Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Платье опустилось на спинку старого стула, женщина наклонилась, чтобы снять обувь.

— Запомни, Эльза. Апаш всегда платит долги. Деньги или кровь — на твое усмотрение.

Это могло показаться сценической репликой, причем не слишком удачной, манерной, как звездочка на острие ножа, но женщина знала, что партнер не шутит. Жожо, бывший грабитель и сутенер из предместья Сен-Жермен, в душе оставался настоящим апашем, диким индейцем, отродьем кровожадного племени парижских «апачей».

Бывший ли? Апаш в отставку не уходит.

— Зачем тебе шарик? — спросила она у мужа. — Веришь в талисманы?

Их медовый месяц в Шанхае. Удалось выкроить всего две недели, и то неполные. Маленькая гостиница во французском секторе неподалеку от залива, шторы на окнах, огромная квадратная кровать, нефритовый дракончик на столике рядом с телефоном.

Женщина — под простыней, натянутой до самого подбородка. Марек уже успел одеться, даже накинуть на плечи пиджак. Ее взгляд скользнул по слегка оттопыренному карману, и та, что носила на пальце кольцо Гиммель, вспомнила о каучуковом кругляше.

— Талисман? — его брови смешно вздернулись. — Я же пока не китаец, Ильза!.. Назови любое число, от двух до… ну, скажем, двадцати. Только, пожалуйста, не двигайся.

Женщина думала не долго.

— Сколько дней мы уже здесь? Одиннадцать?

— Да! — ответила ей черная молния.

В первый миг женщина испугалась, потом стало весело, и она даже принялась считать. Пять, шесть… девять… Но за миг до того, как шарик послушно ударился о подставленную ладонь, она увидела лицо мужа, его глаза, незнакомые, совсем чужие. Это был не ее Марек, смешной ласковый мальчишка, которого на этой кровати приходилось учить самому простому, ненавязчиво, чтобы не дай бог не обидеть.

…Каменная маска. Призрачный манящий огонь.

— Крабат!.. Кра-а-абат!..

Шарик лежал на ладони, недвижный, неказистый. По черной поверхности — трещинки, словно паутина. Муж улыбался, ожидая заслуженной похвалы.

— Ма-рек, — медленно, пробуя голос, проговорила она. — Иди… Иди ко мне!

О шторах, которые никто не догадался задернуть, женщина вспомнила, когда было уже слишком поздно.

…И китайский дьявол с ними!

— Апаши не вымерли, Эльза, — сказал ей где-то год назад партнер. — Они… Мы не мамонты и не динозавры. Мы — бандиты, мастера ножа из предместий. А что можно сделать с бандитами? Послать на каторгу, на Чертов остров, перестрелять из пулеметов, как в октябре 1914-го… Что еще?

После представления зашли в соседнее кафе, взяли по бокалу пурпурного «Chateau Bessan Medoc». Устали оба, женщина сильно ушибла ногу. Отработали по полной, да еще два «биса».

— Можно купить, — предположила она.

Жожо помотал лысой головой:

— Не купишь. Деньги возьмут — и пойдут грабить. Кодекс! Своего — или свою — апаш никогда не обманет, а всех остальных можно и нужно. Поступили проще — отправили на панель.

— То есть? — Она даже растерялась. — В каком смысле?

Партнер наклонился через столик, дернул губы в усмешке.

— Назови иначе, дочка. Апаш и под дулом пистолета не пойдет работать или воевать. Его судьба — грабить, резать глотки. И танцевать. Это мы умели, Эльза! Но за грабеж светила Кайенна, убийцы играли в кегли собственной башкой… А за танцы стали платить, и очень-очень прилично. Мода, высший парижский шик! Если за ночь в танцевальном зале дают сотню долларов — настоящих, серебряных, с орлом! — какой дурак станет рисковать головой? Вот и перевелись апаши.

Жожо отхлебнул из бокала, ударил стеклянным донцем о скатерть.

— Я ничуть не лучше прочих, а вот ты… Мы все ненавидим бошей, Эльза, но ты не из них, другая совсем. Не спрашиваю, и ты, дочка, не отвечай, но… У вас в Берлине, наверно, тоже были такие же индейцы. И тоже хорошо танцевали.

Партнер не спрашивал, и партнерша могла не отвечать.

— Я научилась у мужа. Не так важно, что человек делает — ловит резиновый мячик или танцует «Апаш». Важно, чтобы он умел превращаться в мячик — и становиться настоящим апашем!

Бокал в руке старого бандита дрогнул. Не слишком заметно, чуть-чуть.

— Апашем нельзя стать, Эльза. Им можно родиться — и умереть.

Курц наверху на скальном козырьке, Хинтерштойсер ниже по уступу, между ними, тяжелой темной бусиной на толстом шнуре — рюкзак с готическими литерами. Второй, с первым уже разобрались.

— Выдай!.. Вира помалу!

Бусина дрогнула, зацепившись за выступ, и неохотно поползла вверх. Метр, метр, еще метр… Андреас провожал ее взглядом, стараясь не морщиться. Еще немного — и финиш. Можно считать, повезло. А ведь чуть назад не повернули!

Fick dich!

Эйгер, старый Огр, в очередной раз показал характер. В лагере и на склоне — ясный день. И тепло, хоть рубашку снимай. Но уже у трещины, что вела к Красному Зеркалу, их встретил туман, тяжелый и липкий, словно сметана из погреба. На два метра видишь, а дальше белая клубящаяся стена. Чуть не накрылась заброска, но все-таки решились, поползли дальше, к Зеркалу.

…Выше, выше, еще метр, еще…

— Пойма-а-л!..

Курц! Хинтерштойсер вытер рукавом мокрый лоб. Порядок! Можно дыхание перевести — и даже перекреститься. Везде свои приметы, с маршрута дозволено и свернуть, чтобы продолжить на следующий день, на второй, на третий — и вновь до результата. Но заброска должна пройти удачно и только с первого раза. Иначе пути не будет.

— Мочаль!

Андреас поглядел наверх, прямо в белый туман.

— Мочалю-ю-ю!..

Крюк — острием к скале, молоток, веревка. Ног у рюкзака нет, нет и крыльев, но оставлять его без привязи опасно. Сбежит, и следов не найдешь.

— Стой!

Рука с молотком дрогнула. Курц оглянулся, моргнул удивленно.

— Левее, — рассудил Хинтерштойсер, — в самый угол, а то снесет первым же камнем. Знаю я эти скалы! И другой рюкзак туда же.

Тони спорить не стал. В угол так в угол. Тук-тук-тук! И еще раз — тук! Теперь веревку — в кольцо, затянуть, проверить… Годится? Годится! Стреножили.

— Курим?

Под ногами пропасть, отвесная влажная скала, но ее не видно. Туман! И сверху туман, и с боков. Огонек зажигалки вспыхивает неохотно и тут же гаснет. Еще раз!..

— По прогнозу завтра с утра опять дождь, а потом переменная облачность и сильный ветер. Это внизу, а что будет здесь, тролль горный не разберет, — Курц, с сигаретой у рта.

— Из итальянцев пойдут только Чезаре и Джакомо. Австрийцы отказались все, кроме, понятно, Ангерера и Райнера. Но эти с «эскадрильей», своя своих познаша, — Хинтерштойсер, тоже с сигаретой, но потухшей. Затянулся раз — и забыл.

Белая мгла повсюду, обступила, надвинулась. Ни дна ни покрышки! Туман заползает за ворот, лижет щеки, дышит сыростью в лицо.

— В дождь идти нельзя, накроемся сразу. «Эскадрилья» будет мочалить послезавтра утром и то не с рассветом, а когда солнце повыше поднимется. Там же еще кино, митинг, пляски у знамени под барабан… — Тони, уже без сигареты.