Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Перечитал. Расписался. Штатский, внимательно осмотрев каждый лист, спрятал бумаги в сейф.

– Готовы, господин Фелинг?

Иоганн Фелинг, двадцати пяти лет от роду, член НСДАП с 1936 го- да, сотрудник посольства Рейха в Москве, не стал расправлять плечи и щелкать каблуками. Он – личность глубоко штатская, не служившая, здоровьем слабая. Потому и в чемодане лекарств – целый пакет. Ответил просто:

– Готов!

Штатский, оглядев его с ног до головы, обошел кругом, кивнул одобрительно.

– Похожи! Сейчас вас отвезут на аэродром, полетите вместе с послом, графом фон Шуленбургом. Имейте в виду, вы с ним давно знакомы, поэтому поздоровайтесь, но в дальнейшем держитесь подальше. Граф нас не слишком жалует. Все остальное – в посольстве, там встретят. Желаю успешной работы!

– Спасибо! – выдохнул он, все еще не веря. Неужели свершилось? Неужели?

…Мотор черного «Мерседеса» гудел ровно и мощно, за шторками окон незримо уносились вдаль так и не увиденные им берлинские улицы, а он все повторял и повторял, боясь, что вот-вот проснется:

– Трансваль, Трансваль, страна моя, ты вся горишь в огне! Трансваль, Трансваль…

От двери гостиничного номера несло олифой. Белую длань Градивы нарисовали только что, краска еще не начала сохнуть. Князь, осторожно прикоснувшись к рисунку указательным пальцем, достал платок и тщательно вытер руку. Хозяина решил не звать – бесполезно. Открыл ключом дверь, перешагнул порог…

Его встретил собачий вой, долгий и протяжный. Кладбищенский страж где-то рядом, под самым окном. Дикобраз прошел к столу и достал из кармана пиджака свернутую в трубку свежую газету.

До ночи еще далеко. Можно многое успеть.

Его тряхнули за плечо, но Лейхтвейс проснулся не сразу. Он все еще оставался там, в голубом бездонном небе, его собственном, куда нет входа чужим. В его сне было все, что нужно для счастья – солнце, ветер, безграничный простор и синеглазая девушка в белом летном комбинезоне. Земля наконец-то отпустила, даруя долгожданную свободу. «Ты вернешься, а я останусь. В небе чистом найду себе покой…»

– Москва! – дохнул в ухо сосед.

Лейхтвейс помотал головой, отгоняя от глаз синие осколки сна. За стеклом иллюминатора – мягкий розовый закат. Взлетная полоса, ангары, узкая полоска леса, ближе к горизонту – ровные квадраты городских кварталов, рассеченные узкими стрелками улиц.

Вначале он не поверил и просто повторил, не думая и ничего не чувствуя:

– Москва…

Господин капрал. – «Куб». – Молитва об узниках. – Аргентинец отменяется. – Желтый крест. – Над Кремлем. – Проход. – Исполнение. – Молитвенник

Бенито Муссолини, великий вождь итальянского народа, имя и честь нации, бессменный глава правительства, лидер партии и Пилот Италии № 1, изволил пребывать в ярости. Бритый подбородок – вперед, руки скрещены на груди, маленькие серые глаза пылают ярым огнем.

– Мальчишка! Бестолковый мозгляк! Сопливый недоучка…

Нет, не так! Уж больно противен.

Князь мысленно добавил бороду и накинул на широкие плечи Дуче старую шинель с капральскими нашивками. Грязные сапоги, ремень на ладонь пониже пупка…

Уже лучше. Хоть на человека похож.

– Мальчишка! Бестолковый мозгляк! Сопливый недоучка, возомнивший себя политиком. Политиком, ха! Философы ничего не понимают в этой забаве для здоровых мужчин с хорошей потенцией. Пиши лучше свои сценарии для Голливуда, все равно их никто не поставит!..

– А что именно я не понимаю, господин капрал? – со всей подобающей вежливостью осведомился берсальер Дикобраз. Ради этого даже стал по стойке «смирно», тоже, понятно, мысленно.

…За открытым окном – ранний, наполненный мягким солнечным светом, вечер. Собака, наконец, успокоилась, Градива еще не пришла. На столе – газета и исчерканные карандашом страницы.

– Ничего ты не понимаешь, заморыш из богатенькой семьи. Ты видел народ только на картинках, для тебя «голод» – не больше, чем существительное мужского рода!..

Кувалда, грузно бухнувшись на стул, ткнул толстым пальцем в бумаги.

– Писарь! Теоретик несвежей пиццы! Неужели не понимаешь? Все эти социализмы, коммунизмы, фашизмы – только этикетки! Надо как-то назвать то, что мы – Ленин, Гитлер, доктор Салазар, я – делаем. Вот и взяли, что под руку подвернулось. Фашизм придумали футуристы, это что – серьезно? Да, серьезно, потому что этим занялся я, Бенито Муссолини! Черные рубашки и факельные шествия – для тупой толпы, теории – для мозгляков вроде тебя, а я строю великую страну, новую Империю, которая воцарится над миром!..

Князь поморщился и щелкнул пальцами. Дуче замер, даже позабыв закрыть рот.

– Не получится, господин капрал. Италия слишком слаба и бедна, это раз. И не позволят. Ни Германия, ни Британия, ни Франция, ни русские. Это, стало быть, два.

И вновь щелкнул пальцами. Кувалда, резко выдохнув, нахмурил густые брови, уперся в стол крепкими кулачищами.

– Получится! Италия бедна и слаба, но мы станем есть слона по кусочкам. Куснем – и переварим, куснем – и переварим. Никто до поры до времени и не заметит. А всех соседушек – стравим друг с другом. Им скоро будет не до нас.

Потянулся через стол, подмигнул левым глазом.

– «Белые» испанцы вот-вот войдут в Мадрид. Ха! Какие там испанцы? Наши славные дивизии «Литторио» и «Черное знамя»! Несколько дней на зачистку и уборку, а потом в Мадрид приезжаю я. И вместе с Хозе Санхурно…

– …Провозглашаете Латинскую империю, – не слишком вежливо перебил берсальер. – А как же Гитлер? Французы? Британцы? Сталин, наконец?

Кувалда внезапно хихикнул, мерзко и визгливо.

– Пугаешь, сопляк? А я не боюсь. Не тот берсальер, что победил, а тот берсальер, что выкрутился! Когда тебя окружили стеной, следует проломить в ней окошко – и в него проскочить. С Гитлером я договорился, пообещал кое-что. Немецким торговым фирмам – особые привилегии, Люфтваффе – несколько баз на Пиренеях, а в перспективе – плебисцит в Тироле. Французишки взъярятся, но без британцев в войну не полезут. А у тех начнутся больше проблемы. Уже начались! Они постоянно ссорились с русскими из-за Ирана, Афганистана, Турции. Но именно сейчас запахло паленой шерстью, причем самое веселое только начинается. Крещендо! Им будет не до Испании. В крайнем случае, подарю им Канарские острова, пусть глотают. Кто остается? Ах, да. «Сталин, наконец», как ты сказал. Верно? Сталин… А Сталина твоего – на конец!

Ухнул, фыркнул – и загоготал, хлопая себя по толстому брюху.

– На конец! На конец! Здорово я пошутил, верно? Это, малыш, называется каламбур. Калом – бур, а телом – бел. Га-га-га-га!..

Сухо щелкнули княжьи пальцы, испаряя призрак. Только старая шинель не хотела исчезать, нависла над столом, угрожающе зашевелилась, рукава потянулись вперед…