Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Баронесса Ингрид фон Ашберг слегка поправила кистью последнюю букву. Теперь — точка, и…

— Готово!

Отошла назад, поставила баночку с краской на ящик с консервами.

— Красота! — честно отрапортовал Хинтерштойсер. — Вы, Ингрид, ну прямо художник. И цвет приметный, даже в темноте найдем.

Хвалить выпало ему. Курц, не соизволив выдумать причину, исчез сразу, как только девушка вошла в палатку. Андреас даже вздыхать не стал — привык. Втроем им и вправду как-то неуютно.

Работали при включенном фонаре, а по брезенту палатки нудно и неостановимо лупил дождь. Как зарядил с полудня, так и лил себе до самого вечера.

— Андреас! — Девушка замялась, взглянула неуверенно. — Может, я вам с загрузкой помогу? Это невысоко, а у меня и обувь есть, и куртка.

Хинтерштойсер задумался. Будь это просто тренировочный поход, и не будь Ингрид — Ингрид фон Ашберг… Впрочем, нет, он уже понял, что виной всему их не слишком удачное знакомство. Для итальянцев, рыжего Чезаре и Джакомо-полиглота, баронесса — обычная девчонка, верный товарищ, своя, можно сказать, в доску. И на Монблан вместе ходили, и на Юнгфрау. А тут — нате вам! — мундштук в полметра, камни-самоцветы и еще «Испано-сюиза».

Заброска же — дело нетрудное, хотя и хлопотное. Часть груза, самую тяжелую, следует заранее поднять повыше, лучше всего — к месту будущей первой ночевки и пристроить на склоне между приметными камнями. В изукрашенных готическими литерами рюкзаках — стальные «кошки», спальники, каски и прочие неудобства. Лишний человек, конечно, не помешает…

Андреас откинул полог, подставляя лицо дождю. Зажмурился, помотал головой.

— Взяли бы — если б не погода. Камни мокрые, скользкие, еще и сверху сыпаться станут. Мы же о вас будем думать, Ингрид, а не о проблеме. Придется страховать, все время на вас оглядываться.

— Меня не надо страховать!

За палаткой дождь, в ее голосе — лед.

— Но почему? Я же вам не мешаю, хочу только помочь. Я что — маленькая?

Андреас обреченно вздохнул. Тони, ну где же ты?

— Мы тоже не маленькие, Ингрид. Но вы же к нам целого секретного агента приставили.

— Что-о-о?!

— Еще раз, Андреас. И поподробнее, пожалуйста.

— Ну… Лет под сорок, зовут Лекс. Не имя, понятно, кличка. Одет прилично, даже богато… О! На японца чем-то похож. А то, что шпион, без всякой таблички ясно. Сказал, что у нас с Тони есть друзья, а мы — его клиенты.

— Секретный агент… Их только не хватало! Этот отель — настоящее шпионское гнездо, еще с Великой войны. Швейцарский нейтралитет — и нашим, и вашим, и тем, которые сбоку… Я никого не нанимала, Андреас, мне бы и в голову такое не пришло. Говорите, он в баре постоянно бывает?

— Да, Лекс предупредил. Столик возле стены, от стойки слева.

— Пойдемте!

Двое очень похожих, одного роста, разве что в плечах заметна разница — подходят к стеклянным дверям отеля «Des Alpes». Швейцар на посту — бдит, пронзает взглядом. Влажные куртки, капюшоны на головах, грязная тренировочная обувь, сигареты в мокрых пальцах. Сразу видно — бродяги-скалолазы, чужаки из разноцветных палаток. Таким тут не место!

Но это если сразу. У швейцара — глаз-алмаз.

— Добро пожаловать, госпожа баронесса! Добро пожаловать, господин Хинтерштойсер!..

Двое входят в огромное фойе, почти пустое в этот вечерний час. Девушка сразу же устремляется к зеркалу. Капюшон сброшен. Расческа… помада… Молодой человек терпеливо ждет, переминаясь с ноги на ногу. Наконец порядок наведен, зеркало за спиной, можно возвращаться.

— Добрый день! Ой, добрый вечер! Вы не подскажите, где здесь можно умыться? А то мы колесо меняли, меняли…

Девочка лет десяти. Мятое платьице, светлые волосы в беспорядке. Руки прячет за спиной, на лице — полосы, словно у зебры. Тут чисто, а тут совсем даже наоборот.

— Колесо? — Баронесса Ингрид фон Ашберг смотрит понимающе. — Сами меняли, фройляйн?

Девочка гордо расправляет плечи:

— Конечно, сама! Ну, Кай… То есть папа немного помогал. А грязь — это из-за домкрата. Там земля очень мягкая…

Баронесса кивает. Знакомо!

— Сейчас будем приводить вас в порядок, фройляйн. У меня, кстати, руки тоже в растворителе, мыло не помешает…

И тоже прячет ладони за спиной.

— Я — Ингрид.

— А я — Гертруда.

Лицо портье расплывалось, тонуло в мягкой податливой трясине из звуков и переливов света. Где-то далеко, на самом краешке сознания, спорили два голоса, две мелодии. «Сеньорита, коснись устами, прежде чем я с тобой расстанусь…» — молил один. «…И ждать тебя я буду здесь, на этом берегу», — негромко отзывался другой.

— У вас великолепная комната с видом на Северную стену, герр Шадов. Вашей дочери понравится, — совсем не к месту присовокупил портье.

Мужчина кивнул всем троим, соглашаясь, сжал пальцами белые бланки, которые еще требовалось заполнить, оглянулся. Столик сзади, рядом с ним огромный диван черной кожи, наверняка мягкий и удобный, не диван — перина…

Марек резко выдохнул, приказав себе: «Не спать!», и принялся без особого успеха вспоминать, в каком кармане у него авторучка. Как не позавидовать Герде, успевшей вздремнуть прямо на переднем сиденье? Уже и убежать умудрилась — мыться надумала. А у него сил хватило как раз до швейцара. Поздоровался, спросил, где регистрация, вошел…

Диван с негромким плеском толкнул в спину, оборачиваясь бездонным болотом, и Марек, устав сопротивляться, прикрыл веки. Ничего, Герда разбудит. Нет, не быть ему солдатом! Всего-то один бой, и патроны в обойме остались.

— Крабат!.. Кра-а-абат!.. — привычно позвала темнота.

В ответ он беззвучно шевельнул губами:

— Опять на мельницу в Шварцкольм? Надоели! Доктора Фрейда на вас нет!..

— Здесь нет и мельницы, Метеор, — темнота явно удивилась. — Буду ждать тебя на самом темечке Огра.

Настало время удивляться ему. Голос был незнакомый, женский. И кроме того…

— Метеор, фройляйн — это небесный камень. Совсем не по адресу.

Тьма колыхнулась легким необидным смехом:

— В незапамятные времена упал с неба камень и раскололся. Из-под осколков выбрался Крабат и зашагал по земле…

Ясное, без единого облачка небо, красная черепица на крышах, сладкий запах лета… детства… памяти…

— Кай! Кай!.. Ой, ты что, заснул?

— Заснул, — легко согласился он.

Открыл глаза. Герда. Лицо чистое, в глазах — очередная шкода.

— Тут спрашивают, не нужен ли нам самолет. Я сказала, что нужен. Вдруг пригодится?

Теперь Марек Шадов проснулся уже окончательно. Черный диван сотворил чудо, впитав, словно губка, всю тяжесть прошедшего дня. Мир вернулся на место, четкий, правильный и скучный. Ни Крабата, ни Метеора, ни той, что будет ждать его на самом темечке.