Алексей Борисов - Смоленское направление [litres]

– Этей-Темир, воины гибнут, не сумев убить ни одного урусута. Это колдовство! Реку заволокло туманом! – один из сотников со злостью обратился к новоявленному командиру.

Отступать было нельзя, Шоно просто казнит, узнав, что без результата потеряна почти половина его войска. Из шести сотен, навскидку остались не более трёх. Идти вперёд невозможно, лёд превратился в обломки, среди которых барахтаются уцелевшие кони. С флангов не обойти – густой лес. Но погубить остатки ещё хуже.

– Отходим, дух реки не хочет пропустить нас вперёд, – ответил сотнику Этей-Темир, развернул коня и, собираясь покинуть поле битвы, добавил: – Как можно вести бой, если нет возможности для манёвра? Мы нападём завтра. Бараунгар сохранён, а это главное.

Двести семьдесят всадников вернулись в свой лагерь. Со временем, к нему доковыляли около пятидесяти раненых. Шоно внимательно выслушал Этей-Темира, даже позволил угоститься тому кумысом, единожды перебив, не поняв, отчего раскололся лёд. Не поверив его словам, Шоно подошёл к реке, и тут же по его команде пара нукеров проломила топорами лунку, принеся предводителю кусок льда весьма незначительной, не более двух сложенных пальцев толщины. Такого каприза природы тысяцкий не ожидал. Казнь неудачливого командира откладывалась.

– Ты правильно поступил, что отвёл войска назад, – Шоно просверлил взглядом своих голубых глаз собеседника, – скольких урусутов ты убил?

– Ни одного, – Этей-Темиру даже стало стыдно, произнося горькую правду, – им помогали духи.

– Это хорошо, утром ты один доедешь до крепости и договоришься с князем урусутов, чтобы нас пропустили. – Шоно махнул рукой, показывая, что разговор окончен.

Когда сотник вышел из юрты, Батасухэ чуть ли не набросился на отца. Слова вырывались с каплями слюны, казалось, что каждое слово сопровождается плевком.

– Ты будешь вести переговоры с урусутами после того, как они сложили головы моих воинов как груду камней?

– Успокойся, жаль, что тебе не досталась от матери хоть частичка её коварства. Как только Этей-Темир покинет стоянку, ты организуешь отправку раненых назад, и мы тронемся в путь по лесной дороге. Она вновь выведет нас к реке и к главному городу урусутов. Умный полководец всегда заботится о запасном плане. Пусть их князь караулит тут, мы пойдём в обход. Если реку нельзя перейти по мосту, то для этого существует брод. – Шоно похлопал по плечу своего сына. – Четыре сотни всадников хватит с головой, чтобы войти через открытые ворота города. До оговоренного срока осталось пять дней. Мы успеваем.

– Но мои люди?

– Сын мой, мудрость великого хана заключается в том, что из покорённых народов он забирает себе на службу самых сильных бойцов. Поэтому наша мощь не иссякает. Не пройдёт и года, как твоя сотня будет из одних урусутов, и они станут столь верны, как павшие сегодня хорезмцы. Удел воина сражаться и умирать.

Оставшийся день мы провели в полном напряжении, ожидая какого-нибудь подвоха. Я вновь запускал воздушный шар, высылал разведку и всё время беспокоился, что противник разгадает хитрость с деревянными манекенами. Однако со временем ощущение тревоги стало угасать. Итоги утреннего сражения были впечатляющими, не потерять ни одного человека, при этом разгромив почти полу-тысячную армию. То, что потери противника существенно меньше, я ещё не знал, но всё равно, чувство гордости переполняло меня.

– Надо будет поощрить людей, как думаешь, Пахом Ильич? – спросил у компаньона сидя в доме.

– А за что награждать-то, Лексей? – Ильич с удивлением посмотрел на меня. – Каждый свой живот защищал, вот если б в честном бою кровь пролил, тогда да, можно и одарить.

– У меня дома принято после победы людей наградить, чтобы они знали, что заботятся о них и помнят. Что в этом плохого?

– Хм… по твоему разумению и хазарин, который врачевать должен, ни разу мха не доставши, тоже награду получит? Одаривать надо только отличившихся.

– Пахом Ильич, – сказал я, вставая из-за стола и направляясь на первый этаж, – каждый отличился на своём месте, и раз результат достигнут, то значит, все действовали правильно. Ты, ночь не спал, дырки во льду сверлил, куклы ставил, цыган с дудкой в пять минут лошадок в крепость завёл, а то, что хазарин никого не лечил, то – вообще здорово. Давай-ка, мы с тобой выпьем, отметим успех наш.

Ночью кочевники сожгли трупы недавних раненых. Осматривающий их врач китаец оказался бессилен. Рваные кусочки железа, застрявшие в телах воинов, были словно смазаны ядом. Это почти так, ведь частички одежды, попадая в раны, непременно приводят к воспалению. Конечно, этого можно избежать, так как технология вынимания наконечников стрел была отработана, однако в стационарных условиях длилась подобная операция не меньше часа. В палатке же, при тусклом свете светильников кое-кто её пережил, но в основном вплоть до восемнадцатого века любое серьёзное ранение фактически приравнивалось к смерти. Пин Янг тщательно собрал осколки и на рассвете, прокипятив их в бронзовом котелке, высыпал на снег, ожидая, пока остынут. Усевшись на войлок, лекарь стал собирать кусочки воедино. Затея вышла бесперспективной, но одно он понял: первоначальная форма была похожа на шар, и тот, кто это сделал, намного превзошёл орудия убийства, существующие ныне. Удовлетворившись своим открытием, Пин Янг поднялся с войлока, заметив, что один из сотников вновь направился в сторону крепости.

Этей-Темир выехал на лёд, перебирая в памяти все урусутские слова, которые он знал. Встал бы пораньше, и о переговорах можно было забыть, команда Пахома Ильича начала убирать куклы только с восходом солнца. Растерзанные трупы лошадей и кочевников ещё валялись на льду, многочисленные хищники не успевали переварить такого огромного количества мяса. Прибежавшая неизвестно откуда стая волков вообще заночевала возле крепости. На лапы встать не могли, настолько огромны были их животы.

«Шоно послал меня на верную смерть, урусуты часто убивают переговорщиков. Хотя внешне я похож на многих из них, может, повезёт», – думал про себя веснушчатый Этей-Темир, цепляя лисий хвост на древко копья, уперев наконечник в лёд.

Я оторвался от бинокля, похоже, к нам едет парламентёр. Понять его я-то смогу, а вот ответить…

– Пахом Ильич, ты речь степняков ведаешь? – обратился я к купцу, кто, как не он, может знать многие языки. Новгородец как-то рассказывал мне, что ездил на торг к булгарам.

– Немного могу, Лексей, а что? – Ильич стоял перед вышкой, намереваясь подняться.

– Да вот, кочевники переговорщика прислали, а как с этим мудаком общаться – ума не приложу.

Новгородец на последнюю фразу только улыбнулся. Парламентёра встретили вчетвером, помимо меня с Пахомом в сопровождающие отправились Ратибор и Лось. Мы вышли со стороны леса, гулять по льду, который ещё не успел покрыться корочкой, было рискованно.