Владимир Шимский - Дети Смерти

— Тьфу! — Рик сплюнул на землю горькую от хурума слюну. — Чего уставился, а?

Магрутов было трое. Самец с плоской, сплошь заросшей щетиной мордой и могучим, ничем не прикрытым торсом, в котором угадывалась нечеловеческая сила; Рик невольно поеживался при мысли о том, чтобы он сделал с унритами, не будь у них МАГИЧЕСКОГО (а в этом Рик был уверен) снадобья Нагха.

Самка. «Пару глотков харуты, и ее вполне можно того», — думал Рик, поглядывая в ее раскосые, не лишенные разума глаза. Самка тут же отвернулась, крепко прижала к себе детеныша. «Ишь, понимает», — с невольным уважением подумал унрит.

И… детеныш — единственный, кого не потчевали снадобьем Нагха, единственный, кто царапался и кусался, тщетно оберегая свою жизнь от чужого вмешательства.

Рик старался держаться от собственной добычи в стороне. «Мало ли что. Лин покрепче — вот пускай и стережет. А то вон этот какой», — коротышка злобно взглянул на самца:

— Ои!

Магрут был голоден. На всякий случай накрепко связанный, он переводил взгляд с одного унрита на другого; его массивные челюсти шевелились в такт человеческим. В животе магрута громко урчало. Скрытые бурыми космами глаза жадно глядели на жующие рты.

— Самим жрать нечего, — проворчал Рик.

— Ну а с этим что будем делать? — Лин кивнул на стоявшую в стороне самку с детенышем. — Этих-то тащили зачем? Кто их купит?

— Есть тут один… Пойдем, пока все спят, — Рик поднял мешок и закинул за спину. — Ты веди этого, а я…

Небо заметно посветлело. Немногочисленные облака нежились в оранжевых лучах восходящего из-за гор Таира. С моря задул легкий ветерок, и воздух тут же наполнился запахом гнилых водорослей. «А здесь недавно был шторм», — решил Рик, разглядывая спину шагающей впереди самки. Он знал, что делал, когда заставил Лина тащить магрутское отродье. («А за бабу пять корон», — вспомнились ему слова Нагха. «Какая же в Магре баба?!» — удивился тогда Рик. «Ну, это как посмотреть».) Вот Рик и смотрел. Во все глаза. Что верно, то верно. Не велика разница. Волос многовато, да. Ишь титьки как обросли. Так ведь их и состричь можно. Бедра великоваты — тоже не беда. Зато остальное… Рик не удержался и коснулся рукой едва прикрытой, грубо выделанной шкурой округлости. «Эх-хе-хе…» И тут же уши наполнил свистящий шепот Лина:

— Ой, Рик! Сдается мне…

Но Рик все видел и сам — по освещенной тусклым розовым светом улочке к ним приближался Тай.

Тай возвращался с ночного лова.

Ночь подходила к концу, а вместе с ней и то время, когда все вокруг казалось родным и близким. Бледные лучи Таира высвечивали уродливые контуры унритских хижин, груды мусора на улочках, зловещие очертания окружающей Унру стены. Радостно перемигивались факелы на башнях. «Скоро смена стражи. Утро. Домой. Спать». Тай замедлил шаг и запрокинул голову: «Облака. Так. Похожи. На…», — мысли лениво цеплялись одна за другую. — «Вон то с золотистым, „поджарившимся“ боком, ну, совсем вылитый аскис. Того и гляди вытянет пушистые лапы, сладко потянется и…»

«Скоро совсем рассветет», — поторопил себя Тай. — Ох уж эти дни — жаркие, липкие, залитые слепящими лучами Таира и вонючим унритским потом. То ли дело ночь, когда серебристая Мона плавает по морской глади, когда, забросив сеть, вдыхаешь просоленный воздух и безмозглые мирары с легким шорохом трутся о борта лодки («а может быть это и не мирары вовсе, а мирмэны шепчутся на морском дне»), — Тай вздохнул и покрепче ухватил сеть с добычей — парой длинных черных смиалов и уродливым безвкусным хастаутом для хиссуна («голоден, небось», — мысленно усмехнулся юноша). Не густо. На днях прошел шторм и рыба ушла на глубину, а выброшенные на берег жалкие тушки пошли на корм хриссам. Да еще выманили с гор магрутов — наверняка бродят сейчас по побережью. Так что из Унры лучше не выходить. Тай еще раз бросил взгляд на небо. «Ои! Жаркий будет денек!», а губы сами собой прошептали:

— Элта…

Самая рыжая и самая прекрасная девушка в Унре. Дочь перекупщика, а, значит, не простого мальчишку-унрита прочит ей в мужья отец.

Хора-другая, и Элта проснется, снимет с груди сладко спящего хиссуна (о! как ревновал к нему Тай), ее тонкие руки взобьют на голове янтарную пену волос…

— Ои… — прошептал Тай…

…Весь день — весь этот долгий жаркий день, будет далекой, как печальная Мона, неприступной, как сам Маон…

…окутанные грязными взглядами унритов и красноватой печалью, которая на рассвете так похожа на кровь…

…веселой и грустной, но всегда — чужой, ибо никто не должен знать, что она любит его…

«О, Тай!» — как ему хотелось услышать ее голос (он почти слышал его). «Перестань, — тряхнул головой юноша. — Не сейчас. Ты устал и хочешь спать», — он переложил сеть с плеча на плечо и ускорил шаг.

Лин грубо дернул за конец веревки. Магрут недоуменно взглянул на унрита, потом понял. Тоже проделал с самкой Рик. Они остановились. Самка поспешила усесться на землю. Ее длинные — до пояса — волосы разметались по песку. Детеныш тут же прильнул к груди и стал неряшливо сосать, громко причмокивая и давясь молоком. По животу самки побежала белая струйка. Рик жадно смотрел на нее. «Хриссы вонючие. Где такую спрячешь? А надо бы. Иначе с ней переспит пол-Унры. И плакали пять корон. Нет, десять, — тут же решил он. — Я запрошу десять».

Рик взглянул на приближавшегося к ним Тая. Мальчишка их не замечал. «Почему? — недоумевал унрит. — Ага! — он взглянул на сосредоточенное лицо приятеля, — похоже на магические шуточки Лина». Тот частенько пользовался своими способностями. Особенно в таверне Носатого Игла, когда не хватало деньжат на очередную кружку эля. Или харуты. «А что? Внушил окружающим, что тебя нет и в помине, и пей сколько влезет», — завистливо подумал Рик.

— Так-то лучше, — шепнул ему на ухо Лин.

— Что? — вздрогнул унрит.

— Дурак ты однако. Для него нас здесь нет. Только — тсс! — приложил палец к губам Лин.

«Мне бы так, — с завистью подумал Рик, искоса поглядывая на ни о чем не подозревавшего мальчишку, и мысли его тут же вернулись к пленнице. Ишь какая тихая. А поначалу… — он с сожалением взглянул на исцарапанные руки. — И лицо не лучше. Надо было ее все-таки того, Рик».

— Да у него и меча-то нет, — огрызнулся унрит.

— Вот как?! А в штаны ты все-таки наложил.

И все-таки Тай заметил их. Не сразу. Внезапно завозившаяся за спиной рыбина отвлекла юношу, пришлось потуже затянуть сеть. А потом он почувствовал Запах. Чужой… горьковатый запах костров и заснеженных перевалов Магра. Тот самый, который приносил северный ветер. Запах страха и песка на зубах. Но сейчас ветер дул с моря.

Тай тряхнул головой («Показалось? Нет…»), в задумчивости прошел еще с десяток шагов. Поначалу резко усилившись, запах так же внезапно стал отдаляться. «Ага!» Тай остановился, и тут же спину обжег чей-то нетерпеливый взгляд. Он словно подталкивал юношу: «Ну же, иди, проваливай отсюда». Тай обернулся. Никого. Пустынная улица. Темные глазницы окон брошенных унритами хижин. Два, три жалких отблеска свечей. Ободранный куст лиимдрео (едва ли не единственный на всю Унру) тихо шелестел остатками золотых листьев. И все-таки кто-то за ним наблюдал.