Руслан Агишев - Диверсант Петра Великого [litres]

– Эти вон, дуболомы, чуть не полком стрельцов его ловят, а все без толку! Токмо зазря порох и свинец переводят! – с досадой бросил он в сторону понуро стоявшего воеводы Архангельска; этот пухлый человечек аж съежился от такой очень нелестной характеристики его усилий. – Одного голашку пымать не могут! Одного! – Если бы взгляд Петра мог метать молнии, то на месте воеводы уже давно было бы выжженное место. – Так вы мне край державы стережете?! От одного разбойника оборонить не можете!

Вообще-то, история с этим странным пиратом вырисовывалась очень и очень занятная. Как мне рассказали позже, некий голландский капитан Маас ван Дерверен, бывший моряк английского королевского флота, решил заняться торговлей пушниной. У него на родине русский мех стоил баснословных денег, окупая все затраты на морской поход в далекую Московию. Если же пушнину продавать в Англии или Испании, то первый же поход делал такого купца исключительно богатым человеком. Вместе с несколькими компаньонами Дерверен приобрел и оснастил довольно неплохую пинассу, на которую поставил почти три десятка бронзовых пушек. Получился быстрый, вместительный и хорошо вооруженный корабль, как нельзя лучше приспособленный для его целей. Будучи не только решительным человеком, но и авантюристом до мозга костей, капитан Маас сразу же отмел долгую и тяжелую дорогу простого торговца. В его картине мира было все очень просто и логично! Действительно, размышлял он, зачем все эти условности и расшаркивания, когда ты находишься в стране северных варваров? Разве правильно, что у этих восточных схизматиков, не знающих вкуса настоящего пива, столько богатств? Господь не мог так ошибаться. Наверняка Бог специально дал восточным варварам такие богатства, чтобы истинные христиане могли направить их на пусть истинный и немного поправить свои дела. Поэтому он, капитан Маас ван Дерверен, должен поступить как истинный христианин и забрать у грязных схизматиков роскошные меха песцов, лис и медведей. Все эти богатства должны служить истинным сынам христианской церкви! Собственно, голландец все это последовательно и претворял в жизнь…

– Плачутся мне тут, что мерзавец сей корабль зело шустрый и пушчонки дальнобойные имает. А у вас что в руцех? Кружки с брагой? Кура жареная? Али фузеи у вас плохи? Порох весь промок? – Петр продолжал орать на воеводу. – Гляди, Лексашка! Вот каково русское воинство. Какой-то голашка одним махом их побивает! – Он уже смотрел на меня своим знаменитым взглядом, пронизывающим, с едва не выкатывающимися из глазниц глазами. – Говоришь, смогешь этого мерзавца пымать и евойный корабль привесть в наш порт?

Что было ответить на это? Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отваливаются! Однако разве я не этого хотел?! Ведь это не столько испытание, сколько новый шанс заявить о себе! Для многих из окружения Петра я еще Лексашка, пирожечник, безродный служка Лефорта, которого никто не принимает всерьез. Думаю, даже мои задумки с новой формой для солдат, скорострельными фузеями особо не изменят ситуацию. Сейчас мне как раз и нужно было что-то особенно громкое…

– Смогу, государь, – не мигая, встретил я взгляд царя. – Выполню я это непростое задание. Живого принесу тебе этого капитана и корабль его сохраню. А в награду прошу себе… – Я сделал внушительную паузу, позволяя всем присутствующим нарисовать в голове желанную для себя награду. – Ни звания благородного, ни землицы богатой, ни людишек во владение, ни мануфактур, и даже ни грошей.

Боже, какие у них были рожи! На их глазах какой-то безродный босяк и выскочка получил прекрасный шанс попросить у царя что-то особенное. Обалдевшее лицо было даже у вечно каменного Лефорта.

– Прошу для себя лишь чести быть рядом с тобой, государь, – наконец выдал я свою просьбу, чем «выбил страйк», не меньше. – Верю, что ты сделаешь Россию великой. Очень опасна и тяжела твоя ноша, которую я хочу разделить…

Пафосно?! Громкие слова? И да и нет. Сейчас я и должен был так говорить! Я должен был рвать шаблон, чтобы меня запомнили!

– Лексашка! – рявкнул просиявший Петр и обнял меня так, что ребра затрещали; силищей царя бог явно не обидел. – Исполнишь мою волю, быть тебе моей правой рукой!

Вот так и началось для меня очередное испытание.

…Если честно, вся глубина пропасти, в которую я угодил, открылась мне лишь к вечеру. От моей решимости к этому моменту вообще ничего не осталось! «И кто меня только за язык дергал? Главное, ведь не раз и не два уже зарекался хвастаться перед Петром! Гоблин! С этим кораблем вообще гнилое дело! Как я мог на это подписаться?! Что же у меня за поганый характер-то? Понторез натуральный!»

С такими паническими мыслями и не лучшим настроением, я сидел в царском кабаке и медленно наливался пивом из здоровенной глиняной кружки. Густое, с сильным пряным запахом, оно оседало в желудке приятной тяжестью, даря пусть и временное, но забвение. Вокруг меня с такими же монстроподобными кружками и похожими хмурыми лицами сидели мои самопальные диверсанты.

– Мы тут побалакали немного, командир, об этом чертовом Маасе, – после солидного глотка пива начал рассказывать боярыч о том, что разузнал о нашем деле. – Точно гнилое дело! Столько о нем говорят, что за голову хватаешься. Веселые вдовушки болтают, ха-ха, что зело силен он в этом самом деле. Ненасытен прямо. Всех женок, что моряки его с земли тащат, сначала к нему ведут. Стольких, собака, опозорил… – Парнишка сплюнул на пол. – Еще говорят, что настоящий колдун он. Корабль евойный, «Охотник» званный, приходит только в те селения, где поморы пушнину складывают. Словно чует, гад, когда охотники с промысла возвращаются и в Архангельск на торг собираются. Всегда берет богатую добычу. Подумать даже страшно, сколько он уже награбил с поморов… Еще от засад, как лис, уходит. Обложат его со всех сторон, а он снова уйдет в море. Вот и сказывают, что голландец колдун. Мол, на крови невинных младенцев ворожит.

Едва боярыч примолк, опрокидывая в себя оставшееся в кружке пиво, заговорил цыган.

– Ха, колдун! Пусть и дальше болтают. Знавал я таких колдунов у нас в таборе. Только посмотрят на тебя, командир, и всю правду расскажут, – усмехнулся Пали во весь рот, демонстрируя крупные желтые зубы. – Я разумею, никакой Маас не колдун. Хитрец просто хороший! Скорее всего, своих людей у него полно на берегу. Они за гроши и сказывают голландцу, кто и куда пушнину везти собирается. Мы в таборе тоже так делали. – Пали вновь оскалился, видимо вспоминая занятную историю из своего прошлого. – Прознаем про хорошего жеребца и пошлем туда мальчонку или старика. Они уж и расскажут потом и про жеребца, и про сторожей…

Кивнув ему, я задумался. Пали мужик опытный на такие дела. С табором, наверное, не один десяток иноходцев увел. Если он говорит, что у Мааса на берегу много «ушей», значит, так оно и есть. Осталось придумать, как это все обернуть к своей пользе.