Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

Увы, ничего подобного Лена не делает и делать не собирается.

С изумлением чувствую, как она начинает осторожно гладить меня по стриженой голове, а затем тянет потихонечку вверх, заставляя подняться на ноги.

«Ёлки! Неужели… простила?!»

Встаю. Стыдливо прячу глаза.

— Прости. Прости… Прости.

«Чёрт, чёрт… чёрт! Ведь это мои слова! Это я должен их говорить! Не она…»

— Прости меня, Андрюша. Прости. Это я. Я во всем виновата, — произносит Лена сквозь слёзы, прижимая меня к себе, растерянно всхлипывая, повторяя раз за разом одно и то же. — Прости, прости… прости.

Нет, я всё-таки идиот и в женщинах абсолютно не разбираюсь. Полное ощущение, что я упустил что-то важное. То, что не укладывается в привычные рамки. Словно и не было никакого насилия с моей стороны. Хм, а что же это было тогда? Просто выплеск гормонов? Ещё один элемент её «хитрого» плана? Кусочек странной мозаики? Деталь непонятного пазла?..

Через пару минут девушка наконец успокаивается, и мы просто стоим, замерев и обнявшись. А спустя ещё две минуты…

— Андрюш, скажи. А ты… ты… любишь меня? Ну, хоть немножко?

Голос у Лены дрожит. Кажется, она готова на всё, лишь бы услышать в ответ тихое и короткое «да». Хотя…

«А может, она снова играет? Просто играет со мной? Как кошка с мышкой… Да нет, не может такого быть. Это просто в голове не укладывается…»

Не раз слышал от умных людей и читал в не менее умных книжках, что говорить правду легко и приятно. Но что делать, если не знаешь наверняка, какая она, эта правда?

Медленно отстраняюсь от девушки и… пытаюсь-таки разломать шаблон. Уйти от её «колдовства», отринуть обволакивающие подсознание чары.

— Нет, Лена. Я тебя… не люблю.

Голос мой, хоть и хрипит, но звучит достаточно твёрдо. Впрочем, не знаю. Возможно, мне это только кажется… Да, действительно кажется. Вижу, что Лена не верит моим словам ни на грош. Уверена, что я её просто обманываю. Поэтому делает вторую попытку:

— Но… тебе ведь со мной хорошо? Да?

Что ж, она своего добивается. Не мытьём, так катанием. Вечно я ей врать не могу.

— Да, Лена. Мне с тобой хорошо, — выдавливаю я из себя. — Ты даже представить не можешь, как мне с тобой хорошо.

Моим ответом Лена, похоже, удовлетворена. Ей этого как будто достаточно. Однако торжества в глазах не заметно. Только какая-то… усталость что ли. А ещё напряжение. Словно она тоже, почти как и я пятью минутами ранее, может сейчас «взорваться», но пока сдерживает себя. С трудом, но сдерживает. Видимо, не желает доводить ситуацию до абсурда, чувствует нелепость момента. Понимает, что мы ведём себя как придурки или… как два опытных человека, много чего повидавших в жизни, но так и не сумевших до конца разобраться в своих нынешних отношениях.

— Холодно здесь, — девушка говорит невпопад, ёжась и кутаясь в своё измятое пальтецо.

— Сквозит, — соглашаюсь я с ней. — Ночь, наверное, будет холодная.

— Холодная, — грустно подтверждает она и протягивает мне руку. — Пойдём в подъезд?

— Пойдём.

Пошатываясь будто пьяные (или смертельно уставшие), мы медленно бредём к выходу с кровли. Пальцы у Лены прямо-таки ледяные — видимо, и вправду замёрзла.

Спускаемся вниз, останавливаемся на площадке возле квартир.

— Я вот в этой живу, — указывает девушка на крайнюю дверь.

Киваю. Молчу. Лена тоже молчит, но потом неожиданно вскидывается:

— Чёрт! Ты же моего телефона не знаешь.

Пожимаю плечами. Я его и, правда, не знаю.

— Эх, жалко, записать не на чем. Хотя… — Лена задумывается. — Знаешь, он у меня очень простой, запоминается очень легко…

Действительно, номер у неё очень простой. Комбинация из трёх цифр повторяется дважды. И единичка в серёдке. Повторяю его по просьбе Лены четыре раза. Она довольна, но домой к себе не зовёт. Только интересуется с робостью:

— Ты ведь мне позвони́шь? Да?

Вздыхаю. Смотрю на неё и…

— Не знаю, Жанн… эээ… Лен. Сейчас трудно сказать. Дел много, так что…

Взгляд у девушки ошарашенный. Глаза, словно блюдца. Глядит на меня, будто видит впервые.

«Блин! Да что же это за хрень за такая?! Как я мог ТАК опростоволоситься?!»

— У тебя. Есть. Другая, — слетающие с её губ слова падают, словно камни. — И ты. Её. Любишь.

Всё. Теперь точно… всё.

— Да, — сообщаю я «мёртвым» голосом. — У меня есть другая. И я её очень люблю.

Лена не отвечает. Через десяток секунд её молчание становится просто невыносимым. Я вновь открываю рот, чтобы попробовать хоть как-нибудь объясниться, но… не успеваю.

— Гад!

Моя голова мотается из стороны в сторону. Лена хлещет меня по щекам. С остервенением. Даже не пытаясь сдерживаться. Истерично выкрикивая при каждом ударе:

— Гад! Сволочь! Подлец! Скотина!

Хочу прекратить этот яростный мордобой, бросаюсь вперёд, пробую обхватить девушку, прижать к себе…

— Не трогай меня!

От сильного толчка в грудь отлетаю к перилам. Цепляюсь за них, чтобы кубарем не скатиться по лестнице.

Лена отскакивает назад. Разворачивается, прижимается лбом к стене и изо всех сил лупит-стучит кулачком по шершавой поверхности.

— Дура! Дура! Дура! Господи! Какая же я дура! — раз за разом повторяет она сквозь сдавленные рыдания…

Не помню, как я оказался на улице. Как слетел по лестничным маршам с девятого этажа, как вывалился из подъезда. Как ломился через кусты, не разбирая дороги. Шёл, не зная куда. Не видел, что творится вокруг. Перед глазами была только Лена. Красивая до одурения. Яростно бросающая мне в лицо «Сволочь! Подлец! Скотина!»

Сегодня я потерял её навсегда. Эта нехитрая мысль заставляла меня выть от собственного бессилия и невозможности что-либо исправить. И я выл, распугивая окрестных котов и никого и ничего не стесняясь.

Какая-то псина пристроилась сбоку ко мне и долго, очень долго бежала рядом, поскуливая в унисон. А потом я охрип, и она отстала.

Мимо пролетали машины. Под одну я даже чуть не попал. Высунувшийся из окошка водитель витиевато обматерил меня, но наружу не вылез. Глянув на мою рожу, он вдруг изменился в лице, поднял боковое стекло и дал по газам.

Проводил его взглядом, побрёл дальше.

Миновал какой-то лесок или парк. Едва не упал в пруд. Затем неожиданно для себя очутился посреди скопища разнокалиберных гаражей. Хотя, возможно, это были просто сараи. Около одной из этих железных коробок культурно отдыхали несколько мужиков. На капоте старенького «Москвича» лежала газета, на ней стаканы, закуска, пара уже початых бутылок.

Остановился прямо перед почтенным собранием. Меня хлопнули по плечу, что-то спросили. Я что-то ответил, принял в руки гранёный стакан, наполненный доверху. Залпом опрокинул его в себя, благодарно кивнул, от предложения закусить отказался. Вкуса выпитого я не почувствовал, но, кажется, это была водка. Тёплая.