Максим Дынин - Голод и тьма

Девушка оказалась на высоте. Одна граната, вторая, и вся «группа в полосатых купальниках» осталась лежать неподвижно в неестественных позах. А мы уже у первых клубов черного порохового дыма. Сбросив две гранаты, мы нанесли визит и второй батарее, которую я определил на слух, и, не дожидаясь видимых результатов – все равно же ничего в пороховом дыму не видно – направились к третьей.

Попали мы на этот раз, наверное, прямо в бочонок пороха. От страшного взрыва тряхнуло вертолет, и я еле сумел его выровнять и уйти обратно ко внутреннему двору замка. Через секунду, полбашни рухнуло вниз, а во дворе начался пандемониум. На наших глазах кто-то выломал ворота, ведущие прочь от Наровы, и шведы, превратившиеся в обезумевшую толпу, побежали – как раз навстречу пулеметному огню подъехавших наших ребят. После первой же очереди оставшиеся в живых побросали оружие и подняли руки к небу.

Оказалось, что практически все офицеры были на военном совете у полковника Шлиппенбаха, командира полка, и в живых остался лишь один лейтенант, отосланный полковником доложить обстановку. К его счастью, он так и не успел взобраться на стену, зато до полковника и прочих офицеров был уже далеко и не попал под раздачу. Именно у него я и принял капитуляцию, после чего доблестных шведских вояк загнали в сырые подвалы замка.

Эсмеральду я на месте пассажира заменил на Виталия, причем мне не очень понравился его заинтересованный взгляд при виде прекрасной горянки. Но, вспомнив слова Патриарха про «хорошего мужа», я промолчал. Вертолёт взмыл в воздух, и мы полетели через Нарову в Ивангород. По нам не стреляли, и мы сумели благополучно сесть в крепости.

Человек в кафтане, отороченном мехом – и это в такую жару! – сидел на земле, а двое в красных кафтанах – тоже раненые – перевязывали его какими-то тряпками.

– Я – Алексей, князь Николаевский, личный посланник государя, – сказал я. – А се Виталий, граф Дмитриев.

Тот поклонился, как мог.

– Прости меня, пресветлый княже, что не могу встать и выказать своё почтение! Я – полковник Ивашка Пушкин, голова Ивангородского полка.

Я подошел к нему поближе и обнял его.

– Доложу я государю, как ты храбро держался под обстрелом шведа.

– Княже, а что у тебя за колдовская машина?

– То не колдовство, то именуется «вертолет». Летает потому, что крутится вот это – и я указал на лопасти.

– Княже, я видел, что ты летал сначала над шведом. Это ты взорвал шведские пушки?

– Именно так, и шведского полковника тоже. Теперь Нарва наша.

– Исполать тебе, княже! Не мыслил я, что увижу сей великий день!

– Иване, взять Нарву мало, надобно её удержать. Пошлёшь часть твоего полка туда.

– Мало у меня их осталось, пресветлый княже, и все раненые почти. А вот завтра должны подойти стрельцы. Наше дело было – продержаться до их прихода.

– Хорошо. А сегодня тебя посмотрят наши врачи.

– Благодарю тя, княже! Но пусть позаботятся и о моих людях. Прошу тебя, вылечи их.

– Сделаю, Иване. И тебя вылечим, – почему-то вспомнилась фраза из «Ивана Васильевича».

Сдача прошла безо всяких проблем, особенно после того, как они ознакомились с бумагой за подписью Густава, которую я привез с собой. Приказ о начале боевых действий был отдан комендантом крепости, тем самым Шлиппенбахом. Я связался со Столармом, и тот пообещал прислать корабль для эвакуации оставшихся в живых. Пока что они находились в подвалах замка, в длинном помещении, закрытом железными воротами. Именно там им предстояло провести два или три дня.

После непременного банкета, я сказал Эсмеральде, что она заслуживает самой высокой награды. Она грустно посмотрела на меня:

– Ты знаешь, мне хотелось бы лишь одного.

Я обнял её, а про себя тяжело вздохнул. Придётся нарушить обещание, данное Патриарху…

"Утками", грузовиками и джипами прибыла первая рота – где-то человек сто, не более. По словам Виталия, этого хватило для того, чтобы обезопасить замок, но для входа в собственно Нарву было маловато. Ожидался приход роты, тоже в основном из "москвичей", а также эскадрона николаевской кавалерии, которую за моё отсутствие, оказывается, наспех обучили и экипировали. В ней русскими – точнее, "москвичами" – были только офицеры, рядовой состав был смешанным, русские и карелы, водь и эстляндцы, словом, все те, кто переселился в Николаев за последние месяцы.

По рассказам ребят, Хунгербург взяли достаточно быстро – увидев "Победу", гарнизон попросту спустил флаги и сдался в плен. Состоял он, как оказалось, в основном из местных, лишь офицеры были шведами; их свои же и связали, а кое-где и зарезали, прежде чем поднять руки. В результате не пострадали ни крепость, ни многочисленные склады – в том числе зерна и солонины.

Согласно договорённостям со Столармом, к России переходил весь западный берег реки Наровы с тремя крепостями – Нарва, Хунгербург, он же Усть-Нарва, и Нюслотт [6] Новый замок по-шведски. , он же Сыренец, у истоков Наровы на Чудском озере. Две из них уже были в наших руках, и я предложил слетать к третьей.

Туда было дальше, чем я думал – минут, наверное, с двадцать-двадцать пять. Сам замок оказался практически руиной – шведы после Ливонской войны его так и не подлатали. Шведского флага над ним не было, да и каких-либо признаков того, что там кто-либо находился. Тем не менее, гарнизон там ставить придётся. Рядом располагались прямоугольники бурьяна по обе стороны того, что когда-то было улицей; между ними находились каменные развалины церкви, причём купол, валявшийся рядом на земле, был шлемовидной формы. И ни души…

Вернувшись в Нарву, мы ещё издалека увидели чёрный дым. Горело северное предместье, такие же дымы поднимались из нескольких мест в самом городе, но на широких стенах – метров в шесть в ширину – никого видно не было. К счастью, с севера как раз подходила конница и, кроме того, уже подъехала вторая рота.

Посадив вертолёт во внутренний двор замка, мы с Виталием пересели на джип и отправились к западным воротам. Здесь, в отличие от севера, предместья практически не было. Из широко открытых ворот понуро брела толпа людей в лохмотьях; многие несли детей, некоторые тащили – кто на плечах, кто на волокуше – стариков. Лошадей не было ни у кого, кроме человека в сутане, следившего за порядком.

Увидев кавалькаду наших машин, а также подъезжающую с севера конницу, многие, бросая скарб, побежали в поля к югу от дороги. Некоторые даже бросали детей и стариков. Только человек в сутане так и остался на дороге. Когда мы к нему подбежали, он устало произнёс:

– Убейте меня, русский, но не трогайте моих людей.

– А зачем мне вас убивать? Или их?