Александр Воронцов - Пионеры против пенсионеров

Многие люди не любят, когда их контролируют. А почему? Во-первых, потому, что им кажется, что им, таким образом, не доверяют. А, во-вторых, кому приятно знать, что за тобой всё время наблюдают? Вроде и не совершаешь ничего предосудительного, а, с другой стороны – и не совершишь ведь! Потому что понимаешь – всё станет известно. Вот и волей-неволей будешь вести себя, как положено… Ну, как заведено, установлено, предписано. Ну, а что в этом плохого? Есть законы, порядок, правила. Если все их соблюдают, то жизнь всех людей будет спокойной и без эксцессов, разве не так? Ведь все проблемы в обществе появляются тогда, когда нарушаются какие-то общие для всех правила, законы, нарушается сам порядок существования человеческого сообщества. Ведь законы, по которым живут люди, далеко не всех сдерживают от того, чтобы их не нарушать. И никакие репрессивные меры, никакое наказание не помешает тем, кто хочет жить не по правилам. А почему? А потому, что постоянного контроля нет и быть не может. Да, полиция, суд, административные органы – все это есть. Но они существуют в какой-то иной плоскости и включаются только после того, как человек что-то нарушает.

А вот если бы можно было не дать человеку нарушать закон? Если тотально контролировать каждого человека? Получается, это тогда рабство? Получается, тогда нет свободы? Нет демократии? Или же контроль – это и есть демократия?

Если тебе нечего скрывать, если твое поведение не угрожает обществу – значит, ничего страшного нет в том, что ты весь на виду? Или есть?

Днепропетровск, год 1977, 12 февраля

…Палата была все та же. Как будто ничего и не поменялось. Впрочем, когда Максим открыл глаза и через некоторое время смог сфокусировать свой взгляд, он заметил, что все же многое поменялось. И прежде всего – в палате стало много оборудования. Когда Вронский погружал его в гипнотический сон, ничего этого не было. А теперь – и датчики, которые его просто опутали, и всякие там приборы, которые явно фиксировали все параметры его жизнедеятельности, и, конечно же, врачи. Раньше их не было.

– Мы подозревали, что что-то может пойти не так. Поэтому, как только ввели тебя в нужное состояние и дали толчок к твоему перемещению обратно в будущее, решили подстраховаться. Это твоя энергетическая составляющая, или, проще говоря, душа может туда-сюда перемещаться, как ей вздумается. А вот тело пока что твое здесь и оно могло пострадать, – Вронский улыбнулся и продолжил.

– Мы с коллегами тебя не могли постоянно контролировать. Вначале еще могли, но потом что-то случилось, и мы тебя уже не видели.

Макс еще раз обвел глазами комнату. Кроме Вронского в ней находились Кустов и Сафонов.

– Да уж, вижу, все в сборе, – прошептал Макс.

Ему почему-то было трудно говорить.

– Ты потерял много энергии. Похоже, тебя снова занесло не совсем в твое время, да? – спросил Мерлин.

Максим кивнул.

– И снова в 1984 год?

Максим снова кивнул.

Вронский подошел к его кровати и присел на рядом стоящий стул.

– Я уже все понял. 1984 год – точка бифуркации. Именно там у нас есть два пути – либо распад Советского Союза и дальше мы повторим твою историю, твой вариант будущего. Или же кое-что изменится, и далее изменения будут нарастать лавинообразно. А точек бифуркации станет больше.

– Вы уже что-то изменили? – прошептал Зверев.

– Судя по тому, что ты увидел, вероятно. Скорее всего уже отданные распоряжения и действия, которые уже произошли, будущее уже изменилось, но пока не настолько, чтобы вероятностная линия стала основной, – Вронский посмотрел на Кустова и Сафонова.

– Да, действия Комитета государственного контроля пока только носят характер подготовки, – включился в беседу Кустов. – Принято решение о начале операции «Рокировка». Будут устранены Брежнев, Андропов и вся кремлёвская верхушка.

Максим резко приподнялся и сел.

– А где гарантия того, что на их место не придут точно такие же? Ведь главные члены этого вашего комитета – это те же, из Политбюро. Шелепин, Семичастный, да?

– А также Мазуров, Романов, Егорычев, Демичев, их поддержали Кулаков и Косыгин, ну и, как принято писать в газетах, еще ряд партийных и государственных деятелей, – подтвердил Кустов.

– Так вот, не знаю, что они там нарешали, только Горбачев пришел к власти и всё покатилось в… в общем, те же проблемы, только вид сбоку. И гражданская война вместо войны в Афганистане, и развал СССР, только в другом ключе. Ничего не изменилось… Вернее, пока еще не изменилось, – Максим наконец-то смог нормально говорить.

В этот момент в палату зашли двое в белых халатах, по-видимому, доктор и медсестра. Медсестра занялась капельницей, а врач подошел к постели.

– Товарищи, мальчику нужен покой. Он пережил очень сложные моменты… Максим, не волнуйся, давай поменяем капельницу. Вот, прими таблетки, – доктор протянул Звереву горсть таблеток, а медсестра ловко поменяла баночку с физраствором и переключила катетер.

– Иван Фомич, не волнуйтесь, всё под контролем. Наш пионер уже пришел в себя, уже восстанавливается. Можете пока быть свободны. Нам нужно кое-что обсудить, и это не связано с лечением. Потом мы вам дадим время напичкать его лекарствами, хотя, по-моему, они ему не нужны.

– Но ка же… – врач было начал возражать, но под тяжелым взглядом экстрасенса осекся, повернулся и молча вышел. За ним следом вышла и медсестра.

– Максим, ты сейчас подробно нам всё расскажешь, мы подумаем, что произошло и что нужно сделать. А потом денек-другой полежишь здесь, восстановишь силы, энергию, и… – Вронский замолчал.

– Что «и»? – Макс с удивлением посмотрел на Мерлина.

– Ну, принято решение всей вашей весёлой гоп-компании легализоваться. То есть – пойдёте пока в школу. Учиться…

Зверь откинулся на подушку и застонал.

– Неееет, только не это! Снова школа? Снова уроки, экзамены! Зачем? За что?!

– Не за что. Так надо. Как вас легализовать? Как привлечь на службу официально? Что, офицерские звания присвоить, вон, как Токугаве младшему, снова майора ГРУ давать? А тебе – сразу генерала? Ты ж у нас только сержант ведь, так? Как вы сможете сейчас принимать участие в операциях комитета?

– Какого из комитетов? Госбезопасности или государственного контроля? – Зверь усмехнулся.

Вронский внимательно посмотрел на подростка, который для него давно перестал быть подростком.

– Вы, Максим Викторович, прекрасно понимаете, что для обоих комитетов вы являетесь ценным сотрудником. Для начала вы, вся ваша команда будет работать на КГБ. Ну, понятное дело, вас легализуют, возьмут подписку о сотрудничестве и так далее. Это – официально. Вы будете числиться не только секретными агентами КГБ, но и сотрудниками ЦК ВЛКСМ. У комсомола могут быть такие вот молодые работники аппарата. Неофициально вы, конечно же, входите в Комитет государственного контроля.