Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

При этом потенциальные «водители» имелись поблизости в достаточном количестве: протяни руку и бери. Все эти генералы из «старичков» поручиками и штабс-капитанами участвовали еще в русско-турецкой войне за освобождение Болгарии. На ум мне приходят фамилии: Линевич, Гриппенберг, Штакльберг, Церпицкий… Да, с разгромом японской армии при нынешнем соотношении сил и диспозиции справился бы, наверное, даже толковый комдив старой закалки, вроде генерала Гернгросса. И тут же возникает законный вопрос: как получилось, что тот человек, зыркающий сейчас на меня из угла обиженным взглядом и совершенно негодный к работе командующим, вдруг оказался на этом ответственном месте? Ах, он сам так захотел, да еще и с сохранением за собой поста военного министра? Прежний пост сохранить не удалось – на такой авангардизм Николай не пошел, сменив Куропаткина на военном министерстве его прежним замом генералом Сахаровым. Но вот ведь как получилось – как раз младший брат нынешнего военного министра служит сейчас в Маньчжурской армии начальником штаба…

И тут у меня в голове сработали сигналы тревоги: «Пам… Пам… Пам…» Я, конечно, не сверхподозрительный герр Шмидт, но и мне кажется, что от этой комбинации начинает попахивать серой. Фишки на русской стороне перед этой войной были расставлены таким образом, что почти на всех ключевых должностях оказались пустоголовые паркетные карьеристы. Стессель – в Порт-Артуре, Куропаткин – в Маньчжурии, адмирал Рожественский – на второй Тихоокеанской эскадре; а вот те командующие, которые в эту схему не укладывались, либо быстренько погибали, либо с позором снимались с должности и отсылались подальше от фронта. Тут надо будет проверить, не причастен ли ко всем этим пертурбациям местный аналог нашего «Рыжего Толика» (Чубайса) – то есть господин Витте, и не стоит ли за этим господином фигура повесомее… вроде того рогатого старичка, с которым мы чуть было не пересеклись в мире Славян при создании Великой Артании. Нечистый, конечно, старается скромно потеряться, когда чует поблизости готовый к бою меч Бога Войны, но в Мироздании есть такие места, где пересекаются даже параллельные прямые.

А вот на японской стороне все выглядит по-другому. Сейчас там всего две армии, но японский маршал Ояма, а также генералы Оку и Куроки выглядят людьми, находящимися на своем месте. Основная японская группировка не вытянута в нитку напротив русских позиций, а находится в центре – как раз там, в районе станции Яньтай, где фронт пересекают ниточки железный и шоссейных дорог. И сделано это не для того, чтобы дружным натиском навалиться на центр русского построения, а затем, чтобы в критический момент отступить, соблюдая как можно больший порядок, ведя только арьергардные бои. Очевидно, адмирал Того поделился информацией с маршалом Ояма, и тот понял, что игра пошла по другим правилам, и едва я сменю Куропаткина на более дееспособную фигуру или возглавлю удар сам, как японскую армию в Маньчжурии настигнет полный и окончательный разгром.

Но только куда он собрался отступать? На Инкоу – тактический тупик, тем более что после того как отряд фон Эссена получит возможность выйти из базы, ни снабжать, ни даже эвакуировать японскую армию из этого порта будет нельзя. Дорога же на Дагушань в несколько раз длиннее: все запасы японской армии придется везти с собой гужевым или человеческим транспортом (так называемыми военными кули), а в конце – даже не оборудованный порт, а просто устье реки, которое можно блокировать с той же легкостью, как и Инкоу. Есть и третий путь – маршал Ояма может отступать той же дорогой, которой сюда пришла армия Куроки. Он еще более длинный, чем путь на Дагушань, да только ведет он прямиком в Корею, которую японцам хотелось бы сделать предметом торга во время мирных переговоров. Если Ояме удастся отступить туда более-менее в порядке, то у русского командования возникнет соблазн оставить японцам этот утешительный приз, махнув на него рукой. Мол, в общем и целом «маленькая и победоносная» война выиграна, а Корею так уж и быть, японцы пусть забирают себе.

Предотвратить такое развитие событий возможно, если мы расколошматим основную группировку Оямы уже сейчас, не дав тому понять, что Куропаткин лишился своего поста и пора давать приказ на отступление. То, что войска уже стоят в правильной конфигурации, только добавляет нам шансов на успех. Заготовленные Куропаткиным клещи лязгнут с несвойственной для него решительностью, враг будет разгромлен, окружен и прекратит свое существование.

– Твое императорское высочество, – обратился я к Михаилу по безмолвной связи, соединяющей Патрона и Верного, – кажется, я знаю, что надо сделать, чтобы эта дурацкая война в общем и целом закончилась еще до Рождества… Когда прибудут генералы, я постараюсь притушить огонь своего Призыва, зато ты напрягись и покажи себя во всей красе. Не знаю, как насчет Каульбарса (мне кажется, что он ни рыба и ни мясо), но Гриппенберг и Линевич должны отреагировать на тебя как два старых бойцовых кота на бутыль валерьянки. А я, так уж и быть, скромно постою рядом, но только давай сначала изложу тебе план операции…

– Хорошо, Сергей Сергеевич, – сухо усмехнулся Михаил, – славой мы с тобой еще сочтемся, и угольками тоже. А сейчас я тебя слушаю.

Итак, к тому моменту как начали прибывать генералы, у нас уже в общих чертах был готов план второго сражения на реке Шахэ. Главное – дисциплина исполнителей и четко выверенные действия, поэтому решили, что, отстранив Куропаткина, Михаил временно возложит обязанности командующего русской армией в Манчжурии на себя самого. После позитивной реморализации, духа на это у него вполне хватало. А не то, если замешкаться с передачей командования и разъяснением деталей этого плана Линевичу или Гриппенбергу, маршал Ояма и в самом деле почует неладное, спохватится и начнет отступать в Корею, чего нам совсем не надо.

Первым, как ни странно (ближе всего было ехать Каульбарсу), в штаб прибыл командующий второй армией Оскар Казимирович Гриппенберг. Седая борода раздвоена, грудь в орденах, шестьдесят шесть лет возраста – а вбежал в кабинет как молодой. Вбежал и остановился – в недоумении, кому докладывать. Вот на своем месте за столом сидит главнокомандующий генерал Куропаткин, внешне похожий на загримированного порноактера в генеральском мундире, а вот, напротив него, через стол, лыбится во все свои тридцать два зуба генерал-лейтенант Михаил Романов, младший брат царя, который еще недавно звенел по Невскому шпорами в мундире поручика синих кирасир. И вот он же – здесь, уже в генерал-лейтенантском мундире, с хозяйским видом расположился напротив стола главнокомандующего. И ведь дело не только в мундире; морда наглая до невозможности, какая в присутствии двух генералов никогда не бывает ни у одного поручика, даже самых голубых кровей. А то эти старики расскажут Папа или брату Ники – и будут у шалопая неприятности по семейной линии. Вот и сейчас внутреннее самоощущение у сидящего перед Гриппенбергом молодого человека с лицом Михаила Романова как раз соответствует генерал-лейтенантскому мундиру. Очень важная персона. И Куропаткин тоже правильно понял сомнения генерала Гриппенберга.