Даниэль Клугер - Мушкетер

– Почему? – спросил Атос и тут же добавил, словно про себя: – Впрочем, я, кажется, догадываюсь.

– Конечно, ведь и вы поступили бы так на моем месте! Потому что в таком случае я бы сделал все, чтобы помешать тому, кого найдут вместо меня, – ответил я расстроенно. – Зная, что другу моего отца грозит смертельная опасность, я бы… – Я запнулся. Еще не-много, и я мог нарушить приказ о секретности. – В общем, уверяю вас, я бы сделал это, не останавливаясь ни перед чем. И вы, Атос, тоже.

Атос внимательно посмотрел на меня.

– Настолько все серьезно? – спросил он озабоченно.

Я молча кивнул. Арамис поджал губы.

– Если бы вы хотя бы намекнули, о чем идет речь, мы бы… – сказал он с едва заметной ноткой недовольства.

– Ни в коем случае! – прервал его Атос. – Арамис, вы, разумеется, пока что невоенный человек, но, уверяю вас, дисциплина в нашем деле очень важна. Не стоит просить нашего друга разглашать содержание тайного приказа. Даже нам – его друзьям!

– Но как, не зная подробностей, мы можем ему помочь? – Арамис с необыкновенным изяществом вскинул руки вверх. – Атос, согласитесь, это же почти неразрешимая задача!

– Почти, – задумчиво повторил Атос. – Это вы правильно сказали, Арамис, именно «почти». Вот над этим «почти» и есть резон поразмыслить… – Он повернулся ко мне. – Итак, Портос? Вы получили приказ, который заставляет вас нарушить данное слово?

– Да, вы это очень точно определили.

– И у вас нет никакой возможности избежать этого?

– Нет. Во всяком случае, я не вижу, как это сделать, не потеряв самоуважения.

– То есть вы стоите перед выбором; нарушить приказ или нарушить слово?

– Да. Дело обстоит именно так.

Атос посмотрел на Арамиса, Арамис – на Атоса.

– Я бы выбрал верность слову, – негромко сказал Атос. – Честь – то единственное, что отличает дворянина от прочих потомков Адама.

– Я согласен с вами, – произнес в раздумье Арамис, – согласен. Но все-таки я попытался бы совместить верность слову и воинскую дисциплину, которая, как вы сказали, так важна.

– Это невозможно, – сказал я, повесив голову. Арамис ответил не сразу. Задумчиво побарабанив пальцами по столу, он сказал:

– Даже если я стану мушкетером, это будет временно. Пока же я по-прежнему чувствую на своих плечах сутану. – Откинувшись на спинку стула, бывший аббат поднял глаза к потолку. – Еще во время учебы в семинарии я развлекался тем, что толковал одни и те же отрывки из Святого Писания различным, порою прямо противоположным образом, – он рассеянно улыбнулся и вновь посмотрел на меня, чуть прищурившись. – Скажите, Портос, вы получили приказ в письменном виде? Я не спрашиваю вас, о чем он, только – о форме, в которой вы его получили.

– Да, в письменном виде.

– Было ли вам что-то приказано устно – сверх того, что говорилось в письменном распоряжении?

– Сверх того – нет. Устно было лишь повторено то, о чем я уже прочел. Хотя… – Я вспомнил о расписке, которую должен был взять с дона Жаиме в Барселоне. – Было и устное дополнение, но оно в данном случае не имеет значения. Во всяком случае, на мой взгляд.

– Так-так… – Арамис рассеянно поправил манжет. – Превосходно, превосходно. Допускает ли письменный приказ какие-то другие толкования?

– Нет, – ответил я, – приказ четкий и недвусмысленный. Сделать то-то и то-то, отправиться туда-то и туда-то, найти того-то и того-то. Вы понимаете, я не могу сказать…

– Да-да, я понимаю, – мягко сказал Арамис, – но, видите ли, друг мой, я еще ни разу не сталкивался с таким письменным текстом, который не мог бы быть истолкован по-разному в разных условиях. Люди придумали письмо не только для того, чтобы передавать смысл слов, но и для того, чтобы искажать его. Или скрывать. Уверяю вас, всякому письменному распоряжению может быть придано значение, противоположное тому, который вкладывал в него писавший. Нужно лишь внимательно прочесть все еще раз. И еще раз. Сделайте это, когда останетесь один. Вот увидите, сам текст вам подскажет выход. Всегда есть возможность выполнить букву приказа, оставив в стороне его дух. Подумайте!

– Сделать то-то… – медленно повторил Атос мои слова. – Отправиться туда-то… – Он замолчал, потом сказал: – Арамис прав. Хорошенько подумайте над тем, что по этому поводу говорится в приказе. Вас считают тугодумом – простите меня, Портос, но вы ведь сами этого добивались… Так вот, вас считают тугодумом, а это значит, что вы добросовестно вдумываетесь в каждое слово. Тем более если речь идет о приказе. При этом вас считают человеком, скажем так, не обремененным образованием. И этой славы вы тоже добивались сознательно. С точки зрения начальства, вы мало что знаете – сверх службы. Так попробуйте выполнить приказ, будучи тем Портосом, которого знают все! – Он ободряюще улыбнулся и добавил, после небольшой паузы: – Но при этом помните то, что сказал Арамис.

Расставшись с Атосом и Арамисом, я отправился домой. Не то чтобы после встречи с друзьями появились причины к улучшению настроения, но, удивительнейшим образом, передо мной словно забрезжила надежда. Я и сам не мог понять почему – ни Атос, ни его родственник не могли мне помочь, не зная всего, а я не мог их посвятить ни в содержание секретного приказа, ни, разумеется, в прошлое моей семьи. Тем не менее после встречи я немного воспрянул духом. Но по мере приближения к своему жилищу я вновь все более поддавался унынию. Видимо, я обречен был на то, чтобы, нарушив приказ, скрываться вдали от Парижа или же вообще бежать за границу. Разумеется, мне и в голову не приходило, что я мог просто выполнить приказ – то есть арестовать семейство г-на Лакедема и доставить его в Испанию. В какой-то момент я решил ночью пойти в уже полюбившийся мне дом и помочь им бежать из Парижа. В этом случае я мог бы утром как ни в чем не бывало подъехать к дому, с каретой для перевозки арестованных и в сопровождении лакея, – и обнаружить, что дом опустел.

Такое решение показалось мне столь здравым, что я всерьез начал его обдумывать. И сразу же понял, что оно невыполнимо, – «лавочники»! Никаких сомнений быть не может в том, что за домом г-на Лакедема следят и днем, и ночью. А значит, мой ночной визит не спасет семейство ростовщика.

Больше, сколько я ни думал, на ум ничего не шло. Мрачное настроение мое вызвано было не только грозившей несчастному семейству расправой, скорее всего – мучительной и позорной, – но и тем, что, вместо возмездия за убийство отца, я вынужден был помогать его убийце довершить задуманное! Это заставляло меня буквально скрежетать зубами от ненависти и бессилия! Но что я мог поделать? Похоже, оставалось одно: попытаться бежать вместе с г-ном Лакедемом, г-жой Сюзанной и Рашелью. Сбиры не могли бы мне воспрепятствовать – если бы я действовал решительно и энергично. Конечно, в этом случае придется распрощаться с мечтой о плаще мушкетера. Пожалуй, я бы в конце концов примирился с этой мыслью, если бы не другая, занозой сидевшая в моем мозгу: сбежав из Парижа с людьми, которых мне поручено было арестовать, я, возможно, навлекал немилость его преосвященства не только на себя, но и на моих друзей-мушкетеров. А кроме того, мне, скорее всего, придется расстаться не только с мечтами о военной карьере, но и с планами мести дону Жаиме.