Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

Прослезившись, Гриппенберг ответил:

– Армия устала от бесконечного отступления и необъяснимых поражений. Мы из раза в раз тыкаемся пальцами в стену, когда при общем превосходстве наших войск атаки проводятся небольшими силами, из-за чего атакующие неизбежно оказываются перед лицом многократно превосходящего врага и несут большие потери. Если ударим на врага сразу всей силушкой, то супостату не устоять…

– Присоединяюсь к Оскару Казимировичу, – согласился со своим коллегой Линевич, – при двукратном превосходстве нашей армии сбить японца с позиций – задача несложная…

– Задача, Николай Петрович, совсем не в том, чтобы сбить японцев с позиций, – сказал я. – При двойном перевесе в силах, – тут вы правы, – с этим справится любой генерал, хоть чуть-чуть понимающий в тактике и стратегии. От нас же требуется нечто иное. Мы должны не просто оттеснить противника к Ляоляну или еще дальше на юг, а нанести ему удар фланговыми армиями, окружить основные силы маршала Оямы, и, не дав им спастись, разгромить их и уничтожить. Тогда, господа, мы выиграем не только это сражение, но и всю войну, ибо ТАКИЕ потери возместить японскому командованию будет невозможно.

– Вы, господин Серегин, это серьезно? – пристально прямо мне в глаза посмотрел Линевич, – ведь такие воззрения на тактику отдают авантюрой…

– Он это вполне серьезно, – вместо меня подтвердил Михаил, – вы можете быть уверены в том, что когда он излагает вам свой план, то в нем все взвешено, подсчитано и учтена каждая мелочь. Тем более что Алексей Николаевич заранее расставил войска так, будто планировал проведение именно такой операции. Так что в данный момент у нас есть шанс в одно сражение выиграть эту безобразную войну и поставить перед фактом и японского микадо, и его европейских покровителей.

Немного помолчав, Михаил добавил:

– Наступление должно состояться сегодня в полночь. Если мы промедлим хотя бы один день, то маршал Ояма от своих шпионов узнает о том, что Куропаткин отстранен, и тут же прикажет своим войскам отступать, потому что уже понял, что после разгрома третьей армии его война проиграна. Любой из вас, будучи назначенным на пост главнокомандующего, без особых хлопот вдребезги расколотит всю оставшуюся японскую армию, и он это знает. Вы бы расколотили его еще до того, как на юг ушла четвертая армия генерала Нодзу – тем более расколотите и сейчас. При этом, если японский командующий узнает, что здесь, в Мукдене, объявился господин Серегин, который слывет у них ужасным потусторонним демоном, то это отступление начнется немедленно. Теперь обо всем подробнее вам расскажет уже господин Серегин.

В упор глядя на господ генералов, я сказал:

– Войска необходимо поднять в штыковую атаку без артиллерийской подготовки и криков «ура». Ваша скорострельная трехдюймовая артиллерия снабжена только шрапнельными снарядами, почти бесполезными, когда враг глубоко зарылся в землю. В таком случае артиллерийский обстрел может только предупредить японцев о наших намерениях. Обстрелять японские позиции с как можно большим шумом и фейерверком, желательно только на центральном участке фронта, который в атаку не пойдет. В то время как вторая и третья армия, должны молчаливыми штыковыми ударами сбивать фланговое охранение японских войск, превращая дугу в мешок, в центре все должно быть шумно, ярко, но вполне безвредно. Лобовые атаки третьей армии до получения соответствующего приказа прямо воспрещаются. А вот тогда, когда войска второй и третьей армий замкнут окружение южнее станции Яньтай, будет возможно все.

Генерал Гриппенберг вытащил из внутреннего кармана мундира большие луковицеобразные часы и щелкнул крышкой.

– Пять минут девятого, – возгласил он, – даже если мы немедленно отправимся к своим войскам, то до полуночи никак не успеем отдать соответствующих приказов. Увы, но это так. Даже при всей той радости, которую войска испытают, получив соответствующий наступательный приказ, к назначенному вами, Ваше Императорское Высочество, сроку нам никак не успеть.

– Это сюда вы ехали из своих штабов «как обычно», – сказал Великий князь Михаил, – а обратно пойдете, как это принято у Сергея Сергеевича в Тридесятом царстве: одна нога здесь, а другая уже там. Так что времени у вас для подготовки атаки будет предостаточно.

– Тем более что у врага на флангах только слабые заслоны, – добавил я. – Я же, как бог русской оборонительной войны, наложу на русских солдат и офицеров свое благословение – оно удвоит их силы и увеличит стойкость к ранам. А японцы как враги наоборот, получат на свои головы заклинание из арсенала Бича Божьего, которое сделает их невнимательными, сонными и до крайности ленивыми. И к тому же… Агния!

Дверь в приемную открылась – и на пороге появилась амазонка Агния, первая моя Верная из мира Подвалов. В руке у нее было три моих портрета-миниатюры и три портрета Михаила, спешно изготовленные по слепку его ауры после того как он показал возможность осуществлять Призыв и тем самым вошел в клан Патронов.

– Эти портреты – не просто картинки, – сказал я, – а нечто вроде полевого телефона, не нуждающегося в проводах, коммутаторах и прочей лабуде. Проведя по портрету пальцем, вы выйдете на связь с обозначенным лицом, чтобы доложить обстановку или запросить следующую задачу. Соответственно, мы с Михаилом Александровичем тоже сможем выйти с вами на связь, чтобы запросить отчета или изменить направление удара. А теперь за дело, господа; как правильно сказал Оскар Казимирович, времени так мало, что его почти нет. При этом смею заметить, что эффект внезапности стоит очень дорогого.

На этот раз возражений у господ генералов не осталось; даже барон Каульбарс вяло, как загипнотизированный, отправился по предназначенному для него каналу в штаб третьей армии. Покончив с планированием ночного наступления, я открыл канал в Тридесятое царство и переправил туда всю местную штабную публику во главе с самим Куропаткиным. Пусть пока мы воюем, герр Шмидт и Дима-Колдун (который здесь тоже уже не нужен) рассортируют этих людей на агнцев и козлищ и, самое главное, попробуют вычислить кукловода, все это время успешно рулившего русским главнокомандующим. Я уже чувствую, что после разгрома и замирения Японии главным моим занятием станет чистка петербургских авгиевых конюшен. Бросить Михаила один на один с этим застарелым клоповником просто немыслимо. И возможно, что, стабилизируя эту линию и приводя в чувство местный бомонд, придется чистить не только петербургские, но и лондонские, берлинские и прочие клоаки. Но это будет потом, а сначала необходимо разгромить Японию.

17 (4) декабря 1904 год Р.Х., день тринадцатый, раннее утро. 60 км южнее Мукдена, Маньчжурский фронт.