржи. Нет, стражи… Ибо речено: "Явится из бездны зверь стоглазый, девятиголовый, шестирукий…" Дальше не помню, но поминать его поему-то не надо.

— Не буду, — согласился круглолицы, — давай выпьем за светлейшего Эдарта!

— За всех светлейших Эдартов, а также Руперов, — поддержал Ши. — Знавал я одного Руперта из Немедии, ох и шельмец был, подметки на ходу резал…

Поняв, что его приятель окончательно захмелел и может испортить все дело, киммериец решительно направился к его столу, локтем отодвинул безучастного Хабиша и уселся рядом с Ловкачом. Безденежные приятели уместились среди зрителей и принялись жадно поедать остатки пиршества.

Ши уронил правое веко, а левым мутным глазом уставился на варвара.

— А, Ко… — начал было он, однако, получив под ребро, охнул и заткнулся.

— Хочу сыграть с тобой, купец, — сказал Конан. — Ставлю сто золотых.

— А у него нету, — встрял Басрам, — он все продул.

— Желаю играть! — Варвар треснул по столу кулаком. — Пусть товар ставит. Или товара тоже нет?

— Товар есть, — сказал Ловкач и уронил левое веко.

— Ты ведь не хочешь, чтобы его украли?! — гаркнул Конан.

Ши распахнул глазки и завращал зрачками.

— Украли, — захихикал, — украли! Да кому нужно это го…

Он снова охнул и принялся хватать ртом воздух.

— Купец говорит, что желает надежно спрятать свой ценный груз на ночь, — объявил Конан.

— Разве он что-нибудь говорит? — удивился Басрам.

— Ничего не кишмиш, — пробормотал Хабиш, просыпаясь.

— Кишмиш спрятать? — спросил туговатый на ухо Хамза.

— Я тебе сейчас спрячу! — вызверился вдруг Басрам. — Ты зачем мой золотой в туфлю сунул?!

Они сцепились и принялись кататься по ковру, награждая друг друга тумаками. На шум прибежал сам хозяин в сопровождении слуг, вооруженных дубинками. Ухватив пьяных стражников под микитки, слуги поволокли их на двор. Хамза, мстительно улыбаясь, отправился следом, чтобы поглядеть, как о спину Басрама обломают палки. "Кишмиш, — бормотал он, удаляясь, — из тебя самого сейчас кишмиш сделают…"

Флатун, дородный мужчина с завитой бородой, подождал, пока шум утихнет, после чего вежливо осведомился, не помешали ли драчуны почтенным гостям.

— Бывает хуже, — отвечал Конан, в упор разглядывая человека, чье золото чуть было не перекочевало в его мешок позапрошлой ночью. — А что, хозяин, не выпьешь ли ты с нами за процветание славного Шадизара?

Флатун ответствовал, что вина вообще-то не пьет, но за процветание чарку пригубит. Присел за стол, сделал глоток, вытер губы тончайшим платком и аккуратно отправил в рот маленький кусочек лукума. После чего внимательно глянул на киммерийца.

— Лицо не твое вроде бы знакомо, почтенный, — сказал он, поглаживая бороду, — не припомню только, где я тебя видел…

— Мир велик, — сказал варвар, проклиная мысленно Ловкача за то, что тот налился до ушей в самый неподходящий момент, — может где и встречались.

Ши Шелам вдруг осмысленно глянул перед собой, заметил Флатуна и заговорил почти трезво:

— О почтенный хозяин, да сделает Митра так, чтобы борода твоя как можно дольше оставалась густой и черной, а жены твои имели достаточно молока, дабы вскармливать чад твоих, а в хозяйстве твоем царил порядок и прибыток прибывал… мн-э-э… не иссякал, богатство же умножалось…

Он замолчал, вспоминая, что же, собственно, хотел сказать, затеяв эту длинную речь. Флатун взирал на него удивленно и несколько даже испугано.

— О товаре своем печется купец, — пояснил Конан, — товар у него ценный, боится, как бы ни украл кто.

— Да-да, — облегченно закивал головой Ши Шелам, — знатный товарец, дорогой. Тревожусь я…

Флатун обиженно засопел и объявил, что тревожится нечего, "Верблюжий горб" — самый надежный постоялый двор в городе, а может быть и во всей Заморе и не было еще такого, чтобы товар из ограды умыкнули. А если гости думают, что в Шадизаре только и делают, что воруют, то эти слухи распускают злые языки, светлейший Эдарт давно навел порядок…

— Хвала Митре, — воскликнул Ловкач, — выпьем за светлейшего Эдарта! До дна!

Хозяин не мог отказаться от подобного тоста и с гулким бульканьем влил в себя всю чарку. Непослушными пальцами подхватил из вазы персик, надкусил смачно, забрызгав окружающих соком.

Потом пили за чад и домочадцев главы городской стражи, за родителей его и родителей его родителей, за мудрость его и безжалостность к врагам, за палачей его и победу верблюдов его на предстоящих бегах.

— Люблю я светлейшего, — еле ворочая языком, вещал Флатун, брезгливо отодвигая подвернувшуюся чашу с шербетом и таща через стол солидных объемов кувшин аренджунского, — Митрой клянусь, так люблю, что подарю белую верблюдицу…

Ловкач и Конан шумно одобрили это решение, а варвар тут же потребовал раки, чтобы отметить столь неслыханную щедрость.

— Раку пьет голытьба и разбойники, — скривился хозяин "Верблюжьего горба", — но у меня есть шемское вино из пальмовых листьев, напиток столь же крепкий, сколь и приятный.

Напиток принесли, и все, включая безденежных приятелей Конана, принялись угощаться, закусывая фруктами, халвой, нугой, пахвалой, лаклаком и кус-кусом. Киммериец щедро расплачивался, нисколько не сожалея об убывающей тяжести кошеля и не обращая внимания на то, что вокруг стола сидело гораздо больше народа, чем в начале пирушки: многие посетители присоединились к празднеству и под шумок уплетали яства и наливались винами, восторженными криками поддерживала каждый новый тост.

Кто-то предложил выпить за наместника Шадизара Хеир-Агу, и все пошло по второму кругу: сиятельного вельможи тоже были жены, чада, родители, палачи и верблюды. Многие гости оставили свои кальяны, вновь наполнили чарки и присоединились к здравницам.

Флатун и Шелам уже обменялись подарками в знак вечной дружбы: Ши надел на шею хозяина серебряный медальон в виде серебряного полумесяца, а тот вручил прохвосту массивное платиновое кольцо с тремя изумрудами. Кольцо было слишком велико, и Ловкачу пришлось просунуть в него сразу три пальца.

Теперь они сидели, упершись лбами, и мирно беседовали, причем Ловкач ласково выбирал из бороды Флатуна сладкие крошки и отправлял себе в рот.