Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая

Я отпихнул карту и, встав, так же решительно вышел наружу…

…Берег был метрах в трёхстах от правого борта. Солнце ещё только встало, его лучи падали прямо на древесную стену, и она казалась непроницаемой, сплетённой из сочной зелени. У корней деревьев клубился туман, стек5ая в океан густыми струями. До корабля доносились свист, шорох и потрескиванье, уханье и завыванье.

Все наши стеснились у борта, но, услышав мои шаги, обернулись. На мне скрестились взгляды множества глаз, и я, чтобы не продлевать этого ожидания ни им, ни себе, заговорил:

— Мы добрались до Пацифиды. Те, кто пойдёт на когге, обогнут материк с юга и будут ждать нас у устья большой реки, которую Лотар называл Гьёлль. Остальные пойдут напрямик. Скоро сентябрь. По млим прикидкам, к началу лета следующего года они выйдут туда же, и «Большой Секрет» их подберёт. На всякий случай он подождёт до следующей осени. Если к следующему сентябрю никого не будет — когг уйдёт…

— Олег, — тихо сказал Сергей (он не сводил с меня встревоженных глаз), — хватит, это потом… Кто идёт, кто остаётся?

— Да. Конечно, — я посмотрел поверх голов, но заставил себя опустить глаза. — То, что я сейчас скажу, не обсуждается. Я так решил. Это всё… — я помедлил, набрал воздуху в лёгкие. — Я говорю имена тех, кто идёт со мной.

Лицо Таньки окаменело. Я заставил себя не вздрагивать.

— Йенс.

Лицо немца осталось непроницаемым, только в глазах что-то дрогнуло, как рвущаяся паутинка… Страх? Нет. Я вспомнил, что он последнее время часто разговаривает с Радицей, и сербиянка, окаменевшая после гибели Бориса, вроде бы оттаивает возле немца…

— Ромка.

Роман откровенно просиял. Наверное, он так же просиял бы, объяви я, что он в качестве разведчика должен первым отправиться в ад.

— Видов.

Серб кивнул, как кивает человек, услышавший то, в чём не сомневался и, отвернувшись к борту, лёг на него скрещенными руками и грудью.

— Ясо.

Грек вскинулся и, не сдерживаясь, закусил губу. Я уловил, уже отворачиваясь, как он посмотрел на Клео, и понял, что Ясо не хочет с нею расставаться. Они были хорошей, счастливой и очень подходящей парой…

— Колька.

— А как же, — спокойно отозвался он, поддёргивая на плече автомат и крепче прижав к себе умоляюще глядящую Лидку.

— Раде.

— Спасибо, — искренне сказал македонец. Зорка перекрестилась, но глядела на своего парня с гордостью.

— Игорь, — равнодушно отозвался Басс, ободряюще кивая Ингрид. И сразу отошёл с ней куда-то к мачте.

— Олег.

Крыгин никак не подал виду, что услышал, но до меня донеслось, как он чуть позже шепнул Ленке: «Поможешь собраться.»

— Димка.

— Да, хорошо, — кивнул тот, закладывая большие пальцы рук за пояс.

— Всё. Остальные плывут, — сказал я. И ушёл в каюту.

Самое странное, что «бури» не было. Я сидел в каюте и ждал её, а ничего не было, и до меня дошло, что там, снаружи, все уже просто собираются. Наверное, «вступительное слово» получилось у меня внушительным.

Но ко мне не пришли ни Танюшка, ни Сергей. И это почти пугало. И, чтобы избавиться от страха, я пошёл делать дела…

…Ясо на моё предложение остаться замотал головой и, не став ничего слушать, убежал от меня. Йенс выслушал. Хмыкнул. Посмотрел на небо. И спросил:

— Ты знаешь, что такое Гьёлль?

— Знаю, — вздохнул я. — Я читал книжку про богов Асгарда в детском переложении. Река в царстве мёртвых, вода которой несёт ножи…

Йенс кивнул и ушёл…

…Как-то так получилось, что уже через час собирать стало нечего, все, кто должен был плыть, собрались у спущенного в лодку, которую уже давно опустили на воду, трапа.

И стало ясно, что пора отправляться.

Танюшка принесла мой вещмешок, бросила к моим ногам, посмотрела вокруг… и, как и большинство девчонок, повисла у меня на шее. Её губы уткнулись мне в ухо.

— Ты не смеешь не вернуться, слышишь? — ровным голосом сказала она.

— Я вернусь, — так же ровно ответил я. И не стал ничего объяснять, просить прощенья, вообще что-то говорить. Вместо этого я поцеловал её — в губы, в глаза, в губы… и, отстранившись, надел ей на руку свои часы… и снова поцеловал в губы, в губы, в губы, в губы…

— Всё, иди, — она оторвалась от меня и со стоном отвернулась.

Я сделал два шага — и наткнулся на Сергея. Около трапа была сумятица, и он показал глазами, что надо отойти. Мы отошли за мачту — и я получил удар в грудь, бросивший меня на неё: Сергей стоял напротив меня с поднятыми кулаками, весь ходя ходуном.

Я перевёл дыхание и, улыбнувшись, встал прямо. Сергей размахнулся… и не ударил. Его рука упала.

— Как ты мог?… — с мукой спросил он. — Ну как же так?… Мы же… мы с тобой…

— Сергей, — прервал я его, — представь себе: мы выходим — а корабля нет. В прошлый раз я был уверен, что Вадим и Джек его доведут и сохранят… его и всех на нём. А сейчас?… Йенс?… Но ведь ты сам сказал — мы с тобой. Мы не с ним, Сергей. Значит — только ты.

— А если я доведу когг — а вас не будет? — он оскалился в отчаянье. — Ни через девять месяцев, ни через год?!

— Тогда тем более, — тихо сказал я. — Тогда ты и только ты сможешь сделать так, чтобы все жили и дальше… И об этом, Сергей. Плыви, куда захочешь. Но не на Скалу. Скала пуста.

Он не удивился моим словам. Позднее он, наверное, спохватится, подумает: откуда я мог это знать? Не мог же я объяснить своё давнее видение — пустая Скала и драккары Лаури, лежащие на песке в портовой пещере… Но сейчас Сергей не обратил внимания на мои слова — он стиснул мои плечи и твёрдо сказал:

— Я приду к Гьёллю. И ты придёшь.

— Конечно, — кивнул я. — Мне пора…

…Пока Анри и Джерри гребли, везя нас к небольшому пляжику, я ни разу не оглянулся. Я не позволил себе оглянуться и потом, когда мы вошли под сплошной полог, в сумрак и туман лесов Пацифиды.

Николай Расторгуев

Сколько бы я не прожил ещё на этом свете — умри я завтра, умри через год, десять лет или судьба (ха-ха!) отпустит мне век Хаахти или хоть Джека с Нэдом — так вот, сколько бы я не прожил, мне не забыть того первого дня на Пацифиде. Именно первого, хотя, честное слово, там хватало куда более насыщенных дней.