Иван Оченков - Государево дело [litres]

– Видите ли, Иоганн, – вздохнул герцог, – они…

– Не доверяют мне?

– Пожалуй, что так. А еще боятся вашей репутации. По большому счету никто не хочет войны. Даже Ольденбурги и их сторонники. Но в ваше миролюбие не верит никто. Слишком уж вы удачливы в сражениях. К тому же глава их рода Кристиан Датский не слишком ладит с вами. А тут еще эта история с рижской ведьмой… Я же говорил, что вы умеете наживать себе врагов!

– Далась вам эта ведьма! Право, что за блажь палить на кострах женщин, вся вина которых лишь в том, что им завидуют соседки.

– Вы не верите в колдовство? – широко распахнул глаза отчим.

– Нет.

– Может быть, вы тогда не верите и во Врага рода человеческого?

– В Рогатого-то? Тоже не особо.

– А в Бога вы веруете? – напряженно спросил герцог.

– Вот в Бога как раз верю, – ухмыльнулся я и, поманив своего собеседника пальцем, шепнул ему на ухо: – Но главное, Он верит в меня!

Едва высокопоставленный гость покинул покои Августа Младшего, к нему настороженно заглянул его старший брат Юлий Эрнст Даненбергский. Убедившись, что никого посторонних нет, герцог расслабился и вальяжно присел в кресло.

– Ваш пасынок уже покинул нас? – с деланым безразличием поинтересовался он.

– Как видите, – буркнул в ответ хозяин.

– И какова была цель его визита?

– А что, в замочную скважину было плохо слышно? – съязвил Август.

– Я только что подошел! – ледяным тоном ответил ему глава дома Вельфов, яростно сверкнув глазами.

– Да так, пустяки, – пошел на попятный младший брат. – Тонко намекнул, что независимость города Брауншвейга слишком большая роскошь по нынешним временам.

– Это совсем не пустяки, – вздохнул Юлий Эрнст. – Было бы опрометчиво оставлять эту проблему нашим потомкам.

– У нас с вами нет наследников, – поморщился в ответ Август.

– Мы еще не так стары, – возразил брат, которому не так давно исполнилось сорок девять. – Я вполне еще могу стать отцом, да и вам рано отчаиваться [108] Единственным выжившим ребенком Юлия Эрнста была дочь от первого брака. А вот Август Младший в нашей истории после смерти Клары Марии женился на шестнадцатилетней княжне Доротее Ангальт-Цербстской. Их потомство и правило в Брауншвейге. .

– Клара Мария еще жива, – отмахнулся правильно понявший намек герцог. – Да и от нее больной беспокойства не меньше, чем от здоровой! Не говоря уж об Иоганне Альбрехте…

– О чем вы?

– Он зачем-то заинтересовался обстоятельствами смерти отца.

– И что же вы ему рассказали?

– Ни-че-го! – отчеканил Август.

– Ну и ладно. Давайте лучше подумаем, как использовать вашего пасынка в наших интересах.

– Боюсь, это невозможно. Он совершенно неуправляем!

– А вы пробовали? – лукаво усмехнулся Юлий Эрнст. – Наверняка у него есть слабые места, помимо матушки, которую он просто засыпал драгоценными мехами из своей Московии!

– Что вы имеете в виду?

– Да так, есть одна мыслишка. Но мне необходимо ваше содействие.

Мое появление на съезде принесло немало изменений в его регламент. Первым делом для такого важного участника, как русский царь, на самом почетном месте поставили кресло с балдахином, заменяющее трон. Это, в свою очередь, вызвало ряд перестановок, и теперь по обе руки от моего величества сидят протестантские князья, а напротив с мрачным выражением на лице восседает Фердинанд Баварский, рядом с которым сиротливо жмется граф Хотек. Судя по всему, чех отправил императору донесение о моих предложениях и, не зная, какой реакции ожидать, старается помалкивать.

Обиженные мной ганзейцы кучкуются отдельно от всех, иногда, впрочем, кидая в мою сторону томные взоры. Дескать, вернись, мы все простим! Стоящих по обе стороны от импровизированного трона рынд это внимание слегка нервирует, и они крепче сжимают ладонями древки бердышей. Ну а что делать, не взяли мы с собой серебряных топориков!

В остальном все по-прежнему. Большинство собравшихся придерживается проимперских взглядов, прочие надеются отсидеться в стороне, а ваш покорный слуга изображает из себя Кассандру и тонко намекает на толстые обстоятельства. Все же некоторые подвижки есть. Необходимым условием для сохранения нейтралитета признана нерушимость границ. Это уже камешек в огород сторонников императора Фердинанда, под шумок растаскивающих земли Богемии и Пфальца. На большее ни князья, ни города пока не готовы, но тут их мнения сошлись полностью, и даже архиепископу нечем крыть.

– Есть ли еще предложения? – поинтересовался спикер.

– Было бы недурно добавить запрет на вмешательство во внутренние дела округа, – с легкой ленцой добавляю я.

– Но его величество и так не вмешивается, – возражает баварец и кидает недовольный взгляд на чеха.

– Это действительно так, – осторожно поддерживает его Хотек, – а потому нет никакой надобности подтверждать очевидное.

Собравшиеся настороженно гудят, но в полемику не лезут, ожидая, чем все закончится.

– Ну, не хотите, как хотите, – развел я руками и, бросив быстрый взгляд на писца, добавляю: – Требую внести наше предложение в протокол!

Тот морщится, но возражать не смеет, хотя эту фразу я повторил уже раз сто.

– Так у нас бумаги не хватит, – бормочет труженик пера и чернильницы и аккуратно вносит соответствующую запись.

– Господа, – поднялся со своего места Юлий Эрнст, – мы все устали, и потому я предлагаю сделать небольшой перерыв.

– Что вы имеете в виду? – удивленно переспросил архиепископ.

– Мы с братом, – кивнул тот на Августа Младшего, – решили устроить охоту и приглашаем всех присутствующих.

– А ведь мысль недурна, – прошептал мне Ульрих, заговорщицки подмигивая. – Иначе мы тут совсем закиснем. Вы любите охоту?

– Как вам сказать, – на секунду задумываюсь я. – Безумно!

Надо сказать, что, приглашая «всех присутствующих», Юлий Эрнст изрядно лукавил. Дело в том, что в Европе охота является прерогативой благородного сословия. Простолюдинам вообще категорически не рекомендуется заниматься этим занятием во избежание неприятных последствий. К примеру, во Франции крестьяне, встречая благородного оленя, должны снимать шляпу. В Англии за стрелу, пущенную в лань, можно запросто примерить пеньковый галстук. В Германии тоже ничуть не лучше. Все леса, а равно все, что в них находится, включая зверей, птиц и даже хворост, принадлежат тем или иным феодалам, и трогать это без соответствующего дозволения – низзя! Браконьерство, конечно, случается, но в случае поимки пресекается максимально жестоко.

В общем, как и следовало ожидать, на охоту заявились только князья со своими прихлебателями, хотя их тоже немало. Судя по всему, мероприятие было запланировано заранее, поскольку герцогские егеря уже где-то выследили кабана, а слуги разбивают шатры и разжигают костры на предмет его приготовления.