Дэн Ченслор - Разрушенное святилище

Конан вскочил.

Разноцветные лепестки, тонкие изумрудные веточки, темно-зеленые стволы, — все теперь было окрашено черными мазками теней. Цветы распустились, и на донышке каждого виднелся глаз, отливающий сизо-багровым пламенем.

Раздался звон хрустальных колокольчиков. На мгновение цветы-глаза закрылись, потом одновременно распахнули тугие лепестки. Теперь это были жадные прожорливые зубастые пасти, прячущиеся в тени траурно-черных листьев.

Длинный липкий язык метнулся к киммерийцу, метя в лицо. Конан отпрыгнул к двери и попробовал отворить ее. Но та оказалась заперта с другой стороны.

Северянин обернулся и увидел гигантскую многоножку, вылезшую из каменного пола. От нее пахло мокрой землей, гниющими листьями и сыростью.

Тварь опиралась на тысячи тонких лапок. Передняя часть ее тела поднималась над полом, по бокам колыхалась волна тугих щупалец. Голова существа походила на огромный гнилой грецкий орех.

Тварь двинулась вперед, оставляя позади себя выжженные следы. Передние лапы потянулись к Конану.

«У нее нет глаз, — подумал киммериец. — Она меня не видит, по чувствует тепло».

Он подскочил к многоножке сзади, поднял меч и сильным ударом снес чудовищу голову. Та упала на пол и с хрустом раскололась на части.

Раздался оглушительный крик, то вскрикнули бестелесные рты. Конан сделал несколько шагов назад, стараясь держаться поближе к каменной стене.

Ему показалось, что дверь немного приоткрылась. Северянин устремился к ней, но дорогу ему преградил воин в серых одеждах. Казалось, они сотканы из тумана и тьмы.

Мужчина был такого же роста, как Конан, но тоньше. Узкие плечи, длинная продолговатая голова придавали ему сходство с червем.

Темные штаны плотно облегали гибкое тело и были заправлены в такого же цвета мягкие сапоги. Высокий ворот рубахи закрывал шею, узкие рукава переходили в перчатки. Лицо пряталась за маской. прорезях мелькнули яркие желтые глаза. Незнакомец вытащил из рукавов два острых кинжала и принялся вращать ими, танцующими движениями приближаясь к киммерийцу.

Конан взмахнул мечом, разминая мышцы.

Человек в черном раскрыл правую ладонь. Кинжал взлетел и ушел в рукав левой руки. Из пальцев незнакомца вылетела сверкающая золотом петля, и со свистом понеслась в сторону северянина. Тот поднял меч, и аркан обвился вокруг оружия. Незнакомец рванул клинок на себя. Киммериец понял, что ему не удастся удержать двуручник.

Северянин решил обхитрить противника. Сделал вид, будто цепляется за свой меч, а на самом деле подался вперед, следуя за движением петли. Затем стремительно рванулся к врагу. Он был подобен копью с тяжелым наконечников, брошенному рукой закаленного в боях воина.

Незнакомец не успел увернуться. Северянин врезался в него, сбивая с ног. Тот коротко охнул, но сразу поднялся.

Конан рванул петлю, пытаясь освободить меч. Золотая нить треснула, разлетаясь водоворотом искр. В тот же миг тело незнакомца обмякло. Он упал на каменный пол террасы, и густая темная жидкость хлынула из его раскрытого рта.

Воин был мертв.

Конан понял, что вся жизненная сила незнакомца сосредоточилась в золотой петле, и иссякла, когда порвалась нить.

Северянин собрался посмотреть, кто скрывался под черной маской. Но что-то мокрое, гибкое и упругое обвилось вокруг его шеи. Даже не видя, Конан догадался — длинный язык, выпущенный одной из глоток.

Киммериец напряг мышцы. Он не стал отдирать гибкую петлю. Напротив — ухватился за живую веревку и с силой дернул ее, вырывая из горла твари.

Послышался неприятный чмокающий звук. Давление на шею ослабло, и в руках Конана остался язык неведомой твари.

Изо всех углов террасы послышалось угрожающее шипение. Беззубые рты распахивались, открывая багрово-сизые глотки.

Конан вновь и вновь ударял по упругим черным стеблям, среди которых скалились рты. Темные клочья, багрово-сизая кровь, изодранные куски- мяса, бывшие некогда языками и губами, — падали на пол, тут же засыхая и съеживаясь.

Неведомое существо еще пыталось нападать, но вскоре последние лохмотья изгороди упали вниз. Порыв ветра подхватил останки, превратившиеся в сухую пыль, и унес их в горы.

Северянин подошел к скрюченному телу врага. Теперь серая маска источала омерзительный запах. Сорвав ее, киммериец увидел сгнившую плоть, оскаленные зубы и сохранившиеся кое-где черные волосы, прилипшие к черепу.

Солнечный луч заглянул на опустевшую террасу, и в ответ на его приветствие из черной земли показались тоненькие зеленые ростки. Они увеличивались на глазах, наливались жизнью, и скоро хрустальный звон невидимых колокольчиков возвестил о том, что появились первые бутоны.

Один за другим распускались волшебные цветы — алые, голубые, нежно-фиолетовые. И вскоре на террасе вновь воцарились мир и покой, будто и не было хищных глаз, странных тварей, пришедших, чтобы убить Конана.

Рога Нергала, зачем мы поперлись в эту дурацкую поездку? Если бы Конан не видел перед собой Корделию, даже забудь он звук ее голоса (что, впрочем, вряд ли было возможно) — он и тогда ни терции ни сомневался бы, кто произнес эти красочные слова.

— Корделия, — с упреком ответил киммериец. — Когда я пару зим назад познакомился с твоей матерью, она была уверена, что ты поступила в жреческую школу в Тарантии, и учишься разным изящным искусствам. Что бы она сказала, услышь тебя сейчас?

— Надеюсь, ты ей ничего не брякнул? — с некоторой тревогой спросила девушка.

Она прекрасно знала, что Конан не из тех, кто распускает язык, и все же перспектива расстаться со своей маленькой тайной изрядно ее напугала.

— Нет, — сказал киммериец. — Правда, пришлось солгать, что пора выйти в сад принести жертву богам. Надеюсь, Кром простил меня за эту вольность. Но мне надо было остаться наедине, чтобы вдоволь похохотать.

— Посмеяться? — Корделия вспыхнула, как кхитайская черная пудра. — А что смешного? В детстве я три зимы училась при храме.

— Страшно даже подумать, чему, — ответил киммериец.

Крылатый паланкин нес их высоко над дорогой, посреди парадной процессии.

Во главе ее летел сапфировый дракон — символ мощи и процветания королевства. Люди, издали завидев чудовище, скидывали шапки и почтительно кланялись ему, приговаривая:

— Взгляни на нас, трехлапая жаба!

Считалось, что эти слова, произнесенные с закрытыми глазами, принесут человеку удачу и богатство, — когда крохотная капля волшебства упадет на него с широких крыльев дракона.

Гордая голова с умными, проницательными глазами поднималась на гибкой, изящной шее лебедя.

Каждая чешуйка казалась зеркалом, в которой отражается все мироздание. Длинный упругий хвост с каждым мгновением чертил па небе многоцветную радугу. Мало кто знал, что волшебное существо — на самом деле мираж, созданный чародеем Гроциусом и тремя придворными архимагами.