Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

Тогда же и там же. Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Формально этот разговор с маршалом Оямой я проводил один, но при этом Михаил был все время со мной, видел моими глазами и слышал моими ушами. Кроме маршала, живыми мы прихватили только иностранных атташе, остальных же покрошили в мелкий бефстроганов. Нафиг, ибо нефиг. Китайцы, конечно, проходят не по моей епархии, но яма, набитая застывшими на холоде трупами, взывала к отмщенью. Одним словом, отдавшись своим людоедским инстинктам, японцы сами придумали себе такую судьбу и нечего теперь жаловаться и стенать. Зверства против мирного населения мы тоже будем изживать с той же беспощадной решимостью, что и привычку нападать без объявления войны.

И тут мне пришло сообщение от Птицы, что в своей ванне от релаксационного сна просыпается Лиса Алиса – то есть Алиса Гессенская, в замужестве Александра Федоровна Романова и сейчас требуется бросать все и мчаться заниматься политикой. И в то же время Михаилу необходимо остаться здесь: операция нуждается в победоносном завершении, а он сам – в минуте славы, который начнет сплачивать вокруг него лейб-кампанию. А поэтому сообщаю своему августейшему ученику: «Мне пора бежать, ваше императорское высочество, а вы оставайтесь. Дело, которое мы начали, нуждается в доделке. Командир разведбатальона, капитан Коломийцев – тоже Верный, как и вы – получил указания «содействовать и поддерживать», а меня и в самом деле ждут важные дела…»

Шестьсот девятый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости.

Императрица Александра Фёдоровна, для «своих» Аликс, урождённая принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская.

– Голубушка, нельзя же так наплевательски относиться к собственному здоровью! – всплеснув руками, сказало мне всемогущее существо, желающее чтобы его считали маленькой девочкой Лилией. – У вас отнимаются ноги, звенит в ушах, ломит затылок, постоянно болит поясница, а еще вы часто испытываете приступы беспричинного раздражения, и, первый, кто страдает от ваших выходок, это ваш супруг. А ведь у него тяжелая и вредная работа, от которой, бывает, умирают; ему молоко по утрам надо давать за вредность, а не вас, голубушка, в неумеренных количествах. Так что мы, однозначно, будем вас лечить: здешняя живая вода, знаете ли, способна вылечить все, кроме смерти, а вы еще далеко не мертвы…

Я стояла перед ней полностью раздетая и не знала, что сказать в ответ. Неужели все беды моей семьи только из-за моего здоровья, или эта госпожа Лилия не договаривает и есть еще что-то более ужасное, из-за чего мы все оказались заражены флюидами безвременной насильственной смерти? Я уже готова была удариться в истерику, но тут Лилия хлопнула в ладоши – и вошли две остроухие великанши в коротких штанишках и блузочках без рукавов. Они накинули на меня банный халат и, будто бы и в самом деле тяжелобольную, под руки повели вниз по каменной лестнице, в подвалы здания – туда, где были расположены лечебные купальни. Я послушно переставляла ноги, хотя внутри меня что-то билось в отчаянной истерике, желая убежать из этого места…

А потом меня погрузили в играющую пузырьками и маленькими огоньками живую воду; она обволокла меня со всех сторон, время для меня замедлилось, а затем остановилось вовсе. Процесс лечения, о котором говорила госпожа Лилия, начался. Да и я сама своим невероятно замедлившимся восприятием чувствовала всю благотворность происходящего со мной.

Как чудно, как отрадно дремать в этой диковинной каменной ванне… Тело мое расслаблено и не чувствует веса, сознание парит между сном и явью. Где-то раздается мелодичный звук падающих капель, слышно тихое мелодичное пение, в котором не разобрать слов, на сводах помещения пляшут блики… Разноцветные искорки вспыхивают в воде, пробегают по моей коже, копошатся, сбиваются в кучки и разбегаются – они словно живые, они лечат меня, умиротворяют, наполняют чем-то новым, неведомым, невыразимо прекрасным. Мне уютно и тепло, тело будто бы вовсе не имеет веса. А в голове – приятная, сладостная пустота. Все тревоги кажутся далекими, ненастоящими, и хочется, чтобы это ощущение никогда не кончалось.

Иногда вместо состояния сонного оцепенения я по-настоящему засыпаю – и тогда вижу хорошие сны. Хорошие сны! Удивительно… Прежде меня часто мучили кошмары; иной раз, проснувшись среди ночи, я уже не могла заснуть до утра, без конца прокручивая в голове подробности плохого сновидения и пытаясь разгадать его смысл – мне казалось, что это какие-то тревожные, предвещающие беду знаки. Это изнуряло меня, доводя мое беспокойство до крайней степени.

Но сейчас я отдыхаю. И тело мое отдыхает, и душа. Все прошлое видится сквозь туман – так, словно это все происходило со мной не по-настоящему. Я, конечно, осознаю, что так действует на меня магическая вода, несколько затмевая мой разум, но все же мне не хочется, чтобы моя жизнь предстала передо мной во всей ее остроте и трагичности, как было ранее. Я еще к этому не готова. Но однажды я буду готова – и вот тогда и настанет тот решающий момент, когда мне нужно будет окончательно определиться с тем, кто я есть и где мое место. Постепенно дух мой набирает силу – я чувствую, как он растет и крепнет, расправляя крылья…

Свои хорошие сны я быстро забываю. Но после них остается умиротворение. А когда умиротворение проходит, его место занимает беспокойство – но оно не такое, как то, что сопутствовало мне ранее. Это, скорее, волнение – такое бывает перед какими-то важными и торжественными событиями.

Но вот с некоторых пор сны мои стали более яркими и отчетливыми, и в них присутствовал один и тот же сюжет: с небес на облаке ко мне спускалась удивительная женщина в просторных, сияющих белизной, одеждах. Ее можно было бы счесть за медиума или ясновидящую, если бы не интуитивное убеждение, что она – нечто большее. Белые волосы обрамляли худое смуглое лицо, а черные глаза таили в себе непостижимую загадку Мироздания… Про себя я сразу дала ей имя – «Белая Дама». Сновидения эти не были безмятежны и хорошо запоминались. Однако я не могла назвать их тревожными. Очевидно, встречи с Белой Дамой должны были подтолкнуть меня к чему-то важному.

Она была молчалива, эта женщина из снов. Каждый раз, сойдя с облака, она останавливалась в шаге от меня и принималась тасовать колоду карт, после чего протягивала ее мне. А карты были непростые…

В первый раз я вытащила изображение девочки. Неужели… неужели это я? Так и есть. Склонившись, я разглядываю изображение. Мне здесь лет пять или шесть. Светлые волосы, голубые глаза, прелестные ямочки на щеках… «Sunny» – так называла меня бабушка… Я и вправду была лучезарным солнышком во времена своего раннего детства… Но на этой картинке взгляд мой исполнен печали – такой глубокой, точно вызвана она совсем не детскими горестями. Воспоминания вдруг ожили – и забытая боль обожгла мое сердце…