Александр Пономарёв - Основной компонент [litres]

«Господи, хоть бы он был на месте», – мысленно взмолился я, подбегая к машине. Опасения не застать Шелленберга в его рабочем кабинете были небеспочвенны. В какой-то из книг я прочитал, что он часто мотался по стране: то инспектировал концлагеря вместе со своим шефом Гиммлером, то летал с ним в «Вольфшанце» к Гитлеру, то еще куда-нибудь ездил по делам патрона или по своим делишкам.

За те полчаса, что я провел в особняке барона, двигатель не успел остыть. «Хорьх» завелся без проблем. Я выжал педаль сцепления, воткнул первую передачу, дал газу и, не глядя в зеркало, круто вырулил от тротуара. Сзади раздался визг тормозов и рев клаксона. Гудящий, как пароход, трехосный «хеншель» так близко пронесся от машины, что я разглядел вмятинки на двери, трещины в досках кузова и пятнышки ржавчины на плоских колпачках брезентовых ремешков тента.

От столкновения спас резкий рывок руля. «Хорьх» заскочил на бордюр, промчался несколько метров по гранитному поребрику и вернулся на дорогу, тяжело осев на правый бок и скрипя рессорами. Никто из пешеходов не закричал, не замахал руками, ругая «тупого водятла». Даже проходившие вблизи от бордюра берлинцы не отпрыгнули в сторону. Они продолжали идти тем же курсом, с той же скоростью, словно для них мое фигурное вождение было обычным делом.

Я так и не понял, с чем это связано: с эсэсовскими номерами на машине или с тем, что они верили в невозможность наезда на пешеходов. Ну, не принято у них такое в Германии, запрещено сбивать людей – и точка! А раз такого порядка нет, значит, автомобиль нарушителя должен таинственным образом исчезнуть, раствориться, рассыпаться в прах, сделать все, что угодно, но оставить человека в неприкосновенности.

Разбираться в особенностях поведения немцев я не хотел, да и не до того сейчас. Скорее бы добраться до пункта назначения, пока меня не опередили.

На этот раз удача благоволила мне – видно, просила прощения за косяк с Марикой – и ниспослала легкую дорогу без придирчивых патрулей и перегороженных улиц. Путь до бульвара Курфюрстендамм занял десять минут. Столько же ушло на петляние по берлинским улочкам. Наконец «хорьх» остановился возле изогнутого плавной дугой четырехэтажного краснокирпичного здания с белыми балконами.

Я выскочил из автомобиля. Белые змеи поземки заскользили по стылому асфальту в направлении резиденции Шелленберга, словно указывая дорогу. По той стороне улицы навстречу мне тарахтел тяжелогруженый «крупп» с квадратной кабиной и прямоугольным – будто рубленным топором – моторным отсеком. Высокая радиаторная решетка и цельнометаллический бампер делали машину этакой немецкой репликой советского КрАЗа. Я пропустил грузовик и быстрым шагом пересек припорошенную снежком Гогенцоллерндамм.

Вход в здание преграждал кордон из пары эсэсовцев. Удостоверение с фамилией любимчика фюрера сработало без заминки. Заметив «корочки» в моих руках, двухметровые нацисты вытянулись по струнке, двери открылись, как по мановению волшебной палочки, и я оказался внутри штаб-квартиры SD-Ausland, то бишь службы внешней разведки СД.

Зная из состоявшейся в далеком будущем экскурсии, где находится кабинет Шелленберга, я прошел по коридору с рядами однотипных дверей до лестничной клетки. Под ногами тихо поскрипывал деревянный пол. На светло-серых оштукатуренных стенах мягко теплились двурогие бра с матовыми чашами плафонов, под потолком сияли круглые светильники.

Под пристальным взглядом взирающего с портретов Гитлера, я поднялся на четвертый этаж и снова пошел по коридору. На этот раз к статуе орла. Бронзовая птица как будто обнимала распростертыми крыльями воткнутые в установленные под углом друг к другу никелированные гнезда красные полотнища с черным пауком свастики внутри белого круга.

В десяти метрах от расположенных в конце длинного коридора государственных символов, спиной к двери из мореного дуба с позолоченной табличкой SS-Brigadefuhrer W. Schellenberg [4] Бригадефюрер СС В. Шелленберг (нем.). , дежурил ариец. Вид стоящего навытяжку охранника вселил в меня уверенность. Вряд ли караульный будет нести службу перед пустым помещением.

Дверь одного из кабинетов отворилась, и в коридор вышли трое эсэсовцев в идеально отглаженной черной форме с красной повязкой на левом рукаве и сдвоенной руной «зиг» в правой петлице. Двое тащили под мышками серые картонные папки с торчащими по бокам белыми уголками документов, а третий, он шел между ними, в левой руке нес свернутую в рулон карту. Нацисты о чем-то тихо беседовали. Проходя мимо меня, эсэсовцы согнули правую руку. Я ответил им тем же и направился к застывшему, как истукан, немцу.

И снова удостоверение помогло преодолеть преграду. Страж отсалютовал, прищелкнув каблуками, и сдвинулся на шаг в сторону. Вскинув руку в ответном приветствии, я вошел в просторный кабинет с трехстворчатым окном в полстены, паркетным полом и друзой хрустальной люстры под высоким потолком.

Напротив двери, спиной к прикрытому прозрачными занавесками окну, за широким, заваленным бумагами столом сидел бригадефюрер и делал короткие записи в лежащем перед ним документе. Справа от него блестели стеклянными дверцами два шкафа с картонными папками на полках. Между ними на постаменте белел гипсовый бюст Гитлера. Слева красовалась карта мира во всю стену. Материки, крупные острова, моря и океаны были густо утыканы флажками со свастикой. С десяток красных треугольников торчали даже на белом поле Антарктиды. Вкусно пахло кофе.

Услышав тихий скрип двери, Шелленберг перестал писать, поднял голову. Обычный человек с простым, зауженным к подбородку, усталым лицом. Волосы аккуратно зачесаны набок, уши чуть топорщатся, полноватые губы с опущенными вниз уголками изогнуты в неизменной полуулыбке. Не будь Шелленберг в эсэсовской форме, я бы ни за что не принял его за начальника могущественной спецслужбы. Он больше походил на инженера или школьного учителя.

Дверь закрылась за моей спиной, и я остался один на один с бригадефюрером. Шелленберг вставил ручку в металлический конус держателя, положил руки на стол перед собой ладонями вниз.

– Чем обязан, барон? – тихо спросил он.

– Хайль Гитлер! – вытянулся я, вскинув правую руку.

– Хайль! – кивнул Шелленберг и снова повторил: – Чем обязан?

Не дожидаясь разрешения, я подошел к стулу напротив громоздкого стола бригадефюрера, сел. Хозяин кабинета покосился, но промолчал. Я положил фуражку на стопку бумаг с краю черного зеркала столешницы, сцепил руки в замок.

– Бригадефюрер, думаю, вы в курсе, что я в начале декабря встречался с фюрером в Бергхофе? Там еще был ваш шеф Гиммлер.

Шелленберг медленно прикрыл глаза, что, по-видимому, означало «да».