Мэтью Кирби - Валгалла: Сага о Гейрмунне [litres]

Сильный Энбарр легко нес двоих, но качка и ухабы отзывались болью в культе Рафна. Лицо было мокрым от пота, а сам он морщился, но ни разу не посетовал на тяготы пути. Щадя его, воины делали частые остановки, из-за чего пришлось еще раз заночевать вблизи римской дороги.

Приехав в Сиппанхамм, Гейрмунн и его спутники увидели окрест следы сражения. Город стоял на холме. В низинах клубился тонкий туман. Груды гниющих саксонских трупов притягивали к себе ворон, лис и прочих хищников. В воздухе еще ощущался слабый запах дыма погребальных костров, на которых сжигали тела погибших датчан. Гейрмунн пересчитывал обгоревшие поленья и мысленно благодарил Одина за то, что датчан в этом сражении полегло намного меньше, нежели саксов. Пусть Эльфред и спасся, но победа осталась за датчанами.

По пути в город им встретились датские воины и саксонские пленные, копавшие глубокие рвы и возводившие стены.

– Гутрум собирается здесь остаться и укрепить это место, – предположил Эскил.

– Вообще-то, ему стоило бы двинуться на Винтансестр, – заметил на это Стейнольфур.

Эскил кивнул.

Рафна оставили отдыхать в ближайшем питейном заведении. Гейрмунн отправился на поиски Бирны и остальных Адских Шкур, чтобы узнать подробности сражения. Увидев Бирну целой и невредимой, он обрадовался. Да, телом она не пострадала. Но ее сердце по-прежнему скорбело по Торгриму, а душа была подобна холодной яме, которую не заполнишь горячей саксонской кровью. Весть о том, что Рафн жив, обрадовала Бирну, и она отправилась его проведать. Кроме Бирны, в отряде Гейрмунна уцелело двадцать семь бойцов. Тепло поздоровавшись с каждым, Гейрмунн пошел искать родителей.

Он спрашивал у нескольких датчан, где найти Хьёра и Льювину, но всякий раз воины почему-то опускали глаза и просто указывали направление. Подойдя к родительскому жилищу, он понял причину.

Мать сидела в тени вяза, на скамье у стены скромной хижины. Она не заметила его. Некоторое время Гейрмунн наблюдал за ней. Она смотрела куда-то вдаль, но не за пределы города, а еще дальше. Лицо и глаза матери были безучастными, словно хугр покинул ее тело. Когда же она подняла голову и увидела сына, то не сразу узнала. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем она очнулась и пришла в себя.

– Гейрмунн, – прошептала Льювина, вставая со скамьи.

– Здравствуй, мама.

Они крепко обнялись и какое-то время стояли так, не произнося ни слова. Гейрмунн знал, что он вскоре услышит, и не хотел этого слышать. Чувствовалось, что и матери не хочется рассказывать. Гейрмунну казалось, будто он стоит у порога, шагнув за который уже не вернется назад.

Мать сильно исхудала. От ее волос пахло погребальным костром.

– А отец? – наконец прошептал Гейрмунн, готовый узнать печальные обстоятельства отцовской смерти.

Продолжая молчать, Льювина еще крепче обняла сына, затем отстранилась. Ее глаза были покрасневшими, но сухими, словно она успела выплакать все слезы.

– Все краски померкли, – призналась она, дотрагиваясь до серебряной броши. – Я чувствую, как в груди бьется сердце, но для меня это лишено смысла. Как может биться мертвое сердце?

– Если бы я был рядом…

Гейрмунн представил отца на поле боя: одного, окруженного саксами, отчаянно нуждающегося в подмоге. Потом представил, как бросается к отцу, готовый сражаться бок о бок. Но все мысленные картины были сродни попытке убежать от волны, которая тебя уже накрыла.

– Окажись я рядом, быть может…

– Молчи, сын мой, – сказала Льювина, дотрагиваясь до его губ. – Ничего бы ты не сделал. Так предначертала судьба.

– Я просил отца сражаться вместе со мной за Уэссекс, – сказал Гейрмунн, отводя материнскую руку. – Еще тогда, в Йорвике. Мы стояли на берегу реки, и я его попросил…

– Так решила судьба, – повторила мать. – Трус убежден, что проживет вечно, если не ввяжется в бой, но перемирия со смертью не заключишь. Помнишь, как Браги повторял эти слова? Гордись тем, что твой отец встретил смерть с честью и мужеством.

В этот миг Гейрмунн почувствовал, что переступил порог и очутился в пустом и темном зале с пустым троном. У него сжалось сердце. Казалось бы, вокруг ничего не изменилось. И в то же время изменилось все. Он только сейчас осознал величину потери.

– Обожди здесь, – сказала мать.

Пригнувшись, она вошла в низкую дверь хижины и вскоре вернулась, держа в руках саксонский нож.

– Это нож твоего отца. Что-то подсказало мне вынуть его из огня. Теперь вижу, не напрасно. Твои ножны пусты.

Льювина протянула ему нож, рукоятка которого была сделана из оленьего рога, а начищенное до блеска лезвие – из франкской стали. Взяв нож в руку, Гейрмунн почувствовал, до чего же приятно держать отцовское оружие. Он знал, что оно угодно и богам. Нож был той же длины, что и подарок Иоанна, который Гейрмунн отдал вёльве на сожжение. И в ножны отцовский клинок вошел легко, словно те под него и шились.

– Предсказательница в Равенсторпе говорила, что у меня будет другой нож, – сказал он матери.

– Владычество не вечно. Богатство не вечно. Воины не вечны. Мы с тобой не вечны. Только одно неподвластно времени – честь и слава тех, кто их заслужил. Всегда помни о том, что ты – сын Хьёра.

– И сын Льювины, – добавил Гейрмунн.

Мать улыбнулась. Похоже, это была ее первая улыбка за многие дни.

– Я горда быть твоей матерью. Знаю, отец тоже тобой гордился. Он хотел завоевать Уэссекс для тебя. И это случилось.

Гейрмунн застыл, не зная, как сообщить матери правду, не нанеся новой душевной раны.

– Почти случилось, – сказал он.

Когда Льювина потребовала объяснений, он рассказал о бегстве Эльфреда и крепости среди болот. Мать согласилась: да, саксонского короля нельзя оставлять в покое.

– Ты рассказал Гутруму? – спросила она.

– Я его еще не видел.

– Ступай к нему немедленно. Эльфред поди обдумывает свое возвращение. Нельзя давать ему передышки. Только, когда будешь говорить с Гутрумом, выбирай слова. Нынче его настроение меняется по нескольку раз на дню. Не всегда знаешь, в какую полосу попадешь.

Льювина указала на христианский храм, занимавший вершину холма. Гейрмунн отправился искать конунга. По пути ему встретилась Эйвор, шедшая навстречу. Гейрмунн обрадовался. Они крепко пожали друг другу руки и перешли в тень храма. Эйвор кратко выразила Гейрмунну соболезнования, уважительно отозвавшись о его отце. Но ее больше заботила участь Льювины, за что Гейрмунн был ей благодарен. Тягостные дни сменятся грядущими одинокими годами. Овдовевшей матери никак нельзя без близкой подруги. А с Эйвор ей будет легче.

– Слышал, Гутрум перед тобой в огромном долгу, – сказал Гейрмунн. – Без тебя он едва ли бы выиграл это сражение.