Валерий Красников - Кроманьонец [litres]

Я готовился сделать это. Морально и практически. Собрал стебли дикого мака. Думал, что смогу усыпить Таша, во всяком случае, рассчитывал на это. Поговорил с соплеменниками, объяснил, что произошло и чем это угрожает Таша. Мы не успели. Внезапно у неё поднялась температура, она стала бредить и через два дня умерла.

Мне её очень не хватает. Не могу понять, отчего становится так тоскливо, когда вспоминаю о ней.

Я не испытывал к Лило какой-то бесплотной любви, о которой в будущем писали, когда вели речь о рыцарских обетах – «в честь почтеннейшей донны», и не страдал от той, что называли страстью, чувственностью.

Моё прошлое-будущее держало чувства в узде, сковывало цепями глупых предрассудков сердце. «А разве любовь – слабость? – спрашивал я себя. – Разве стоит мне её стыдиться? Разве нельзя предположить, что и в моём прошлом случалось пятидесятилетнему мужчине влюбиться в девчонку? На самом деле глубоко и страстно полюбить девчонку, которая годится ему в дочери?»

Я твердил себе, что юн телом, как и Лило, но мой старческий ум обрушивал все мои желания в кювет, где до сих пор лежали разбитым автомобилем все мои комплексы, приобретённые в прошлом-будущем.

Что чувствовало моё сердце, когда я смотрел на неё, плескающуюся у берега, или когда она льнула ко мне на лесной поляне? Наверное, просто нежность…

Конечно, я врал сам себе. Наверняка мне хотелось выглядеть в её глазах рыцарем без страха и упрёка, её бескорыстным защитником – так напыщенно, хотя и не прямо, а какими-то задворками сознания думал я тогда о себе и о ней.

Однажды в жаркий летний день около года назад я купался в реке, туда же пришла и Тиби. Немного поплескавшись на мелководье, она вышла на бережок, заросший травой, прилегла и стала наблюдать за мной. Опоясываться юбкой она, похоже, не собиралась.

Тем летом мне шёл пятнадцатый год, и бушующие гормоны уже не раз напоминали, что тело Лоло взрослеет. Конечно, в той ситуации можно было поступить как-то иначе, но я поспешил выйти на берег, пока влечение к противоположному полу не пробудило во мне желание.

Пряча глаза, я быстро пошёл к брошенной неподалеку одежде. А так вышло, что девушка устроилась как раз перед моими лежащими на траве юбкой из тонкой кроличьей кожи и мокасинами. Она поймала мою руку, и я был вынужден остановиться перед ней. Её лицо раскраснелось. Отпустив меня, она опёрлась на руки и раздвинула ноги. Я невольно взглянул на открывшиеся для моего взора гениталии, покрытые курчавыми волосками, раскрывшийся бутон половых губ и уже не мог отвести взгляд. Заметил, что, обычно розовые у других женщин, её лепестки страсти были с тёмными пятнышками. От этого зрелища у меня заиграла кровь, и то, чего я так хотел избежать, случилось.

Ротик её был приоткрыт, кончик языка высовывался между блестящими белыми зубками, прищуренные глаза, казалось, искали какого-то знака. В это время мой «знак» как раз устремился к небесам, и её губы изогнулись в лукавой улыбке, язык облизал их, а голубые глаза, расширившись, наполнились торжествующим светом. А когда Тиби заговорила, голос её зазвучал необычно, словно доносившееся издалека эхо:

– Лоло, постой. Поговори со мной.

В ушах послышался звон, на глаза навернулись слёзы. Я напоминал себе, что женщин там, в будущем, любил не раз и что я душой – старый дед, а не юнец. Но почему-то всё это не помогло мне справиться с вдруг появившейся нервической, нетерпеливой дрожью.

– Тиби… – Я хотел сказать, что совсем не прочь заняться с ней любовью, но голос мой сорвался.

Я уставился вниз, на собственный член, зажатый в её руке. И мне показалось, что вынести тот восторг, что ощутило моё тело, я больше не смогу, но в следующий момент на меня обрушилось и вовсе небывалое наслаждение.

«Как же хорошо снова быть молодым!»

Мне не было стыдно, я жалел только о том, что всё так быстро кончилось. Прилёг рядом и растянулся на спине. Тиби подняла длинную стройную ногу и села поверх меня. Я опять ощутил касание её прохладной руки и почувствовал желание. Когда я оказался внутри её, окружённый, согретый и увлажнённый ею, а потом ещё и мягко массируемый, едва Тиби начала двигать своё тело вверх и вниз в медленном ритме, небывалое наслаждение снова стало расползаться по всему телу…

Совсем по-другому у нас случилось с Лило, то есть не случилось.

Пару месяцев назад, когда мы, как обычно, бродили по лесной опушке неподалёку от посёлка, Лило, согрев меня своими объятиями, просто сняла юбку и стала передо мной на четвереньки. Опустила голову и ждала, что я сделаю то, что обычно, не стесняясь детей, делали мужчины с женщинами племени. Я не смог. Не захотел. Во мне не разгорелась страсть. Вместо желания я испытывал какое-то отвращение. Не к ней, конечно, к себе, той части меня, что оправдывала, подталкивала принять всё происходящее как неизбежность, как данность.

И даже её слёзы, громкий плач, а потом визгливая истерика не изменили моего решения. Обиженная, она избегала меня несколько дней, но вскоре наши отношения вернулись в прежнее русло…

А сегодня, когда мне понадобились кусочки обсидиана для изготовления стрел, запас которых я регулярно пополнял, я отправился к племенному складу, где хранились посуда и прочее полезное, что не использовалось в данный момент соплеменниками. Плетёная заслонка почему-то лежала на земле у входа, а из полуземлянки доносились сипение и слабое постанывание.

Мне это показалось странным. Никаких догадок не было, просто недоумение: «Что там происходит?»

Я подкрался к входу и заглянул внутрь. В сумраке, расчерченном полосками солнечного света, проникающими через плетёные стенки надстройки над вырытой в земле ямой, увидел белый двигающийся зад Тошо, пыхтящего над хрупкой фигуркой Лило.

Оставшись не замеченным ими, я вернулся в своё логово. Покормил заматеревшую волчицу, поиграл с её щенками и, прихватив лук со стрелами, пошёл в раскинувшуюся на высоких холмах у нового посёлка Рыб дубраву.

Хотя с Тиби мы и были близки бесчисленное количество раз, она не стала для меня больше чем партнёром только в одном деле. После смерти Таша в моей жизни оставался единственный родной и любимый человек – Лило.

Я понимал, что можно, а может, и нужно отнестись к тому, что увидел, с равнодушием. Ведь соплеменникам была чужда любовь только к одному мужчине или женщине. Конечно, они выбирали себе пару, руководствуясь сиюминутным чувством, симпатией, но я ни разу не был свидетелем ссор между соплеменниками из-за ревности…

Изогнутое чашей звёздное небо переливалось, мерцало, и сквозь слёзы мне казалось, что оно течёт, как река.

В прошлой жизни, помнится, мне было лет девять, когда я сказал себе: «Мужчины не плачут», – и с тех пор так и было…