Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Судя по жестам, речь шла о самой обычной веревке. Красив итальянский язык!

Ни к месту вспомнилось: «Не взял веревку, такая вот беда».

Ну его!

— Тони!

Не проговорил, прошептал. Поманил пальцем. Курц, моргнув удивленно, наклонился.

— Тони, у нас как с Ингрид? Мир или война?

Приятель подумал немного и тоже зашептал в самое ухо:

— Не знаю. Она же еще девчонка совсем, такой в радость парнями командовать. Дорвалась! Молодец, конечно, но не ходить же нам перед ней строем!..

Спорить не приходилось. Андреас вспомнил шумный Бубенбергплац, ее взгляд — темные тучи в светлом северном небе. «Молчите, Антониус. Я на вас очень зла. Нельзя лгать в глаза!»

— А чего ты там ей говорил? На площади?

Курц оглянулся по сторонам, склонился пониже. И — еле различимым шепотом:

— Извинился.

— То есть? — Хинтерштойсер даже за голосом не уследил. — Сказал, что все наоборот? Она не хорошая, не замечательная и некрасивая?

Тони закусил губу:

— Нашел время и место!.. Я ей сказал, что такие слова не используют как аргумент в споре.

Андреас почесал стриженый затылок и рассудил, что для него все это слишком сложно. Впрочем, долго ему размышлять не пришлось.

— Signore! Signore! Arrivato!..

Перевода не требовалось. Приехали! Солнце! Слева и справа, изо всех окон. И — летняя небесная синева. Хинтерштойсер глубоко вдохнул. Выдохнул… Все в порядке, Огр их отпустил. Зря он боялся!..

…Нет, не зря.

— Станция будет справа, — тараторил всезнающий Джакомо. — То есть не будет, вот она! «Айгерглетчер»!..

— Рюкзаки! — ударил голосом Курц.

Поезд уже тормозил, и вся четверка поспешила вперед, к тамбуру. Идущий впереди Чезаре, бросив взгляд за окно, удивленно оглянулся.

— La vostra auto sul posto, Andreas!

— Твою машину подали! — так же на ходу перевел Джакомо.

Хинтерштойсер чуть не задел ногой за сиденье. Выпрямился, мотнул головой.

— К-какую?

Идущий сзади Курц, посмотрев сквозь залитое солнцем стекло, пояснил каменным голосом:

— «Испано-сюизу».

…Острые готические буквы цвета вырвиглаз. На капоте — поменьше, на боках огромные, каждая с кулак.

«Германский Рейх — германский народный автомобиль!» — слева, если от носа смотреть. «Народный автомобиль — в каждую немецкую семью!» — справа. «Народный автомобиль — показательный рейс!» — капот, с двух сторон. И просто «Народный автомобиль!» — багажник. Восклицательный знак сделали малиновым, похожим на длинный вытянутый язык.

Свастикой побрезговали, зато где можно и где нельзя влепили большие белые руны. «Эваз» — движение и прогресс, «райдо» — путь, «уруз» — сила, а на самом носу и на багажнике — защитную «альгиз». На всякий случай.

— Какой жуткий бред! — резюмировал художник.

— Какой жуткий бред! — восхитился Марек Шадов.

И — пожали друг другу руки.

Он остановил машину у тротуара прямо возле «Баварских сосисок», еще совсем недавно бывших просто «Хот-догами». Большие красные зонтики, белые столы… Где же экипаж? Открыл дверцу, выглянул, заглушил мотор…

Герда спряталась за ближайшим столбом. Не слишком удачно — нос торчал наружу. Вероника просто отошла подальше, но смотрела куда-то в сторону. Марек усмехнулся, хотел нажать на клаксон, но в последний момент передумал. Публика за столами начала переглядываться, кто-то уже встал, шагнул поближе…

Можно было просто подойти и позвать, но что-то удержало. «А вы, господин Эшке, прекращайте ваш цирк!»

Не дождетесь. Белый клоун снова на манеже!

Марек Шадов взял с сиденья купленную утром «Фолькише беобахтер», свернул в трубочку, поднял повыше.

— Майне геррен! Прошу минуту вашего внимания!..

Подождал немного, набрал в грудь побольше воздуха:

— Дамы и господа! Сейчас с этого места стартует показательный рейс немецкого народного автомобиля. Маршрут — Берлин — Берн, расстояние по трассе — 923 километра. Время пробега — 36 часов, время непосредственно на трассе — 20 часов. Читайте во всех завтрашних газетах!..

Толпа загустела, надвинулась. Опустели столики, люди стояли широким кругом, кто-то уже перебегал через дорогу. На тротуаре обозначилась знакомая шуцмановская каска.

— …В пути, дамы и господа, предусмотрены остановки с чтением лекций и катанием всех желающих. Начнем прямо сейчас. Девочка! Та, что за столбом! Подходи, не бойся! Это новый германский народный автомобиль, он тебе понравится. И вы, девушка! Да-да, именно вы!.. Давайте вместе проедем по Берлину — столице нашего великого Рейха!..

Полицейские были уже рядом — двое, помоложе и постарше. Марек улыбнулся, поднес руку к шляпе:

— Приветствую, господа! Надеюсь, вы обеспечите безопасный выезд?

Старший, молча козырнув, достал из нагрудного кармана свисток. Младший немного помешкал, не в силах оторвать глаз от коричневых боков «Антилопы».

— Неужели он такой и будет? Народный автомобиль? А-а… А двигатель… двигатель какой?

— Шесть цилиндров, четыре тысячи «кубиков»! — отрезал Марек. Наклонился и добавил вполголоса: — Вам, как представителю власти, назову точную цифру. Она пока секретная, учтите. Четыре тысячи восемьдесят шесть!

Полицейский, посуровев лицом, приложил руку к каске.

И тоже достал свисток.

— Вы сумасшедший, герр Шадов! — уверенно заявила учительница пения из Тюрингии. — Зачем все это? О нас же действительно газеты напишут! А если документы потребуют — на ваш «показательный рейс»?

Марек не отвечал, улыбался. Мотор-шмель гудел уверенно и мощно, «Антилопа Канна» набирала скорость. Широкий проспект, яркое летнее солнце, легкий ветер, бьющий в лицо через приоткрытое окно…

Что лучше? Слиться с уличной толпой — или пройти сквозь нее на ходулях, звеня в бубен?

— Документы? — наконец отозвался он. — От известного вам доктора мне достался чистый бланк общества «Сила через радость». Подписи, печать… Вас я уже оформил, фройляйн Трапп. Будете обеспечивать культурную программу.

— Все равно безумие, — вздохнула губастая. — Хоть бы с нами посоветовались!

Сидящая на переднем сиденье Герда обернулась, взглянула серьезно:

— Со мной — не надо.

Помолчала, улыбнулась кончиками губ, сразу же став похожей на мать.

— Им хотелось, чтобы мы испугались. А нам не страшно! Это на нашей «Антилопе» и написано. Только не все правильно умеют читать буквы.

Марек Шадов не стал спорить. Свистеть в машине не стоило, и он принялся негромко напевать:

— Что это? — удивилась губастая. — На каком языке?

— Папина секретная песня, — сообщила всезнающая Герда. — Вы же нас не выдадите?

Вероника молча покачала головой. Отомар Шадовиц улыбнулся: