Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая

…Сухие (относительно) бамбуковые палки — а точнее, стволы толщиной в ногу — отлично держались на воде, да и вязать из них плот было легче, чем из деревьев средней полосы, а уж с ними-то у нас опыт был. Короче говоря, ближе к часу дня мы уже сплавлялись по течению, временами отпихиваясь шестами от довольно близкого — метра три, не больше — дна. Настроение поднялось. Перспективы заиграли в несколько цветов радуги. Даже воздух тут вроде бы был посвежей. Мы разулись, потом сбросили и одежду — кусачая гнусь тут почти не попадалась, а залётных одиночек можно было просто бить, как европейских комаров. Зашёл разговор о девчонках, но, когда у всех повставало уже совершенно откровенно, я объявил мораторий на воспоминания.

— Ты бы хоть онанизм декретом разрешил, — тоскливо сказал Игорь. Ясо, сидевший на носу, оглянулся через плечо:

— Лично мне официального разрешения не требуется.

— О-о-о! — протянул Раде с ироничным уважением. — А я вот читал, что у древних греков гомосексуализм был в порядке вещей… Ты как, Ясо?

— Пошёл ты.

— Ясно. Надо бы поосторожней.

— Давайте природой любоваться, — предложил Димка, вытягиваясь на животе.

— Олег, проснись!

— Уди.

— Олег, проснись, я говорю!

— Уди н'х.

— Да Олег же!

— Н'х!!!

Меня беспощадно затрясли, и я, открыв глаза, сел, зло глядя на встревоженное лицо Игоря. Все спали, только Ромка с шестом торчал на корме и смотрел куда-то вперёд с неослабным вниманием.

— Чё надо? — свирепо спросил я. Я в самом деле разозлился — уж больно хорошо спал. Очевидно, организм отпустил тормоза, подсознательно определив плот на реке как очень безопасное место.

— Смотри, — Игорь, повернувшись всем телом, указал — даже скорей ткнул — вперёд.

Я встал на колено и заморгал глазами. Мы подплывали к плоскому каменному зданию, сложенному из больших шероховатых плит, как захоронения в Англии. Было не очень понятно, каковы его настоящие размеры — по стенам вползали всё те же лианы, верх тоже закрывала зелень. Только вход и прилегающие к нему блоки оставались почти свободными.

— Крепость? — вырвалось у меня. — Нет… Игорь, давай, буди всех… Ром, пихайся к берегу, посмотрим, что это такое! — я уже влезал в штаны. На плоту завозились, пытаясь выяснить, что происходит в окружающем мире — разморило, как оказалось, всех.

— Эй, тут мелко! — Ясо соскочил в воду с носа плота — там было до середины его сапог. — И, похоже, тут было причал — вон, видно доски!

В самом деле — чуть в стороне под тёмной водой различались остатки настила. Пока я их рассматривал, кое-кто уже добрался до непонятного здания и заглядывал внутрь.

— Полезай.

— Ага, а ты чего?

— Темно…

— Факел, может, сделать?

— А вдруг там какая тварь?

— А там вон, дальше, там свет…

— Дайте-ка я, — решился Колька и — с автоматом наперевес — полез в проём входа. Поскользнулся и с матерком съехал вниз. — Ой, бля!

— Ты что, ушибся? — спросил Димка.

— Да тут просто грязно, — ответил Колька. — Я пошёл дальше…

— Погоди! — окликнул я. — Иду!

— Ну как же без тебя, — с иронией заметил Йенс, подавая мне руку. — Сползай…

…Очевидно, каменное здание постепенно уходило в болотистый берег. Под ногами шлёпала грязь. Но впереди и в самом деле проникали внутрь рассеянные потоки зеленоватого света из широких окон, заплетённых лианами. Постояв, мы привыкали к темноте, она уже не казалась полной, хотя следом уже сползали, закрывая свет от входа, остальные любопытствующие.

Когда-то тут жили. В грязи лежали остатки «пирамиды» для оружия и снаряжения, а подальше видны были остатки стола и нескольких топчанов. Дерево разбухло и ползло под пальцами, как мыло. На каменных стенах сохранились следы деревянной обивки из планок. А на них, в свою очередь, ещё различались лохмотья, в которых я с удивлением узнал когда-то висевшие на стенах рисунки, плакаты и прочее. Что там было на них изображено — непонятно, однако не вызывало сомнений: когда-то тут жили, и жили постоянно.

— Смотри! — изумлённо сказал Колька, касаясь пальцами стены. Там сохранились остатки более плотной бумаги — старая фотография на толстом картоне: — Это же…

— Чёрт побери, это ваш Сталин! — вырвалось у Йенса. — Честное слово!

Да, с фотографии на нас смотрел мудрым и весёлым взглядом «отец народов» — слегка расплывшийся, но ещё вполне узнаваемый. Пока я переваривал увиденное, Игорь тронул меня за плечо:

— А вот тут посмотри, Олег…

В углу лежали ящики — много, тоже наполовину утонувшие в грязи — а на них доска, очевидно, упавшая со стены, в ней торчали ржавые остатки гвоздей-самоковок. На доске сохранились разводы, когда-то бывшие буквами, но ещё вполне читаемые и сейчас.

— «Полевой… лагерь… — прочитал я, — 2-й Кругосветной Сталинской пионерской… экс… а, экспедиции!.. 1934 год». Ничего себе…

В ящиках, крышки которых распадались в руках, лежали когда-то продукты, но это угадывалось только по запаху гниющей органики. Точнее — пере-перегнившей.

— Вторая Кругосветная Сталинская пионерская… — повторил я. — Ну, давали парни.

— Если они и погибли, то не здесь, — всё ещё озираясь, сказал Йенс. — Но запасов не забрали, значит, что-то случилось…

— Да что случилось, что случилось, — проворчал Олег, — убили. Или негры, или ещё кто…

Он, кажется, собирался и дальше развивать эту тему, но внутрь соскочил Ромка.

— Олег! — крикнул он. — Посмотри, что там! Это… Это что-то!

— Что — «что-то»? — я, подтянувшись в прыжке за каменную притолку, выдернул себя наружу. Ромка заторопился к зарослям чуть подальше, то и дело оглядываясь, его глаза горели. — Ну… блин!!!

— Смотри, вот, он большой! — Ромка рывком сорвал остатки покрывала из лиан, и я увидел остальную часть корабля, от которого до этого видел только корму, на которую и наткнулся Ромка.

Это был драккар. Он лежал с креном на правый борт в заводи, которая высохла и превратилась в болото грязи. Борт драккара был проломлен, палуба осклизла и заплесневела, торчали вёсла. Но всё это я отметил мельком. Мой взгляд приковало носовое украшение.

Любой из наших узнал бы его. Любой, кроме Ромки. Его с нами не было, когда мы последний раз видели этот корабль.

— Олег, ты чего? — тихо спросил Ромка. Я посмотрел на него и, кажется, испугал своим взглядом. — Ты чего, Олег? — он даже чуть отшагнул.

— Я знаю этот драккар, — сказал я. Но больше ничего объяснить не успел. Подошедший первым из остальных Видов тихо сказал:

— Драккар Игоря.

Да. Это был тот драккар, на котором когда-то плавал Сеня… а потом уплыл в никуда Игорь Летягин по прозвищу Сморч.

Дмитрий Сухарев