Рене Ахдие - Ярость и рассвет

– Я не глупа.

– Нет, не глупа. Пока нет, – улыбнулась Деспина. – Но это неизбежно. Когда ты встречаешь того, кто заставляет тебя улыбаться так, как ты никогда до этого не улыбалась, плакать, как никогда до того не плакала… с этим ничего нельзя поделать, кроме как поддаться.

– Я… – Шарзад прикусила нижнюю губу.

– Можете говорить свободно, Шарзад. То, что вы скажете, останется в этих стенах.

Шарзад молчала.

Деспина придвинулась к ней.

– Когда я была маленькой девочкой, еще в Фивах, помню, как-то спросила у мамы, что такое рай. Она ответила: «Сердце, в котором живет любовь». Конечно, я захотела узнать, что представляет собой ад. Она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Сердце, в котором нет любви», – Деспина изучала Шарзад, пока говорила.

Шарзад ответила ей испытующим взглядом, играя серебряными шнурками ее шамлы.

– Твоя мать кажется весьма мудрой.

– Она была такой.

Шарзад с осторожностью подбирала свои следующие слова:

– Можно спросить, что с ней стало?

– Она влюбилась в неправильного человека. Он обещал ей весь мир, а потом оставил ее ни с чем, кроме ребенка в животе.

– Мне искренне жаль, Деспина.

– А мне нет. Она умерла молодой, но счастливой, а тот человек не способен был сделать женщину счастливой. Богачи не знают, как жертвовать чем-то ради любви, потому что им никогда не приходилось делать это. – Последнее утверждение Деспины было явно суровым.

– Это оно? – мягко спросила Шарзад. – Ты беспокоишься, что Джалал поступит так же?

– Я не знаю. Он неизменно верен своей семье, но я до сих пор не видела, чтобы он проявлял такую же лояльность к множеству девушек, влюбленных в него. – Уголки голубых глаз Деспины напряглись. – Я всегда считала, что человека нужно судить по его поступкам, а не по тому, что о нем говорят другие. Но Джалал аль-Хури делает очень мало, чтобы опровергнуть слухи о нем.

– Такое поведение кажется мне семейной чертой.

– Да. Это так.

– Я не… – Шарзад осеклась на полуслове, перед тем как умоляюще взглянуть на служанку. – Деспина, ты знаешь? Если да, то, пожалуйста, расскажи мне. Почему Халид убивает всех своих невест?

Деспина уставилась на отброшенный клубок паутинного шелка у кровати.

– Я не знаю.

– Тогда что ты знаешь? Прошу, расскажи мне.

– Я живу в этом дворце уже шесть лет и всегда считала ибн аль-Рашида достаточно замкнутым, однако все же странно благородным. До событий этих последних месяцев он никогда не давал мне повода усомниться в его характере.

– Но как ты можешь продолжать служить королю, который убивает девушек без объяснения причин?

– Я попала в это королевство рабыней и не могу позволить себе роскошь выбирать, кому служить, – сухо ответила Деспина. – Халиф Хорасана вполне может быть монстром, но для меня он всегда будет обеспокоенным королем с добрыми намерениями.

– Добрыми намерениями? – зашипела Шарзад. – Скажи это семьям тех девушек, у которых он отнял жизни. Скажи это тем, кто их любил.

Деспина вздрогнула, и Шарзад отвернулась, в спешке встав с кровати, чтобы скрыть свою боль.

– Шарзад…

– Оставь меня.

Деспина схватила ее за запястье.

– Если вы о нем заботитесь хоть…

– Не забочусь.

– Хватит врать, вы, жалкая трусиха.

Шарзад вывернула руку, впившись взглядом в Деспину, перед тем как повернуться, чтобы уйти в вихре глянцевой парчи.

– Вы заботитесь о нем, – настаивала Деспина. – И поскольку для вас так важны секреты, я раскрою вам один.

Шарзад остановилась как вкопанная.

– Вы в безопасности, Шарзад аль-Хайзуран. С вами ничего не случится. Ведь я слышала от приближенных к нему, что любая попытка навредить вам будет восприниматься как посягательство на жизнь нашего короля.

Желудок Шарзад сжался.

– Вы понимаете, избалованная халифа? – продолжила Деспина.

Шарзад посмотрела на свою служанку через плечо, в непоколебимой тишине.

Деспина вздохнула.

– Под страхом смерти… Вы важны для него так же, как и его собственная жизнь.

Джалал отодвинул отчет в сторону и забарабанил пальцами по краю стола из мореного дерева.

– Вы где-то должны быть, капитан аль-Хури? – спросил Халид, не отрывая глаз от своей работы.

– Нет. Не прямо сейчас.

Джалал продолжил постукивать правой рукой по резному красному дереву, пристально глядя в лицо Халиду.

– Кажется…

– Я хочу, чтобы ты доверился мне, Халид.

Непроницаемый взгляд халифа метнулся к Джалалу.

– И что сподвигло тебя к такому внезапному желанию близости?

– Вчера шел дождь. У тебя наверняка очень много всего на уме.

Халид изучал Джалала с нарочитым спокойствием.

– У меня, как правило, очень много всего на уме.

– И что насчет дождя?

Халид положил свиток, который был у него в руках.

– Дождь – это всего лишь один из элементов грозы, – в целом намек на то, что предстоит.

– Как и всегда, ты – идеальное подобие мрачности.

– Как и всегда, ты – идеальное подобие пустого места.

Губы Джалала медленно изогнулись в дуге улыбки.

– Касательно Шарзад…

– Я не собираюсь обсуждать с тобой Шарзад. – Тигриные глаза на сей раз обожгли Джалала, в отличие от, как правило, присущего им холодного самообладания.

– Она, должно быть, напугала тебя прошлой ночью с новой силой. Молодец, моя госпожа.

– Достаточно, Джалал.

– Не будь таким чрезмерно встревоженным, брат. Вчера шел дождь. Тебе больше не нужно чувствовать себя виноватым, вдобавок ко всему остальному. Народ Рея не страдает напрасно из-за тебя. Так же, как из-за Шарзад, если на то пошло.

– Хватит!

При этой фразе все следы самодовольства Джалала исчезли. Линии ужаса появились на его лбу.

– Видишь? Я хотел бы, чтобы ты доверился мне. Ты явно чем-то озабочен. Возможно, даже напуган. Не надо жить в страхе, Халид-джан, ведь это не жизнь.

– Я не напуган. Я устал, а ты слишком самонадеян. В этом большая разница. – Халид опять вернулся к куче свитков перед ним. – Похоже, беспорядки на городской площади полностью прекратились?

– Конечно, они прекратились. Мы больше не казним их дочерей без всяких объяснений, – тотчас пробормотал Джалал.

Когда Халид не ответил, Джалал поднял глаза и увидел, что халиф вперил в него взгляд и при этом его левая рука сжата в кулак, а костяшки на ней уже побелели.

– Тебе обязательно всегда быть такой непримиримой сволочью? – потребовал ответа Халид гробовым шепотом.

– Будь справедлив. Я веду себя так, только когда того требует цель. Я, как известно, извиняюсь в зависимости от ситуации.

– Сомневаюсь, что ты имеешь какое-то представление об этом.

– Ты не единственный, кто страдает подобными сомнениями. Следует признать, ты несешь на себе основную тяжесть, но ты не одинок в этом. И ты берешь на себя гораздо больше, чем необходимо. Позволь мне помочь. Я охотно возьму на себя часть твоего бремени. Это то, что я пытался тебе сказать.