Иван Оченков - Государево дело [litres]

– Знаешь, пожалуй, я никуда не поеду, – неожиданно для самого себя ответил я. – Черт с ней с империей и войной. Все мои дети родились, когда я был в отъезде. Ну, кроме Марты. Нет, ни за что…

– Иоганн Альбрехт! – строго прервала меня Катарина, сверкнув глазами. – Вы, вне всякого сомнения, отправитесь в Германию, с тем дабы защитить там интересы нашей династии. Это необходимо, а потому не обсуждается! Вам все ясно?

– Яволь, – ошарашенно ответил я, вскочив с места.

– Если же ваше величество желает быть рядом, когда мне придет срок разрешиться от бремени, то вот вам прекрасный повод поторопиться.

– Кажется, я начинаю понимать, как вам удалось управлять нашим княжеством в мое отсутствие, – восхищенно покачал я головой.

– Будьте покойны, с царством я тоже справлюсь, – скупо улыбнулась царица. – Но вы так и не ответили, когда отправитесь…

– Нищему собраться – только подпоясаться, – усмехнулся я. – Надо только оповестить думу и…

– Нашим подданным совершенно незачем знать, куда вы отправляетесь, – снова прервала меня супруга. – Кажется, они полагают ваше величество весьма благочестивым монархом? Вот пусть и думают, что вы на богомолье.

– Да, но…

– Я тоже удостою посещением какой-нибудь ближний монастырь, а потом вернусь. Но мне нужен будет доверенный человек.

– Доверенный человек?

– Именно так. Я достаточно успела оценить патриархальные взгляды русских. Им будет спокойнее думать, что столица в ваше отсутствие находится в надежных руках.

– Пожалуй, вы правы. Нужно будет назначить одного из бояр «ведать Москвой». Надо только решить кого, не патриарха же, в самом деле…

– Только не Филарета! – поспешила возразить Катарина. – Признаю в его святейшестве массу достоинств, но я ему не доверяю.

– И в мыслях не было, – скупо усмехнулся я. – Но, возможно, его брат?

– Нет. Иван Никитич, разумеется, человек опытный и верный, но у меня иная кандидатура.

– Слушаю вас.

– Я полагаю, в этой роли был бы весьма уместен князь Пожарский.

– Дмитрий Михайлович? В другое время я бы вполне одобрил этот выбор, но, кажется, у него не так хорошо со здоровьем.

– Я слышала, ему уже лучше. К тому же вы ведь не собираетесь отсутствовать слишком долго?

– Я и часу лишнего не задержусь!

– Прекрасно. Но кроме того, поручите мою личную охрану господам фон Гершову и Вельяминову.

– Я хотел взять их с собой, но если ты так хочешь… слушай, Като, а почему ты мне все время выкаешь? Мы ведь уже столько лет женаты…

– Наверное, потому, что немецкий князь Иоганн Альбрехт давно превратился в русского царя Ивана Федоровича и даже думает теперь по-русски, – улыбнулась царица. – Я же была и останусь шведской принцессой, в голову которой намертво вбито, как надо обращаться к монарху. Что же до ваших людей, то барона я хорошо знаю и могу ему доверять, а Никите будет трудно оставить сестру. Возьмите лучше молодых русских дворян. Пусть они посмотрят Европу, глядишь, и научатся чему-нибудь. К тому же они вас точно не предадут.

– Почему ты так говоришь?

– Да потому, что мы теперь православные, а в Германии это мало кому нравится!

– Хорошо, – кивнул я. – Сейчас отдам необходимые распоряжения, а уже завтра отправлюсь в путь. Обещаю, ты не успеешь соскучиться, так быстро я вернусь…

– Отправляйся, Странник, – мягко улыбнувшись вслед выбежавшему супругу, сказала Катарина. – Уж я-то знаю, как трудно сидеть тебе на одном месте. Главное, вернись к нам.

Сборы и впрямь не заняли много времени. Фон Гершов воспринял назначение совершенно спокойно, а Вельяминов, похоже, был даже рад, что никуда не должен ехать. Михальский же просто светился от счастья, узнав, что отправляется со мной. Похоже, литвин и впрямь опасался, что получит отставку. В качестве почетной свиты я отрядил десяток рынд, отдельно приказав им взять с собой свою парадную форму. Дескать, богомолье богомольем, а мало ли что – в пути может пригодиться. Никто, кроме царицы и моего телохранителя, не догадывался о том, куда я направляюсь, и только чуткое девичье сердце заподозрило неладное.

– Какое такое богомолье? – улучив минуту, встревоженно спросила меня Маша Пушкарева.

– Тяжко на душе, – с постным видом пожал я плечами. – Хочу поклониться святым местам, ибо грешен еси…

На лице у юной фрейлины отразился такой неприкрытый скепсис, что я чудом не засмеялся. Та, впрочем, не решилась обвинить своего царя во лжи, а протянув мне ладанку, жалобно попросила:

– Береги себя, батюшка. Не серчай, что так называю, да только я своего отца не знала, а кабы не ты, то, верно, и совсем сгинули бы мы.

– Ну-ну, – растрогался я. – Что с тобой, моя девочка?

– Не знаю, а только тоска на душе. Уезжаешь незнамо куда и Петьку с собой берешь…

– Вот ты про что, – усмехнулся я. – Хочешь, велю остаться твоему суженому?

– Да ты что! – испугалась девушка. – Он же меня знать не захочет, если прознает, что я такое попросила…

– И то верно. Ну тогда хочешь, я, как вернусь, переговорю про вас с князем Дмитрием Михайловичем, чаю, тогда не откажет в благословении?

– Не надо, – сверкнула глазами Машка. – Пусть княжич сам решает. Не может отца умолить – пусть уводом берет, а нет, так и на что он мне такой нужен?!

– Черт, а не девка! – не удержался я и, поцеловав ее на прощанье в лоб, пошел дальше.

– Кабы на богомолье пошел, нечистого навряд ли вспомнил бы! – прошептала себе Пушкарева, но никому о своих догадках говорить не стала и побежала на женскую половину дворца.

Катарине и ее двору предстояло отправляться по окрестным монастырям завтра, а пока в Кремле спешно снаряжались возки для них под руководством хмурого и неразговорчивого Вельяминова. С Боярской думой я распрощался еще вчера, объявив свою волю, что совсем не помешало всем думским чинам выйти меня провожать. Обняв на прощанье жену и детей я взял в руки посох и оглядел свою свиту. Рынды – как на подбор молодые, здоровые и рослые парни, одетые в простые кафтаны и шапки, с точно такими же посохами в руках ждали меня. Специально приехавший для такого дела патриарх благословил наш путь, прочитал «Царю небесный, Утешителю, Душе истины», и мы под колокольный звон размеренным шагом двинулись из Кремля. Следом за нами потянулись две телеги со всяким припасом, необходимым в дороге.

– Глянь, государь, – угодливо заметил шедший рядом со мной молодой князь Иван Хованский, – сколь много жителей Москвы на твою царскую милость посмотреть вышли!

– Разве? – усмехнулся я, окинув взглядом толпу зевак. – За слоном-то куда как больше народу ходило!

Несмотря на серьезность момента, многие из рынд не смогли сдержать смешков, которые неожиданно пресек непонятно откуда взявшийся совершенно седой монах.