Иван Оченков - Государево дело [litres]

– Будет тебе злобиться, Евсейка! – одернул бузотера благообразный седой старичок. – Вишь, люди по святым местам идут, даже и не сквернословят почти, откуда у них лишняя деньга?

– Подумаешь, божьи люди! – презрительно сплюнул мужик. – Мне что же, через них и не опохмелиться севодни?

– Может, охолонить чуток холопа? – почтительно поинтересовался у меня Корнилий, выразительно поиграв плетью.

– Не стоит, – ухмыльнулся я. – Ему и так плохо, болезному. Был бы поумнее да попросил бы со всем вежеством, может, и угостили бы, а так – пускай мучается!

– Как прикажешь, Иван Федорович, – не без сожаления в голосе отозвался Михальский и, бросив на прощание косматому Евсею полный доброжелательства взгляд, отвернулся.

Далее наше путешествие проходило почти без приключений. Лениво гнавшая свои волны Мста донесла наши ладьи до озера Ильмень, из которого мы по Волхову направились к Великому Новгороду. Воеводой в нем сидел князь Данила Мезецкий. Я его хорошо знал, поскольку он командовал одним из полков во время осады Смоленска, но сейчас встреча с ним не входила в мои планы. Напротив, я был настроен как можно скорее двигаться дальше, но, как обычно, в дело вмешался случай.

– Гляди-кось, Антип пожаловал, – прогудел дородный детина, не смотря на летнее время, одетый в бобровую шапку и долгополый кафтан. – Должно, долг привез!

– Это еще кто? – удивленно поинтересовался я у заерзавшего судовладельца.

– Подьячий тутошний, – недовольно скривился тот. – Мыто [90] Мыто – в данном случае: таможенная подать. собирает.

– А про какой долг он толкует?

– Поклеп! – решительно заявил кормщик и для убедительности перекрестился.

Однако делать было нечего, и Антипу пришлось идти к местному чиновнику, на ходу ломая шапку.

– Здрав буди, Лексей Степаныч.

– Слава богу, – отозвался здоровяк, внимательно присматривающийся к нашей ладье, очевидно, прикидывая, сколько с нее можно получить мзды.

– Давненько не виделись.

– И то верно, – согласился подьячий. – С товаром пришел али как?

– Нет, батюшка. Паломников привез, людей божьих. Поклониться Святой Софии хотят.

– Это дело богоугодное, – кивнул мытарь. – Особенно если ты долг государевой казне вернешь.

В этот момент на пристань стали один за другим выходить наши ратники, отчего у чиновника тут же проснулись подозрения.

– Паломники, говоришь? – недоверчиво протянул он и сделал знак двум стрельцам, державшимся до поры в стороне.

– Кто таковы? – сипло спросил старший из них, внушительно выставив вперед бердыш.

– Сказано тебе, божьи люди! – криво улыбнулся Михальский.

– Подорожная есть?

– А как же.

– Покажи!

– Читай, коли грамотен.

Как ни странно, но читать стрелец умел и, получив в руки свиток, стал разбирать замысловатую вязь устава.

– «Стольник Федор Панин со товарищи, по нужному Его царскому величеству делу»… Это ты, что ли, Панин?

– Я! – вышел вперед Федька.

– А эти кто?

– Так написано же, «со товарищи»!

– Ага. Понятно, господин стольник. Не прикажете ли проводить к воеводе?

– Нет, служивый, – помотал я головой, ответив за Федьку. – Скажи лучше, в городе ли сейчас думный дьяк Рюмин?

– Здесь, кормилец, где же ему еще быть, – угодливо закивал выскочивший вперед подьячий, сообразивший, кто на самом деле тут главный. – Уж кой день у князя Мезецкого гостит.

– Вот паразит, – покачал я головой.

Дело в том, что еще месяц назад фактический глава моего дипломатического ведомства отправился в Стокгольм к королю Густаву Адольфу с одним деликатным поручением, которое никому, кроме него, доверить было нельзя. Собственно говоря, людей, способных представлять меня при иностранных дворах, вообще было немного. Что бояре, что дьяки за редким исключением не знают иностранных языков и западного этикета, а потому могут отчебучить такое, что потом десять лет не расхлебаешь. Так что Климу пока что приходится отдуваться самому, по крайней мере до той поры, пока не отучатся в Ростокском университете первые наши студенты. Вот из них со временем, я надеюсь, выйдут наши отечественные дипломаты. Можно было, конечно, набрать оных и из моих мекленбургских подданных, благо в охотниках недостатка нет, но я пока что опасаюсь. Эдак можно всю внешнюю политику в чужие руки отдать!

– Все-таки к воеводе придется сходить, – вздохнул я.

– Изволь, я провожу, – снова предложил мытарь, но я отказался от его услуг.

– Не надо, я не заблужусь. Ты лучше, мил друг, здесь останься и расскажи вот этому доброму человеку, какие такие долги у Антипа перед государевой казной образовались и как это вообще возможно – чай, у мытаря не своя лавочка?!

– Да что же это, милостивец?.. – струхнул подьячий, но я не стал его слушать, а решительно шагнул к стрельцам.

– А если заплутаю, меня служивые проводят. Правда?

– Как прикажешь, господин.

– Вот и славно. Тогда можно идти. Федор, а ты что столбеешь? Тут на черкесскую девку никто не похож, так что двигай за мной, пока Корнилий занят.

– Ну уж нет, – решительно возразил Михальский. – Я с тобой, а то мало ли. Допросить и без меня смогут, дело нехитрое.

– Тоже верно, только смотри, чтобы твои варнаки человека не покалечили раньше времени.

– Помилуйте, Богом клянусь, не виноватый я! – завопил чиновник, но его никто не стал слушать.

Пока шли до воеводских палат, я успел как следует осмотреть окрестности, прицениться к товару у здешних торговцев, подмигнуть паре встречных молодух и вообще с пользой провел время. Внешне Новгород со времен шведской оккупации переменился не сильно, и я с радостью узнавал знакомые места. Вот в этой корчме мы как-то крепко подгуляли с братьями фон Гершов, а в той стороне я впервые встретился с молодым шотландцем Лермонтом.

– А что, служивые, дом, в котором государь прежде жил, цел еще?

– А чего ему сделается, – пожал плечами сиплый стрелец. – Там теперь эта, как ее… фактория купцов из неметчины.

– Людей, что в нем в ту пору жили, верно, и не осталось никого?

– Да где там! Уж сколько годов прошло…

– Холопка там государева жила, – вставил отмалчивавшийся до сих пор второй стрелец. – Ух и красивая женка, и нраву бойкого. Говорят, даже воеводу свейского не боялась.

– Верно, – важно кивнул первый. – Только как государевы люди ушли к ополчению, так и она пропала. Яшка, не помнишь, как ее звали?

– Настей, – отозвался тот, невольно разбередив мою давнюю рану.

Да, именно в этом тереме мы с ней и жили, после того как я отбил ее у разбойников. Она никогда не говорила, как попала к ним, а я не спрашивал. Судя по воспитанию и поведению, девушка была из хорошей семьи, может быть, даже дочь какого-нибудь дворянина или купца, а вот что с ними случилось… Смута по многим будто жерновами прошлась и родных Насти перемолола, а потом и ее. Даже я не смог защитить…