Вадим Панов - Кардонийская рулетка

— Приходилось драться?

— Конечно!

— Бились до крови? До самого конца, когда захлебывающийся кровью мальчишка падает на землю и силится просить пощады, но не успевает, потому что вы бьете его ногой? Он валится навзничь, кричит, и только этот, полный боли и страха, крик заставляет вас остановиться. Вы дрались так, консул?

— С братьями? Никогда! — быстро ответил Махим. И резко умолк, сообразив, что именно сказал.

— Я надеюсь, — улыбнулась Лилиан. — Искренне надеюсь, консул, потому что видела, как страдает братоубийца.

Укол получился болезненным.

— Брат брату рознь, — глухо бросил Махим. — Иногда…

— Иногда мы поддаемся обидам и забываем о том, что действительно важно. — Молодая женщина легко прикоснулась к руке консула. — Что это за гул?

— Это, адира, ушерские паровинги, — с горечью ответил Махим. — С братским, так сказать, приветом от семьи Дагомаро.

«Так не вовремя!»

И Лилиан с трудом, только благодаря воспитанию, сумела сдержать ругательство.

Бронетяги разнесли не все строения: примерно треть зданий, укреплений и окопов оставались нетронутыми и были прекрасно видны зрителям, самые искушенные из которых немедленно предположили, что приближается демонстрация новейших пушек. И в их словах был резон: бронетяги покинули сцену, а стереть с лица земли оставшиеся постройки можно было только с помощью хорошего артиллерийского удара.

— Гаубицы покажут, — авторитетно заявил Фредерик дер Саандер, протягивая супруге бокал с игристым. Всего лишь второй бокал, а ведь они находились в Сенатском павильоне уже больше двух часов. — Раз пушек не видно, значит, гаубицы. А бить они будут во-он из-за тех холмов.

— А консул уверен, что ушерцы покажут паровинги, — с усмешкой произнес подошедший Арбедалочик.

— Вям! — подтвердил слова хозяина Эбни.

— Какая милая игрушка, — воскликнула Лилиан, мгновенно преобразившись в восторженную девочку. — Ваша?

— Да, госпожа дер Саандер, моя. — Абедалоф подчеркнуто не использовал не только традиционное уважительное обращение к адигенам, но даже общепринятое «синьора», и тут же был наказан.

— Не наигрались в детстве?

— Люблю все красивое.

Но первый выпад оказался уловкой, основной удар последовал сейчас:

— Мне рассказывали, что галаниты любят только то, что можно положить в карман.

— Вям!

— Паровинги не обеспечат необходимой плотности огня, — глубокомысленно произнес Фредерик.

Вовремя произнес, поскольку взбешенный Арбедалочик мог наговорить лишнего и завершить день назначением дуэли.

— Обеспечат, — не сказал, а буквально выкашлял Абедалоф, нервно поглаживая Эбни. — Повернитесь и посмотрите.

— Но…

Гул усилился в разы, превратился в нестерпимый вой, в рев разъяренных чудовищ, и на зрителей едва не свалилось первое крыло сводной «выставочной» эскадрильи ушерских ВВС.

Кира, как, впрочем, и было задумано, до последнего держала высоту в лигу, потом направила машины к земле, выровняла на сотне, эффектно пройдя над головами публики, сметая шляпы и вырывая из рук зонтики, и вывела крыло на цель. На этот раз боеприпасы не экономили: цели были большими, к тому же знакомыми, — паровингеры отрабатывали налет неделю, — и самолеты избавились от всего запаса сразу. По две тонны смертоносного груза с борта. Тяжелые бомбы легли на строения почти идеально, но грохот потерялся в реве двигателей только что пронесшихся самолетов, полуоглохшие зрители не услышали взрывов, лишь увидели взметнувшуюся к небу землю, смешанную с деревом, железом и камнями. Увидели, на что способны восемь тонн взрывчатки, профессионально уложенные на заданную площадку. Полуоглохшие зрители собрались обменяться впечатлениями.

— Четыре паровинга… — начал было Фредерик.

Но тут же умолк, поскольку над трибунами прошло второе крыло. Проревело, ударило по целям и тут же сменилось третьим, и еще двумя. Пять крыльев, двадцать бомбардировщиков, сорок тонн смерти…

— Они умеют обеспечивать необходимую плотность, не правда ли? — рассмеялся Абедалоф, обрезая кончик сигары.

— Вям! — подал голос засунутый в карман пиджака Эбни.

Фредерик нервно дернул плечом, Махим насупился, Лилиан закусила губу.

А в центре полигона медленно оседала пыль, открывая пораженной публике величественную картину разрушений…

— Прекрасно, — негромко произнес Тиурмачин, разглядывая в бинокль воронки, рытвины и чудом уцелевшие остатки построек. — Я понимаю, что налет тщательно готовился, но мощность бомб поражает воображение. Двадцать паровингов сделали больше, чем могла бы сотня аэропланов.

— Так уж и сотня? — недоверчиво протянул Помпилио.

— Согласен, они еще слабые, — поморщился Гектор. — Дешевые — да, но слабые. Хотя рано или поздно, я уверен, аэропланы обязательно вышибут паровинги с поля боя.

— Почему?

— Потому что паровинги исчерпали ресурс развития, — объяснил маршал. — А у аэропланов все впереди, двигатели на нефе только появились, им есть куда развиваться. — И кивнул адъютанту: — Вина.

Положение Тиурмачина обязывало его путешествовать с пышной свитой, в которую помимо адъютанта входило пятьдесят шесть человек: секретарь, помощники, телохранители, наложницы, повар и даже палач — на всякий случай. Был среди них и тестер, пробующий блюда и напитки перед тем, как их подавали маршалу. Именно поэтому между приказом: «Вина!» и появлением запотевших бокалов с игристым прошло довольно много времени.

— Твое здоровье, Помпилио.

— Твое здоровье, Гектор.

На поле спешно создавали новые «укрепления», именно «укрепления» в кавычках, а не укрепления — в отличие от ушерцев, воздвигнувших серьезные строения, проводившие следующую демонстрацию приотцы особенно себя не утруждали, лишь обозначали плетнем защитные линии да ставили быстровозводимые макеты домов. Ничего серьезного от землероек не ждали, но публика не расходилась: праздник открытия продолжался.

— Знаю, прозвучит пессимистично, но я не думаю, что Ушер и Приоту можно примирить, — вздохнул Тиурмачин, разглядывая бокал с вином на просвет. Этель увели знакомиться с важными персонами кардонийского света, Валентин, подчинившись жесту дер Даген Тура, отошел, а телохранители маршала умело создали вокруг собеседников пустое пространство, обеспечив условия для комфортного разговора. — Слишком много сил брошено на то, чтобы они вцепились друг другу в глотки. Поверь, Помпилио, я знаю, что говорю.

— Я верю.

— Старательность Фредерика вызывает уважение, но он юн и неопытен, у него ничего не получится. А то, что Каата отправила сюда мальчишку, показывает, что дары недооценивают происходящее.

— Мы оба знаем, что дары отправили сюда Лилиан, — напомнил дер Даген Тур. — Она будет вести переговоры.