Рене Ахдие - Ярость и рассвет

Эти два слова давали ей волю бороться с демонами:

«Моя королева».

Скрип открывающихся дверей пробудил Шарзад от беспокойного полусна.

И свет чистой зари, что пробивался через деревянные ставни, вынудил ее вскочить с кровати.

На пороге стояло четверо солдат.

Шарзад одернула помятую одежду и прочистила горло.

– Разве не принято вначале стучать?

Все они смотрели мимо нее, не отвечая. В их глазах был признак мрачной отрешенности.

Шарзад сложила руки за спиной, заставляя себя стоять ровно.

– Что вы тут делаете?

Не говоря ни слова, солдат, стоявший спереди, шагнул в комнату и двинулся к Шарзад, все еще глядя в точку за ней…

Как будто ее не существовало.

Ее сердце. Ее сердце.

– Я задала вам вопрос!

Солдат взял ее за плечо. Когда Шарзад потянулась, чтобы отбросить его руку, он схватил девушку за тонкое запястье и крепко сжал.

– Не… не трогай меня!

Солдат кивнул своим подчиненным, и еще один угрюмый грубиян вцепился в ее руку.

Кровь поднялась по телу Шарзад со стремительно возрастающей смесью ужаса и ярости.

– Остановитесь!

Они потащили ее из комнаты.

Когда она принялась выкручиваться и брыкаться, просто подняли над полом, будто она была связанной дичью, пойманной чисто из спортивного интереса.

– Где халиф? – выкрикнула она.

«Прекрати! Не умоляй».

– Я хочу поговорить с халифом!

Ни один из солдат даже не взглянул на нее.

– Послушайте! – закричала она. – Пожалуйста!

Они продолжали полунести-полутащить ее боровшееся изо всех сил тело вниз по мраморным залам дворца.

Слуги, мимо которых они проходили, прятали взгляды.

Им все было известно. Так же, как и солдатам.

Здесь было не на что смотреть.

И тогда Шарзад осознала неизбежную истину.

Она была никем. Она ничего не значила.

«Ни для солдат. Ни для слуг».

Она перестала бороться и подняла голову.

И плотно сжала губы.

«Баба и Ирза.

Шива… и Тарик».

Она что-то значила для них. И она не посрамит их память о ней, устраивая сцену.

Ее неудача уже была достаточным позором.

Когда солдаты открыли двери, ведущие к рассвету, и Шарзад увидела перед собой собственную смерть, именно эта последняя мысль надавила на нее своим грузом, окончательно сломав плотину.

«Шива».

Тихие слезы непроизвольно потекли по ее лицу.

– Отпустите меня, – прохрипела она. – Я не убегу.

Трое солдат посмотрели на первого. После бессловесной беседы они поставили Шарзад на ее босые ноги.

Серая гранитная брусчатка была прохладной на ощупь, теплые лучи еще не проникли в ее шероховатую поверхность. Трава с обеих сторон казалась синей в серебряном свете раннего утреннего солнца.

На мгновение Шарзад захотелось наклониться и запустить в нее руки.

В последний раз.

Они вошли в закрытую беседку, где в ожидании стояли еще один солдат и пожилая женщина. В руке у старухи был длинный кусок белого полотна, развевающийся на почти что предсмертном ветру.

Саван.

А у солдата в ладони…

Один отрезок шелкового шнура.

Слезы продолжали свой последний путь вниз по ее лицу, но Шарзад не издала даже звука. Она шагнула к солдату. Его руки были мощными и крепкими.

«Я надеюсь, это произойдет быстро».

Не говоря ни слова, она повернулась.

– Мне очень жаль, – прошептал он так мягко, что его голос можно было принять за дуновение ветра.

Пораженная его добротой, она почти что обернулась к своему будущему убийце.

– Спасибо. – Она прощала ему.

Он нежно поднял ее волосы и перебросил темные волны на лицо – вуаль, ограждающую ее от безымянных свидетелей.

Тех, кто уже отказался ее видеть.

Шелковый шнур на ее шее был очень мягким, сперва. Такой элегантный способ умереть.

«Шива умерла так».

Мысль о том, что Шива ушла из жизни именно так, окруженная ничего не видящими людьми, усилила поток слез. Шарзад ахнула, и шнур затянулся.

– Баба, – выдохнула она.

Он затянул туже… и она не смогла остановить ру́ки, взлетевшие к горлу.

«Ирза. Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня».

Пока пальцы боролись с указаниями ее гордости, солдат оторвал Шарзад от земли за шею, продолжая тянуть за шнур.

– Тарик, – давилась она.

Ее грудь впала. Серебряные звезды окольцевали края зрения.

Боль в груди становилась сильнее. Серебряные звезды сейчас уже были окаймлены черным.

И ее шея горела в огне.

«Шива».

Сквозь слезы и боль, ослепляющие девушку, она с усилием еще раз открыла глаза, уткнувшись в занавес темных волос; водопад из черных чернил, разливающийся на последней странице ее жизни.

«Нет.

Я не ничто.

Я была любима».

И тогда из далеких пределов ее сознания до нее донесся какой-то шум…

И шнур отпустили.

Она упала на землю, сильно ударившись о гранит.

Сама воля к жизни протолкнула воздух в ее горло, несмотря на горящую агонию от каждого вдоха.

И кто-то схватил ее за плечи и взял на руки.

Пока она пыталась прояснить свое зрение, единственным, что увидела, были янтарные глаза ее врага, близко глядящие на нее в упор.

Тогда, собрав последнюю каплю силы, которой обладала, она ударила его по лицу.

Другой человек схватил ее за предплечье, отдернув руку назад так сильно, что она почувствовала, как что-то хрустнуло.

Шарзад закричала, это был резкий и мучительный возглас.

Впервые она услышала, как халиф повысил голос.

За ним последовал звук удара кулаком по плоти.

– Шарзад. – Джалал схватил ее в охапку, укутывая в своих объятиях.

Она рухнула на него, ее глаза застилали слезы, и жжение в руке и горле было почти невыносимым.

– Джалал, – выдохнула она.

– Делам. – Он провел рукой, убирая волосы с ее лица, успокаивая, возвращая назад из небытия.

Потом оглянулся на звуки продолжающегося волнения позади.

К хору из поскуливания и ярости.

– Прекрати это, Халид! – крикнул он. – Все уже сделано. Нам нужно занести ее внутрь.

– Халид? – пробормотала Шарзад.

Джалал печально улыбнулся.

– Не нужно ненавидеть его слишком сильно, делам…

Шарзад уткнулась лицом в рубаху Джалала, когда он поднял ее с земли.

– В конце концов, у каждой истории есть свои истоки.

Через несколько часов Шарзад сидела на краю кровати с Деспиной.

На ее шее было фиолетовое кольцо из синяков. Руку девушки вправили на место с отвратительным звуком, воспоминание о котором заставило ее съежиться. После этого с помощью Деспины она аккуратно искупалась и переоделась в удобную одежду.

С тех пор Шарзад не произнесла ни слова.

Деспина подняла гребень из слоновой кости, чтобы распутать еще влажные волосы своей госпожи.

– Пожалуйста, скажите что-нибудь.