Александр Башибузук - Великий посланник [litres]

Вдруг все разом загомонили, словно у меня вытащили ватные затычки из ушей.

– Ваше сиятельство! Это было, было… Поздравляю с победой!!!

– Сир, я почти ничего не успевал заметить, так быстро вы сражались…

– А девка, девка-то, сущая волчица… даже выла…

– Никогда такого не видел, не иначе – в нее вселился дьявол…

– Напрасно вы ее пощадили, сын мой, напрасно. Или сберегли для костра?

– Сир, вы не пострадали? Где этот лекарь шляется? Иди сюда, сволочь ученая…

– Я здесь, ваша милость…

– Кровь, у него из-под наплечника кровь течет. Сюда…

– Да здесь же я…

– Чертов лекаришка!

– Не поминай нечистого, грешник!

– Простите, падре, больше не буду…

Я подождал еще немного и заорал:

– Тихо, мать вашу за ногу!

Мгновенно наступило гробовое молчание.

– Август.

– Я здесь, ваше сиятельство.

– Осмотри графиню.

– Как прикажете…

– Что с ним? – Я показал рукой на мурманина.

– Дык, это… – скотт пожал плечами, – кинулся, когда вы ее завалили. Пришлось прибить. Дорезать, сир?

– Пожалуй.

– Сир, она мертва! – встревоженно сказал Рихтер, держа у рта Инге пластинку полированного металла. – Не дышит…

Я оттолкнул его, просунул руку под горжет норвежки и прижал палец к ее шее. А уже через мгновение облегченно выругался: пульс прощупывался, очень слабо, но прощупывался.

– Живая она.

– Простите, сир… – Лекарь повинно опустил голову. – Я не успел проверить сердцебиение…

– Прощаю. Теперь осмотри меня. А вы снимите с нее доспех и отнесите ее в тень, на лоб положите мокрую тряпку…

После осмотра выяснилось, что никаких серьезных ран я не получил. Топор Инге сорвал наплечник и пробил кольчугу с гамбизоном, но только слегка порвал мышцу, остальное – мелочи: ушибы, синяки да гематомы. Обычное дело.

А вот норвежка так и не очухалась, пришлось нести ее в лодку на руках.

В своей каюте, позволив Августу наложить бальзам на рану и перевязать плечо, я обязал его неотлучно находиться при гревинде, а сам сел обедать; как всегда после боя, проснулся невыносимый голод. Компанию мне составили братец Тук, Феодора и Луиджи. Федька уже узнала все перипетии поединка и вела себя подчеркнуто официально: читай, дула губы; видимо, уж очень ей хотелось, чтобы я зарубил эту, выражаясь ее словами, «песью дочку». Женская неприязнь – очень страшная и непредсказуемая штука, Инге, сама того не ведая, нажила себе страшного недруга, а Федьку в качестве такового я не пожелал бы даже своему заклятому врагу. Хотя пусть ее, норвежка здесь долго не задержится, вернет должок и отчалит вместе со своей бандой.

А вот в глазах Логана и Луиджи читались полное оправдание моему поступку и откровенная зависть. Что и понятно: несмотря на полное мракобесие и дремучесть, наше время просто переполнено этим самым «романтизьмом».

А вот я себя чувствовал архихреново, вдобавок к адреналиновой ломке дико разболелось плечо, да и все тело в придачу. Недолго подумав, приказал вынести мое кресло на палубу под ласковое солнышко, где и угнездился с томиком Боккаччо в руках.

Надо сказать, весьма занимательная книга, со своей современной адаптацией не имеющая почти ничего общего. Это как сравнивать жесткое порно с легонькой эротикой. Так почему бы и не развлечься, особенно если рядом стоит графин с родовым напитком и куча заедок.

Едва раскрыл книгу, как углядел давнишнего знакомого, того самого пацаненка, что тайком приглядывал за нами на берегу. Ванятка переминался на причале с ноги на ногу с большим берестяным лукошком в руках и не спускал глаз с моего когга.

– Опять подглядывает… – хохотнул я и окликнул ближайшего матроса, с остервенением драившего палубу. – Эй, Симон, приведи ко мне вон того парнишку с причала. Но прежде найди Фена, пусть тоже сюда идет.

Фен нашелся очень быстро, а еще через несколько минут привели Ванятку.

Парнишка сначала отвесил мне поясной поклон, потом протянул берестяное лукошко, полное здоровенных, одна в одну, ягод малины.

– Не побрезгуй, княже, при… при… – Ваня от волнения сбился, но быстро выправился и продолжил: – прими, значица, за милость твою ко мне да за то, что помог супостатов побить…

Я взял одну ягодку, попробовал и кивнул:

– Вкусно! Принимаю.

Ваня опять согнулся в поклоне и сразу собрался уходить.

– Подожди, куда ты так скоро. Сначала расскажи, как твои родители, сам-то не пострадал? Фен, переводи.

Парнишка выслушал китайца, солидно кивнул и торопливо зачастил:

– Дык, что со мной сдеется-то, я к са́мому приступу мурманскому прибежал да схоронился в кустах, а бати с маманей нет у меня, померли оне, тятьку волки подрали, позапрошлую зиму страсть как много их было, а матушка от горячки померла, вот так-то, сирота я, на общем прокорме, значица.

– Вот оно что… – Я ненадолго задумался.

А почему бы и нет? Парень сообразительный и бойкий, по крайней мере, можно попробовать.

– А пойдешь ко мне в услужение, Иван? С полным коштом, да жалованье положу хорошее.

Мальчик насупился и отчеканил:

– Веру свою не предам, как ни искушай!

– Вот же заладил. – Я невольно рассмеялся. – Не нужна мне твоя вера. Не буду искушать, веруй, во что веровал.

– А не врешь, княже? – Ваня зыркнул на меня исподлобья.

– Нет, не вру.

– Так-то можно, почему бы не послужить. – С лица мальчишки наконец сошло настороженное выражение. – Тока у дядьки Митяя, старосты нашего, надыть спросить. Я, вишь, не сам по себе, а общинный…

– Хорошо. Пока иди, а завтра поутру тащи сюда сего Митяя.

Парнишка откланялся и убежал, я взялся опять за книгу, но тут пожаловали Старица с Громом. Да не просто так, а с полной телегой добра.

Пришлось спускаться в каюту и принимать их по всей форме.

– Прими, княже, благодарность нашу за доброе дело да за милость твою! – Приказчики синхронно поклонились и разошлись в стороны, а их место заняли два опрятных мужика в длиннополых поддевках.

– Два со́рока соболя! – зачитал Старица с длинного свитка.

Мужики достали из тюков искрившиеся серебром при свете ламп связки шкурок и принялись их встряхивать, дуть против ости и всячески показывать товар лицом.

Приказчик выждал, пока демонстрация закончится, и зачитал новую позицию:

– Один со́рок куны!

Все повторилось, только шкурки имели уже другую масть.

И пошло-поехало. Ласка, горностай, лиса, белка, волк и многое другое – мехами завалили весь угол каюты. Потом пошли бочонки с медами: лесными, ставлеными, ягодными, хмельными и черт еще знает какими. Копченые медвежьи, лосиные и вепревые окорока, осетриные теши, плиты паюсной икры и прессованной в меду ягоды. Даже небольшую шкатулку речного жемчуга презентовали.

Я сидел и тихо охреневал, смотря на все это добро. Черт, если заштатные приказчики могут оперировать такими богатствами, то что говорить про новгородских или московских? Хотя да, это не показатель, просто Гром и Старица сидят на кормлении в воистину благодатном крае. И сами побогаче будут, чем некоторые европейские графья. Правда, только потенциально, натуральными богатствами: дарами земли, леса и моря с рекой.