Юрий Корчевский - Щипач [litres]

И осторожно положил трубку. Достал трясущейся рукой платок, вытер бритую голову. Тогда такая «прическа» была в моде у военных, милиции и ГПУ.

– Так кто вам нужен?

– Не мне, а ГПУ!

– Да-да, оговорился.

Начальник мгновенно переменился после телефонного разговора, вел себя подчеркнуто уважительно, даже подобострастно. Алексею интересно стало, кто такой могущественный звонил, что начальник изолятора едва в обморок не упал. Неужели Ягода? Или он еще не вошел в силу и звонил другой? Да все равно, лишь бы дело двигалось.

Алексей назвал фамилию заключенного, начальник сам лично вышел за ним и привел в сопровождении надзирателя. Осужденный выглядел плохо, лицо в синяках, глаз заплыл. В руках – узелок скромный с личными принадлежностями.

– Это почему у него такой вид? – возмутился Алексей.

– Не наших рук дело, следователи поработали.

С самых первых лет Советской власти и фактически до смерти Сталина и Берии главным доказательством вины подозреваемого было его признание. Даже генпрокурор Вышинский утверждал: «Признание – царица доказательств!» И признание выбивали любыми способами. Ни при Дзержинском, ни при других руководителях НКВД пытками и побоями не брезговали, они официально не были запрещены.

Начальник Алексея Казаков требовал, чтобы заключенные были в хорошей форме, без травм и болезней. Пришлось избитого заключенного заменить другим. Служба непыльная, но воротило с души. Одно дело служить стране, народу, а другое – способствовать уничтожению своего народа.

Чем дольше он служил, чем сильнее узнавал секреты ЧК – ОГПУ, тем большее отвращение испытывал. Сначала ВЧК расстреливало лишь за принадлежность к какому-то сословию – купцов, промышленников, священнослужителей. Не за вину перед страной, не за преступление, за то, что рожден был не рабочим или крестьянином. А теперь и вовсе гнусность, проводить испытание ядов на здоровых людях. Написать заявление и добровольно уйти уже не получится. Вход в организацию – рубль, а выход – два. Да и не дадут уйти, слишком много уже знает Алексей. За жизнь свою боялся. Однако же и варианты уйти из особого отдела подыскивал. Повезло, случай подвернулся, в Иностранном отделе стали набирать сотрудников для изучения языков. Алексей сомневался, что готовят переводчиков, сначала мысль мелькнула – для курьерской работы. Почту секретную доставить за рубеж, да не в посольство. Для этой службы люди в Наркомате иностранных дел есть, дипкурьеры. А у ОГПУ агенты в других странах. Им и инструкции нужны, и деньги, а может, и яды, кто знает?

Написал рапорт. Желаю, дескать, иностранные языки изучать, которые потребуются для мировой революции, для общения с представителями мирового пролетариата. Фразы трескучие, но в то время в ходу такие были. К его удивлению, рапорту был дан ход. А что? Из пролетариев, себя на службе зарекомендовал положительно, молод и здоров, в общем – перспективный чекист.

Иностранный отдел или сокращенно – ИНОотдел, был образован 20 декабря 1920 года и руководителем назначен С. Могилевский. В феврале 1921 года Дзержинский предложил поработать в ИНО Трилиссеру, а когда Могилевского откомандировали на службу на Кавказ, Трилиссера назначили начальником ИНО. Собственно, обладая хорошими организаторскими способностями, Трилиссер организовал всю систему внешней (закордонной) разведки, подобрал и обучил кадры. В каждом посольстве и торгпредстве были организованы резидентуры. Трилиссер не был кабинетным работником, сам неоднократно выезжал за рубеж, ходил на контакты с агентами. Меер Абрамович возглавлял внешнюю разведку до октября 1929 года. Видя в нем опасного конкурента, карьерист Г. Ягода добился через ЦК ВКП(б) снятия его с должности. Трилиссера перевели в исполком Коминтерна, где он работал под псевдонимом Михаил Александрович Москвин. По доносу арестован 23 ноября 1938 года, исключен из партии, в которую вступил еще до Октябрьского переворота, и был расстрелян второго февраля 1940 года на расстрельном полигоне Коммунарка. С началом хрущевской оттепели дело было пересмотрено и Трилиссер оправдан.

На курсах иностранных языков для сотрудников преподавали женщины из дворянских семей. Многие закончили в свое время Смольный институт благородных девиц, знали несколько языков, этикет, правила хорошего тона.

Алексей попал в группу, изучавшую французский. До Первой мировой войны среди благородного сословия он был в ходу. Курсы маскировались под Наркомпрос или Народный Комиссариат просвещения. С утра и до вечера с перерывом на обед на окраине Москвы, чтобы не привлекать внимание, ГПУ вынужденно прибегало к преподавателям-дворянам, ибо пролетарии языками не владели. Через месяц начались отчисления нескольких курсантов. Осваивать чужой язык, когда на своем грамотно писать и говорить не могли, способны не все. Алексей учил с удовольствием. Сначала тяжело было, как любое новое дело, особенно этот французский прононс. После второго месяца обучения все разговоры в группе шли только на французском. В группе с каждым месяцем курсантов оставалось все меньше. На занятия ходили в штатском, чтобы не привлекать внимания. А еще каждый взял себе псевдоним – вымышленную фамилию, имя и отчество. Откровенных разговоров между курсантами не было, запрещалось. Иванов, Петров, Сидоров. А в каком отделе, на какой должности – не известно.

Зато морально Алексей отдохнул от мерзостей службы. Учеба, квартира с удобствами, паек, талоны на питание в столовой. Пока учился, даже поправился на пару килограммов. Весов не было, просто пришлось на брючном ремне новую дырку делать. В качестве практики давали переводить французские газеты, а еще принесли патефон и ставили грампластинки с записями французских шансонье.

За восемь месяцев язык освоили неплохо. Короткий выпускной экзамен – перевести текст с ходу, причем изобилующий техническими терминами. Потом диалог с преподавателем, разыгрывали сценку.

На таких курсах Алексей несколько лет с радостью проучился бы. Однако страна остро нуждалась в образованных специалистах – инженерах, переводчиках, врачах. Старые кадры покинули Россию в период революции и после, частично расстреляны были или гнили в лагерях «трудового перевоспитания», как назывались они тогда.

Доложил начальнику ИНОотдела Трилиссеру об окончании курса, справку предъявил.

– Вот и отлично! У тебя приличная гражданская одежда есть?

– Смотря что считать приличной. Штаны, рубаха, тулуп овчинный.

Трилиссер поморщился, черкнул несколько слов на листке бумаги.

– Иди в хозотдел, они в курсе, приоденься, предстоит важная поездка.

Как понял Алексей, на такой случай в хозотделе хранились цивильные вещи – мужские и женские, разных размеров, новые и слегка поношенные. Для Алексея после примерок подобрали костюм-тройку из хорошей шерстяной ткани, лакированные штиблеты, пару рубашек – белую и синюю и шляпу-котелок. Посмотрел на себя в зеркало Алексей и удивился. На себя прежнего не похож. Сильно меняет человека одежда!