Андрей Щепетов - Хроники космического пирата

– Это такой саморазвивающийся артефакт, я вас потом познакомлю. В общем, ты цела и здорова, это главное.

Я решил не вдаваться в страшные подробности последних событий, зачем? Линде и так пришлось пережить многое.

– Странно, я почти ничего не помню, только резкую боль, когда этот… – она замолкла, припоминая негодяя Кривса.

– Ничего, всё уже в прошлом, – я погладил девушку по волосам, она тронула мою руку, накидка немного сползла, вновь обнажив грудь.

– Дрон, – усилием воли я отвёл взгляд, – будь другом, принеси скафандр, там в рубке есть комплект.

– Где мы? – Линда с опаской огляделась.

– На моём корабле, – успокоил я, – рядом с планетой гаэлян.

– А Чернятински? – она вздрогнула, произнося ненавистное имя.

– Остался там, – я махнул рукой, – в тюрьме. Кстати, Кривс умер.

Вернулся Дрон с комбинезоном в руке.

– Отвернитесь! – попросила Линда, мы, выстроившись в шеренгу, повернулись к девушке спиной, Квинкер тут же достал из кармана кусок зеркала. Я выхватил у прохиндея осколок, хотел спрятать в карман, но засмотрелся. Что может быть прекраснее одевающейся женщины? Только раздевающаяся женщина. Но я, конечно, наблюдал за Линдой не в эротическом смысле, а чтобы ещё раз удостовериться, нет ли какого изъяна. Во всяком случае, в тот момент я сам себе верил.

– Всё! – я незаметно сунул осколок в карман, мы повернулись, в глазах Линды я заметил озорной огонёк, вероятно, она догадывалась, что за нею подглядывают. Я понял, что краснею.

В этот момент что-то произошло, воздух начал подёргиваться, словно кто-то захотел его разорвать, контуры стали нечёткими, фигуры друзей распадались на шарики, я с ужасом понял, что разваливаюсь. Сознание затуманилось, в нём не осталось места ничему, кроме узкого белого коридора. Разгоняясь сильнее и сильнее, я мчался по нему с бешеной скоростью. Через секунду коридор кончился, его сменило мягкое голубое свечение. В сознание стали врываться обрывки воспоминаний: Чернятински со страшным прибором в руке, Кривс с ножом, окровавленная Линда, наконец, я, распадающийся на части.

Осторожно я открыл глаза, странно было видеть, как моё тело собиралось в одно целое из мелких шариков, на которые оно распалось минуту назад. Нечёткие образы друзей становились отчётливее по мере того, как они складывались из разрозненных, беспорядочно снующих частичек.

Я огляделся, мы находились в большом зале с колоннами, от которых и шёл тот самый голубой свет. Пола, как такового не было, но поверхность ощущалась. Потолок зала заменял туман, белёсый и неустойчивый. Возле одной из колонн высился постамент, на котором стояли три гаэлянина.

Они молча наблюдали за нами.

– Приветствуем вас, друзья! – кивнул лошадиной головой один, когда мы восстановились полностью.

– Ни хрена себе дружба! – возмутился бывший таксист. – Расхерачили на много маленьких лягушат, а теперь давайте дружиться? Вы, граждане дорогие, не обижайтесь, но я вам скажу откровенно: идите вы в жопу с такой вашей дружбой!

– Обычная телепортация, – не меняя интонации, проговорил гаэлянин, – очень удобно, не надо тратить время на передвижение.

– Да! – не унимался жабоид. – А вы меня спросили, может, мне нравиться передвигаться!

– Занятный субъект! – вступил в разговор второй гаэлянин, точная копия первого. – Андрахт, – он обратился к первому, – исполни пожелание гостя.

Андрахт кивнул, интерьер зала стал меняться, колонны сменились полукруглыми арками, туман пропал, уступив место сиянию наподобие северного. Но главное, под под Квинкером образовалась дорожка наподобие беговой. Мерцающая, переливающаяся странными соцветиями, она начала двигаться так, что несчастному пенальцу приходилось перебирать ногами.

– Эй! Что за фигня! – возмущённо прокричал Квинкер, но ему никто не ответил, а течение дорожки стало быстрее. Жабоид пытался спрыгнуть с назойливой ленты, но как ни старался, та неизменно оказывалась под ним.

– Послушайте, – я поднял руку, обращаясь к гаэлянам, – он, – я указал на задыхающегося жабоида, – вовсе не хочет двигаться.

– Как, – удивился Андрахт, – совсем?

– Нет, нет, – поспешил исправиться я, – я имел ввиду двигаться не постоянно, а время от времени.

Гаэляне задумались, я про себя отметил, что надо осторожнее подбирать выражения, потому что гаэляне всё воспринимают буквально, а такая особенность вкупе с их дружелюбием может уморить кого угодно, что наглядно показал пример с Квинкером. Тот из последних сил материл гаэлян, их технологии и всю цивилизацию в целом.

Гаэляне же, как я понял, обидчивыми не были, они вообще были лишены каких-либо эмоций. Вероятно, посчитав их штукой нерациональной, просто искоренили в себе. Во всяком случае, оскорбления Квинкера они пропустили мимо ушей и даже, посовещавшись, остановили чудо-ленту, которая вскоре растворилась.

– Премного благодарны! – квакнул пеналец, едва отдышавшись, и присовокупил к благодарности пару матерных фраз.

– Мы рады приветствовать вас на нашей планете! – повторил Андрахт.

– А уж мы-то как! – не унимался жабоид, я ткнул болтуна в бок, нельзя же без конца испытывать терпение хозяев, тем более, ещё неизвестно, что у них в голове.

– Что привело вас в наши края? – спросил молчавший до того третий гаэлянин.

– Бегство, – честно признался я.

– От кого?

Как объяснить тем, кто проповедует доверие и непротивление злу, что это самое зло существует. Я всё же решил попытаться.

– Есть один тип, он – маньяк и убийца, и он преследует меня, чтобы убить. Вернее, – я обвёл взглядом друзей, – всех нас.

– По какой причине? – продолжали допытываться гаэляне.

– Ни по какой, – пожал я плечами, – просто он ненормальный.

– Ненормальность – не порок, всего лишь отклонение от нормы. Что же касается причины, то она должна быть. Впрочем, это не важно, важны следствия.

– В смысле? – напрягся я, не желая лезть в философские дебри, куда, как показалось, меня втягивали.

– Каждое действие рождает следствие, а следствие не бывает плохим или хорошим. Оно становится важным! – окно в теле гаэлянина замерцало, у меня от подобных выкладок заныло в затылке.

– Бред сумасшедшего! – сделал вывод жабоид, и не согласиться с ним было трудно. Вслух я этого не сказал, только спросил:

– Что же важного в том, что меня, к примеру, убьют?

– Разве это не важно? – переспросил гаэлянин, окончательно загнав меня в тупик.

В общем, какую только галиматью не используют в качестве мировоззрения. У гаэлян, в двух словах, примерно такая: ничего нет плохого, есть только важное. Нет, ради бога, если такое нравится, исповедуйте. Только меня увольте, не хочу я быть мёртвым в смысле важности бытия.

– Кстати, о важном, – осенило меня, – у меня есть сведения, представляющие интерес для всей гаэлянской расы!