Николай Коростелев - Храм Юнисы [litres]

Он встал и опустил взгляд.

– Ты что же это, честный человек, затеял?

Санька поднял на хозяйку глаза, и они плеснули в неё синевой:

– Что же было поделать? Не удержался. Кровь у меня горячая, любить хочется.

Дунька молчала, но дышала так жарко, что тепло её тела передалось Саньке.

– Неужто среди своих не нашёл, кого любить? – голос Дуньки потускнел, в ушах стоял звон, пол бани кружился.

– Кого же? – растерялся Волчок.

Хозяйка тоскливо взглянула на него и опустила голову.

– Вон оно что? – опешил Санька и, обхватив её за талию, решительно потянул к себе.

Она, не сопротивляясь, подалась вперёд, закинула ему руки за шею и прижалась к груди:

– Дурак, я думала, с ума сойду.

– Ну что ты, – растерялся Санька, целуя её губы, щёки, глаза, плечи. Руки зашарили по её телу, оглаживая упругую грудь, крепкие бедра, талию. Дунька затрепыхалась, но быстро сдалась и обмякла. Его поцелуи горячили, возбуждали, доводили до исступления. Она стала отвечать, сначала неуверенно и робко, а потом, отбросив стеснение, неистово и жадно.

Дрожащими пальцами она ухватилась за тесёмку его гашника и, не справившись с узлом, нетерпеливо рванула на себя.

Небольшой предбанник был тесен для любовников. Санька развернул её к себе спиной и чуть толкнул вперёд. Дунька сообразила, что он от неё хочет и, уперев руки в узкую лавку, нагнулась. Санька нетерпеливо задрал ей юбку и надвинулся. Дунька охнула и подалась навстречу…

Обессилевшие любовники тяжело сползли на пол. Дуньку колотила дрожь. Санька притянул её к себе и крепко обнял. Так они просидели несколько минут. Первой пришла в себя Дунька. Она горячо поцеловала довольного Волчка в губы и, пытаясь подняться, встала на четвереньки. Санька, дурачась, ухватил её за качнувшуюся грудь.

– Охальник, – сыто ухмыльнулась хозяйка, – на сегодня хватит. Не ровен час, увидит кто, – и ревниво добавила, – гляди, узнаю что – вырву с корнем!

Санька плотоядно ухмыльнулся:

– Можешь не беспокоиться, я своё уже нашёл, – и повалил её на пол.

Через полчаса из баньки вышла довольная, раскрасневшаяся хозяйка и, победно покачивая бедрами, направилась в дом. Волчок, подглядывающий за ней в щёлку, ухмыльнулся:

– Хороша, кобылка!

Через несколько дней, по рекомендации Дуньки, Саньку Волчка за проворство в работе перевели в приказчики вместо Сивко.

Жизнь парня покатилась сытно и гладко. За жадность к работе новый приказчик приглянулся и Елисееву старшему. Тот сделал Волчка доверенным человеком и теперь брал с собой в поездки по приискам.

Елисеев был требовательным хозяином. Старатели, подписавшие с ним ряд, вкалывали на приисках, как кабальные, а за каждую провинность их нещадно пороли. Наезжающий с проверками пристав нарушений закона не обнаруживал. Откушивал чарку, прятал в карман очередную ассигнацию и умиротворённо уезжал восвояси. И так день за днём.

Старый Елисеев следил за приисками, сын Степанушка постигал науку горного дела в далекой столице, Дунька ворочала хозяйством усадьбы, а Санька приглядывал за её хозяйством…

Началось строительство нового прииска. Теперь Иван Степанович с Волчком возвращались домой поздно. Санька отводил своего и хозяйского скакунов к реке и долго купал их. Когда в елисеевских хоромах гас свет и дом погружался в крепкий сон, Санька пробирался в Дунькину светлицу. Ни Волчок, ни Дунька не догадывались, что за ними уже давно следят злые и мстительные глаза.

Наступила весна, и Иван Степанович решил расширить добычу золотого песка на прииске Белая гора. Отремонтированная иноземным мастером старая драга вновь загудела, захлопала колёсами и стала перелопачивать по нескольку десятков тонн золотоносной породы в сутки.

Саньку отправили в Николаевск для вербовки рабочих, а до тех пор Елисеев решил закрыть нехватку рабочих рук за счёт работных людей, занятых в усадьбе. Среди всех прочих для работы на Белой горе отобрали и старого сторожа, деда Воропая.

Перед отъездом всех мужиков построили в ряд и велели раздеться догола. Елисеев хотел убедиться, что ни у кого нет дурной болезни.

Тут в шапке Воропая и обнаружилось письмо к хозяину. В том письме задвинутый Дунькой приказчик Сивко доносил Ивану Степановичу о беде. Дескать, схлестнулась его сноха Дунька с приказчиком Санькой Волчком.

Елисеев прочёл письмо, крепко сжал кулаки, посерел, заскрипел зубами и, вскочив на коня, уехал на дальние прииски.

Три дня лютовал, а на четвёртый явился домой тихий и ласковый. Позвал бывшего приказчика Сивко:

– Ты чего, мил друг, всё без дела ходишь?

Сивко льстиво заулыбался:

– Дык я, хозяин, порядок блюду.

– Порядок и без тебя есть кому блюсти, – оборвал его Иван Степанович, – надумал я тебя к делу пристроить, так что собирайся, завтра едешь на Белую гору.

Огромная махина драги медленно ползла по рукотворному пруду, размывая и перерабатывая породу. Длинный ряд зубастых, отполированных породой ковшей поднимали на-гора золотоносный грунт и, опрокидываясь, ссыпали его в приёмный бункер.

В разгар дневной смены машинист заметил, что очередной ковш поднял не то большой камень, не то мешок. Транспортёр остановили. Зрение машиниста не подвело: один из ковшей зацепил распухшее тело утопленника.

– Никак Сивко? – признали старатели елисеевского приказчика. – А он-то что тут делает?

– Видать, приехал ночью, да и угодил под чёртову машину, – предположил кто-то из старателей.

– Если приехал, то не сегодня, смотри, как раздуло!

– Чего уставились!? – закричал драгмастер, – уберите дохляка и отправьте посыльного к приставу, пусть он разбирается.

– Это ж почти тридцать вёрст, – ахнули рабочие, – не хотим по соседству с утопленником работать!

– Тогда заройте его пока в песке, и за работу! За работу!

Приехавший через несколько дней пристав велел отрыть утопленника. Брезгливо осмотрел тронутый тленом труп и, составив протокол, отбыл. Четыре красненьких, полученных от Елисеева, решили дело в пользу несчастного случая. Заключение гласило: «Утонувший Сивко в состоянии сильного опьянения по собственной неосмотрительности свалился в пруд».

Санька торопился домой, всю дорогу представляя, как валит Дуньку на кровать и сжимает её упругую грудь. В сладких грёзах долгая дорога пролетела как один миг. Не успел распрячь коня, как его вызвали к хозяину. Волчок удачно сладил порученное дело, поэтому шёл с легким сердцем. Но, перешагнув порог хозяйского кабинета, насторожился.

Елисеев сидел в любимом кресле, низко опустив плешивую голову. У порога стоял огромный звероподобный детинушка, исполняющий при хозяине работу ката [47] Кат – палач, экзекутор. . Палач заступил за спину Саньке, лишая возможности бежать.