Алексей Борисов - Срезающий время

– Наверно, не ожидали за убогим фасадом трущоб увидеть такую роскошь?

– Признаться, нет.

– Это конспиративная берлога еще со времен якобитов, когда Красавчик принц Чарли [88] Карл Эдвард Стюарт (англ. Charles Edward Stuart, 31.12.1720-31.01.1788 гг.), известный также как Красавчик принц Чарли ( англ. Bonnie Prince Charlie), или Молодой Претендент ( англ. The Young Pretender), – предпоследний представитель дома Стюартов и якобитский претендент на английский и шотландский престолы. тут наводил шороху. Говорят, веселые времена тогда были. Располагайтесь, Гарри сейчас разожжет камин, а Маргарет принесет что-нибудь выпить. Как вы уже догадались, на эту половину мы редко заходим. Но не беспокойтесь, труба камина соединена с общей, а мы, хоть и редко, но все же протапливаем дом.

– Билли, – Андрей Петрович вытащил из потайного кармана две банкноты по одному фунту и, протягивая хозяину дома, произнес: – Я чертовски устал, мне хочется смыть с себя всю эту дорожную грязь, сытно поесть и выспаться в тепле на чистом белье.

Когда Билли закрыл за собой дверь, Ромашкин снял свою походную сумку и захотел положить ее на стол. Здесь стояли баночки с клеем, лежали старые газеты и множество коробочек с пилюлями. Прежний постоялец убежища явно принимал много лекарств. Раскрыв газету и свернув из нее кулек, Андрей Петрович принялся складывать в него все лишнее, читая попутно надписи: слабительная смесь из александрийского листа, тамаринда и манника; крем из винного камня и ревеня, потогонный экстракт, болеутоляющий эликсир, рвотные болюсы из сурьмы. И если бы дверь снова не отворилась, его познания о современной фармакопее обросли бы новыми терминами.

Спустя два дня Ромашкин передал Смирнову пакет, и, слава богу, что не узнал его содержимого. Помощник посла в Париже интересовался стоимостью псов у Джона Лэмбтона, будущего барона Дарема. Целая организация оказалась под ударом ради прихоти чиновника, поставившего свои меркантильные интересы превыше служебных. Это ж надо было удумать: использовать секретную курьерскую сеть, лишь бы письмо скорее дошло до адресата. Яков Иванович появился сам, совсем внезапно, очень спешил и был явно расстроен чем-то. И лишь просьба спасти юношу в Дюнкерке, озвученная после пересказа приключений, явно намекала на намечающиеся осложнения в логистической цепочке русской разведки. Предстояло вновь возвращаться во Францию.

К тому времени, когда Ромашкин покинул Тауэр-Хэмлетс, тусклое зимнее солнце уже погружалось в густую пелену туч, которая нависла над городом, лишая послеобеденные часы света и усиливая холод. Поднимаясь по Своллоу-стрит, на пересечении с Пиккадилли он приобрел в лавке новую трость с секретом, и, бродя по мостовой, пытался упорядочить мысли, разветвлявшиеся, казалось, сразу в нескольких направлениях. Следующим шагом логично было бы побеседовать со Смирновым еще раз, но Яков Иванович вряд ли смог бы ему помочь в том, в чем Андрей Петрович уже преуспел сам, а именно в нелегальном перемещении через границы. При обычных обстоятельствах он отправился бы туда – к побережью – без раздумий, купив место в экипаже, однако вся эта конспирация заставляла придумывать запасные планы и ходы, которые требовалось проверить. Тщательные вычисления подсказали, что если выехать из Лондона на рассвете в собственном экипаже и менять наемных лошадей через каждые четырнадцать миль, то с большой долей вероятности он успеет попасть на рыбацкий баркас своего знакомца, хромого шкипера, курсирующий между островом и материком. Либо воспользуется услугами мелких перевозчиков, как в тот раз, когда драпал из Дюнкерка. Изменив свой маршрут, Ромашкин повернул к извозчичьему двору на Бойл-стрит, где заправляли ирландцы. Просторный двор был вычищен пэдди [89] Пэдди ( англ. Paddy, уменьш. от Patrick) – язвительное название ирландцев у англичан. до блеска и содержался в образцовом порядке. Там можно было взять напрокат хоть тяжелую карету для большой компании, хоть паланкин на двоих или персональный портшез.

– Пять упряжек? – изумился владелец конюшни, здоровенный ирландец О'Райлли. – Почти на восемьдесят миль? Вы хотите обогнать почтового голубя или заключили пари?

– Я намерен завтра проделать весь путь до полудня, – объяснил Ромашкин.

– Значит, пари. Готов поставить на кон счастливые подковы, здесь замешана леди. Что ж, ежели кто на такое способен, так это малыш Махоуни. Он любому нос утрет, – ухмыльнулся О'Райлли, сплюнув табачную жвачку. – Пожалуй, для такого случая найдется у меня четверка для первого перегона – быстрые, как соколы, все беленькие, ровненькие, как сиськи близняшек О'Ши. Оглянуться не успеете, как окажетесь в Брентвуде. И если, сэр, мы договоримся с оплатой, я бы мог прямо сегодня отправить одного из моих парней вперед, для верности, чтобы подыскал вам лучших лошадей на следующие перемены и внес залог. Это прилично сэкономит время.

– Было бы здорово, – не думая ответил Ромашкин, буравя взглядом видимый из открытых ворот конюшни участок улицы.

Еще проходя Голден-сквер, он почувствовал необъяснимо-смутное, но нарастающее ощущение тревоги. И вот сейчас, изучая поток фургонов, карет и повозок, вслушиваясь в щелканье кнутов и грохот железных ободьев по брусчатке, Андрей Петрович определил источник своего беспокойства: за ним следили. Он не мог установить кто, однако не сомневался, что стал объектом чьего-то пристального внимания. Бросив последний взгляд на темнеющую, продуваемую ветром улицу, Ромашкин повернулся к ирландцу:

– Что ж, пойдемте, посмотрим на ваших соколов.

Белая четверка оправдала похвалы О'Райлли. Это действительно были замечательные лошади, с лебедиными шеями, прямыми спинами и крупом, однозначно достойные квадриги Аполлона, и если кто и попытался бы последовать вслед, то шансов догнать этих скороходов у него не было. Ударив по рукам с владельцем конюшни, Андрей Петрович вышел через калитку с обратной стороны здания и вскоре оказался на шумном рынке Бойл-стрит. У сточной канавы посреди аллеи в притворно-скромной позе стояла молодая женщина в поношенном платье с очень низким вырезом, шалью, наброшенной на плечи и соломенной широкополой шляпе. Яркий искусственный румянец на ее щеках отпугнул бы приличного мужчину, но только не проходящего рядом матроса. Женщина позволила улыбнуться уголком рта, и моряк тут же одним прыжком перескочил через канаву и после двух-трех слов они зашагали рука об руку, словно репетируя танец. «Красиво проделано», – мысленно одобрил поступок моряка Ромашкин, глядя им вслед, и быстро пробежал глазами по публике. На углу стоял шарманщик, по виду бывший вояка, рядом с ним ссутуленный слепой старик просительно потряхивал своей кружкой перед спешащими мимо домохозяйками с большими корзинами. В двух шагах от него торговец с охрипшим голосом продавал какую-то дорогую ткань, по десять пенсов за эль [90] Эль – английская мера длины, содержит 45 дюймов или 1,14 м. . Чуть поодаль дефилировала с румяным от холода лицом молочница, выкрикивая на ходу: «Молоко! Полпенни за полпинты». Засмотревшись на нее, Ромашкин вспомнил свой первый приезд в Лондон и усмехнулся, однако это не помешало ему внимательно присмотреться к каждому и прийти к выводу, что эти люди не встречались ни на Голден-сквер, ни на Своллоу-стрит, ни в трущобах Тауэр-Хэмлетс. Удовлетворившись, он зашагал к дому Билли. По пути неприятное ощущение слежки мало-помалу выветрилось, но подобно воспоминанию о плохом сне, до самой двери еще цеплялось за сознание, и противный с хрипотцой голос: «Гони монету» не стал неожиданностью. Ромашкин шустро прыгнул вперед и, развернувшись лицом к опасности, выхватил пистолет, который Полушкин обзывал «брандом». Путь из проулка перегораживали трое, причем двое из них были тощими до невозможности детьми, вооруженными палками, а взрослый представлял собой одноногого калеку, опиравшегося на костыль.