Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Несмотря на то, что операция была спланирована буквально на коленке, все у нас получилось почти по высшему разряду. За полчаса до начала операции я по максимуму накачал свою энергооболочку энергией, в результате чего мое сознание всплыло под облака – туда, откуда просматривалось все поле грядущей битвы. И вместе со мной на эту высоту поднялось и сознание Михаила. А как иначе я мог научить его всему тому, что умел сам (конечно, за исключением магических приемов, которые оказались ему недоступны [27])? Как и у князя Александра Ярославича, императора Петра Второго (который Первый) и короля Генриха Четвертого, энергооболочка Великого князя Михаила Александровича обеспечивает только коммуникацию с Верными и непрерывную генерацию потока монаршей Харизмы.

Когда я сказал об этом самому Михаилу, он ответил, что только рад этому обстоятельству. Магические способности – это большой соблазн скатиться к колдовству, особенно в здешнем – верхнем, почти безмагическом – мире, где обычный, без сверхспособностей маг чувствует себя как выброшенная на сушу рыба. Тут таких мелких колдунов, медленно тянущих из населения жизненную энергию, на каждом углу как собак нерезанных. И ведь эту плесень нам также предстоит зачищать. Не может быть сильной и великой страна, которую подобно кровососущим паразитам со всех сторон облепили самоназначенные «пророки», экстрасенсы, гадалки и прочие шарлатаны, эксплуатирующие веру людей в чудо. Чудеса бывают, с этим я не спорю, но они никогда не совершаются по требованию разными проходимцами. Почти всегда их творят обычные люди, которые потом сами не верят делу рук своих.

Так же получилось и сейчас под Мукденом. Когда «к мундиру последнего солдата уже пришита последняя пуговица», но этот момент все длится и длится, а внятных решений нет, то в войсках начинает нарастать тяжелое напряжение, грозящее в итоге закончиться нервным срывом. По счастью, тут до крайней точки напряжения дело еще не дошло, да и новости из Порт-Артура были не удручающими, а, напротив, ободряющими. И когда в полках, батальонах и ротах объявили, что время настало и через два часа, ровно в полночь, начнется наступление, эмоциональный всплеск был настолько силен, что без особых проблем засекался не только мной, но и молодой и еще неопытной энергооболочкой Михаила.

С другой стороны, это же его современники, люди одного с ним поколения, его будущие Верные – их он воспринимает всеми фибрами своей души, а вот я – достаточно отстраненно. Чего-то мне в них для полной идентификации не хватает. Возможно, не избытого нами до сих пор кода Великой Победы, ведь здешние русские от Крымской Войны и до самого нашего пришествия росли и воспитывались, будучи глубоко уверенными в своей вторичности и ущербности по отношению к коллективному Западу. А вот потомки победителей, намотавших на кулак кишки фашистского зверя, ощущают себя совсем не так. Солдаты и офицеры танкового полка после устранения последствий депрессивного кодирования воспринимаются мной так же, как и мои современники, а местные русские – нет.

Впрочем, они для меня достаточно свои, чтобы, защищая их будущее, я не принимал в расчет ни японских, ни британских, ни чьих-либо еще интересов. А уж интересы и хотелки буржуазной и аристократической псевдоэлиты для меня и вовсе не предмет для беспокойства. Именно поэтому сейчас герр Шмидт допрашивает потенциального «кукловода» – генерала Сахарова-младшего, а соседнюю с ним камеру-келью занимает Великий князь Борис Владимирович – второй после своего брата Кирюхи «внештатный» претендент на царский престол. Но сейчас это неважно, поскольку за полчаса до начала операции я произнес формулу улучшенного Заклинания Поддержки, включающее в себя и Истинный Взгляд, и Огненное Лезвие, и еще много чего еще, что не применялось даже в деле под Порт-Артуром. Там я благословлял достаточно компактную группу бойцов, и при этом они видели меня, а я видел их; однако тут, под Мукденом, мне приходилось работать, как говорится, с закрытых позиций, да еще транслируя сигнал через личность Михаила. Это нужно для того, чтобы благословленные изначально услышали именно его Призыв, а не мой. Для тех, кто наблюдал процесс, находясь в русских окопах, все это выглядело как пляшущие в небе сполохи северного сияния, – отблестев, они плавно опускались на землю, собираясь серебристыми сгустками вокруг русских солдат и их командиров.

Без четверти двенадцать русские солдаты второй и первой армий вылезли из окопов и без криков «ура!» и прочей фанаберии молча зашагали к японским позициям. Ровно в полночь загрохотала артиллерия в полосе третьей армии. Там рвались в воздухе шрапнели, вспухали подсвеченные изнутри облака белого порохового дыма – но все это была злостная демонстрация. Основной удар японцам нанесла вторая армия генерала Гриппенберга, действующая на правом, равнинном фланге русских войск. Решительным натиском продвигающиеся в юго-восточном направлении первый сибирский корпус, восьмой и десятый армейские корпуса смяли вытянутую в нитку оборону восьмой японской дивизии, учинив во вражеских окопах страшную рукопашную бойню. Тем более что спохватились господа японцы только тогда, когда зазвенела разрываемая на морозе проволока (мои проделки) а потом в их траншеи стали спрыгивать огромные разъяренные демоны-гайдзины в мохнатых папахах. Сводно-стрелковый корпус и шестнадцатый армейский корпус в походных колоннах продвигались на юг за спинами сражающихся частей, находясь в постоянной готовности вступить в бой для развития успеха.

Еще южнее, уже в оперативной пустоте, за флангом японского построения, действовал кавалерийский отряд генерала Мищенко (семь тысяч сабель и двадцать два конных орудия). В это сводное соединение собрали кавалерийские части почти со всей Маньчжурской армии. На селение Сандепу (крайнюю западную точку японской обороны) базировалась японская кавалерийская бригада генерала Акиямы, имеющая гораздо меньшую численность, чем заходящий в японский тыл русский отряд. И эта бригада, то ли убегая от штыков русских пехотинцев, то ли пытаясь перехватить рвущуюся в глубокий тыл вражескую конницу, сошлась с русскими казаками и драгунами в жестокой сабельной рубке, в результате чего была уничтожена едва ли не до последнего человека. Отмахнувшись от назойливых японцев, кавалеристы Мищенко, более не встречая сопротивления противника, продолжили продвижение в общем направлении на Ляолян. А там – штаб маршала Ояма и прочие жирные вкусности, которые обычно бывают в ближних вражеских тылах.

В то же время на левом, гористом фланге русских войск происходили, быть может, не столь эпичные, но не менее важные события. Выдвинутые за фланг японского построения, а потому считавшиеся резервными, отряды полковника Мадритова и генерала Алексеева [28]пришли в движение и, сбивая японские заслоны, двинулись в направлении населенного пункта Бенсику (ныне Бэньси), чтобы оседлать дорогу, по которой японская армия могла бы отступить в Корею. Туда же, сбивая со своих позиций части второй японской дивизии, продвигался третий сибирский корпус. Гористая местность, диктующая направления возможных ударов, не давала генералу Линевичу разгуляться так же широко, как и генералу Гриппенбергу на равнине, но тем не менее свою задачу он выполнял исправно.